Читающая кружево - Брюнония Барри

Подхожу кокну и поднимаю раму. Но она слишком тяжелая, а противовес давно сломан и болтается. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно подпереть фрамугу, и нахожу старую линейку. Пытаюсь открыть второе окно. Рама на мгновение застывает в воздухе, а потом обрушивается, едва не придавив мне пальцы. Оба стекла симметрично раскалываются пополам, и грохот окончательно меня будит.

Я осторожно перехожу от окна к окну, открывая их все. Горячий ветер наполняет комнату, принося с собой уличный шум.

Занавески вздуваются и хлопают точно старый парус. Кружевной полог наполняется ветром, и его шелест привлекает мое внимание. Порыв соленого воздуха — и по комнате плывут корабли. Проделав путешествие во времени, я вернулась в старый Салем, эпохи торговли с Китаем. Огромные парусные суда медленно движутся, входя в гавань. Торговцы на улицах продают специи местным хозяйкам, которые буквально дерутся за щепотку перца и готовы выложить за нее целое состояние, — они отнесут перец домой, запрут в резную шкатулку и будут приправлять им блюда по великим праздникам.

Я добираюсь до кровати, хватаю низко висящий полог за край и стягиваю, а потом засовываю под кровать. Голова кружится. Я ложусь на бок и упираюсь рукой в изголовье, чтобы комната перестала вращаться. Жду прихода сна.

Когда я просыпаюсь вновь, уже полдень. Живот болит.

Воображаю, как Ева спрашивает: «Когда ты в последний раз ела?» Возможно, она права. Эта боль — от голода.

Я встаю. Надо сойти вниз, съесть подгорелый тост и выпить чаю. Испытанное лекарство от любого недуга.

И тогда я слышу голос. Поначалу мне кажется, что это вновь голос Евы, но потом узнаю гнусавый выговор дамы-риелтора.

Она предупреждала, что собирается показать дом клиентам, но я, разумеется, забыла. Риелтор не сказала, что мне лучше уйти из дома, пока она будет его показывать. Она решила, что я в курсе этих тонкостей.

Они поднимаются по ступенькам. Я слышу, как риелтор объясняет чете покупателей, что балки укреплены в стене на кронштейнах, так что лестница как будто висит в воздухе безо всякой поддержки. Она не знает, что я дома, и поэтому заметно привирает. Риелтор останавливается у окна на площадке, чтобы показать раскинувшийся внизу сад и прибавить кое-какие новинки в коллекцию Евы — не только розу, названную в тетину честь, но и еще два-три цветка, о которых я никогда прежде не слышала и которые она, видимо, выдумала, не сходя с места. Еще риелтор что-то говорит про стеклянные двери на третьем этаже — мол, это нечто совершенно фантастическое. Несомненно, это могло бы привлечь покупателей, если бы не было таким откровенным преувеличением. Но я понимаю, что они не заинтересованы в покупке, поэтому ее усилия — бесполезная трата времени.

«Я умерла за тебя».

Я замираю. Это голос Евы. Такой громкий, что я не сомневаюсь: гости тоже услышали. Они поднимаются по лестнице.

Нужно выбираться отсюда, немедленно.

Прежде чем я успеваю скрыться, риелтор и клиенты достигают площадки. Я тороплюсь к задней двери. У меня кружится голова, и я придерживаюсь за стены, как будто в комнате внезапно потемнело — хотя видно каждую мелочь. По моему лицу катится пот. Риелтор боковым зрением замечает движение и поднимает глаза. Она видит меня и немедленно обращает внимание клиентов на резьбу по дереву работы Сэмюэла Макинтайра, давая мне время пройти черным ходом и спуститься по лестнице для прислуги.

Я жду риелтора в саду в крайнем напряжении. До меня доносятся обрывки разговора — она беседует с клиентами у калитки. Я внимательно прислушиваюсь, пытаясь уцепиться за реальность — за их голоса, настоящие голоса. Они откуда-то со Среднего Запада. Может быть, из Чикаго. Женщина, по ее словам, уже была один раз в Салеме, на экскурсии. Она говорит риелтору, что запомнила местную архитектуру и в первую очередь подумала о Салеме, когда узнала, что мужу предстоит перевод в окрестности Бостона.

Судя по всему, мужа не вдохновляет ни дом, ни Салем.

— Что, у вас здесь до сих пор сжигают ведьм? — пытается он шутить.

— Не сжигают, а вешают. — Риелтор улыбается, а потом снова переводит разговор на дом. — Цены на недвижимость у нас куда ниже, чем на Бикон-Хилл, — говорит она, пытаясь увлечь клиента. — Или в Бэк-Бэй. За такой дом в Бэк-Бэй вы выложите от трех до четырех миллионов…

Мужчина интересуется, как добираться отсюда до Бостона. Он говорит, что у него ушло на дорогу сорок пять минут. В голосе легкое раздражение оттого, что вообще пришлось беспокоиться.

— Нужно было ехать по мосту, а не через туннель, — поясняет риелтор.

Он не верит. Я это понимаю, риелтор тоже. Она говорит ему о местном поезде и уверяет, что до станции можно дойти пешком всего за двадцать минут. Большинство салемцев ездят именно так, но, по-моему, этот тип не из тех, кто сядет на поезд. Он предпочитает персональный транспорт.

Бездумная трата времени. Проводив клиентов, риелтор говорит мне, мол, так и знала.

— Он хотел уничтожить сад, — говорит она, — чтобы расширить место для парковки. Представляете?

Она добавляет, что в четыре часа придет еще один клиент и что будет лучше, если я уйду.

— Присутствие владельца пугает потенциальных покупателей, — объясняет риелтор. — Если они знают, что вы в доме.

Я возвращаюсь в дом. Кипячу воду. Мой ленч — черный чай и подгоревший тост. Я заставляю себя глотать. К часу мне становится немного лучше.

Я совершенно забыла, что Энн договорилась встретиться со мной во время ленча, чтобы помочь оборвать завядшие цветы. Она приходит, когда на прогулочной яхте сигналят полдень.

— Ты здорова? — спрашивает Энн. — Что-то ты бледная.

— Похмелье. — Сказав это, я чувствую себя глупо, но мои слова звучат убедительно.

— Знаю, проходила, — отзывается она.

У Энн не много времени, поэтому мы сразу беремся за дело. Вдвоем работа спорится. Мы движемся вниз по грядке, обрывая огромные цветочные головки. Ритмичная, гипнотизирующая работа — дергаешь, подбираешь, передаешь туда-обратно корзину. Солнечное тепло успокаивает ноющие мышцы.

— Спасибо, — благодарю я.

В конце длинной грядки пионов, в кустах, замечаю что-то белое. Машинально наклоняюсь и подбираю «Салем ньюс» — туда ее зашвырнул мальчишка-газетчик. Я привыкла видеть во всех газетах лицо Евы, поэтому на мгновение мне становится легче, когда вместо него обнаруживаю другое, юное. А потом, уже без особого облегчения, читаю имя — Анжела Рики. Жесткие волосы, зачесанные назад в классическом пуританском стиле. Пропавшая Анжела сменила Еву на первых полосах газет.

Я немедленно ее узнаю.

— Она была здесь, — говорю я.

— Что?

— Я ее видела. В первый же день после приезда. Она подошла к двери. Но когда я открыла, девушка убежала.

— Где телефон? — спрашивает Энн. — Надо позвонить Рафферти.

Он приезжает через десять минут.

Я рассказываю ему всю историю. О том, как подумала, что Анжела вернулась, а на самом деле это пришли Бизер и Рафферти.

— Ты уверена, что видела именно ее? — Детектив достает еще одну фотографию, более четкую, чем в газете.

— Все совпадает, кроме родимого пятна.

— Какого пятна?

— На щеке у нее было ярко-красное родимое пятно. — Я провожу ладонью по лицу от виска до подбородка.

Рафферти и Энн обмениваются взглядами.

— Что?

— Девушка, которую ты видела, была беременна? — уточняет Рафферти.

— Да.

— Значит, это Анжела, — кивает Энн. — Она искала Еву.

Рафферти задумывается.

— Может быть, она не знала об исчезновении Евы? — продолжает Энн.

— Может быть что угодно, — отвечает Рафферти. Он сдержан и официален, лицо у него каменное.

— Например, она хотела отдать Еве ключ. Или попросить помощи… — гадает Энн.

— Ну ладно, — вздыхает Рафферти. — Спасибо. — Он поворачивается, чтобы уйти.

Это меня пугает.

— Подожди, — прошу я, ставлю корзину наземь и провожаю его до калитки. — Как твоя голова?

— Нормально. А твоя? — Он говорит отрывисто и насмешливо. — Мне пора, — заявляет Рафферти и уходит.

Я возвращаюсь в сад, к Энн. Она замечает выражение моего лица.

— Голубки поссорились?

— Что? Нет… не знаю.

— Назовите меня старомодной, но всякий мужчина непременно рассердится, если его подруга проведет ночь со своим бывшим бойфрендом. Даже если алкоголь сыграл в этом не последнюю роль.

Я смотрю на нее.

— Салем — маленький город, — поясняет Энн. — Новости расходятся быстро.

— Люди врут. Джек был здесь, но я с ним не спала.

— Это не мое дело. — Она продолжает обрывать цветочные головки.

Я закрываю глаза, но мир кружится и кренится. Меня тошнит второй раз, прямо в корзину.

Энн укладывает меня на кушетку Евы. Я вся горю.