Сложенный веер - Сильва Плэт

— Эй, ты живой там… пернатое?

— Угу. Ты занимайся, ты мне не мешаешь.

— Нахал.

— Угу.

Несколько минут тишины. Ручка поскрипывает по бумаге, Лисс шуршит, перекладывая последний на сегодня лист.

— Сейчас вычешемся еще, и баиньки.

— Угу.

— Я подарю тебе словарь языка Конфедерации. В нем около полумиллиона слов.

— Не надо. Лучше давай я тебе что-нибудь подарю.

— Ну, даже не знаю, — Лисс лениво тянется за щеткой, приподнимает одно из лежащих перед ней серых крыльев за рулевые, смотрит на просвет. — Красиво. Не то, что неделю назад. Давай лучше ты меня покатаешь.

Хьелль отвечает не сразу, и ответ заставляет ее глаза округлиться от удивления.

— Я не люблю летать.

— Вот те раз! А крылья тебе для чего? Понимаю, ты любишь, когда тебя чешут. Надеешься, что к старости наберешь на пуховую перину.

— Ага. Чудеса медиевальной экономии, как ты изволишь выражаться.

— Запомнил, — хмыкает Лисс. — А почему?

— Почему я не люблю летать? Не знаю, мне просто не нравится. Ветер в глаза, туман в нос заползает. Он у нас, знаешь какой… кислотный. Особенно зимой. Вообще, чувствуешь себя идиотом. А вот Сиду нравится.

Лисс уже знает: Сид — лучший друг Хьелля — сейчас мерзнет на Когнате, в дипломатической академии. Ни один колледж Конфедерации не соглашался принять сразу двух даров Аккалабата. По моральным соображениям. Именно поэтому Хьелль оказался в альцедо без того, кто стоит за спиной. По-аккалабатски это называется каш.

Кашем обзаводятся в шести-семилетнем возрасте при первой линьке и стремятся сохранить его на всю жизнь. Того, кто стоит за спиной, кто заботится о твоих израненных и кровоточащих крыльях в период альцедо. Своему кашу не изменяют, со своим кашем не ссорятся. За него дерутся, как за себя, и умирают, если потребуется. Потерять своего каша можно только в случае его смерти или «по Регламенту». И то, и другое — трагедия. Неизвестно что — большая.

— Что значит «по Регламенту»?

— Лисс, потом, ладно? Я не хочу объяснять.

То, что наследный лорд Дар-Халем подпускает к своей спине другого человека — деле, женщину, аккалабатскому дару не может присниться в кошмарном сне. О чем думал Дар-Халем старший, скоропалительно отправляя сына на Анакорос, никому не известно.

Лисс откладывает уже ненужные щетки. Мальчишка переворачивается на спину и продолжает:

— Но тебя я покатаю, да. Давай после каникул. Найдем где-нибудь укромное местечко, а то влетит.

В смеющихся глазах у него отблески уходящего заката. Лисс ужасно довольна: с черными космами удалось совладать — купила пару больших заколок-крабов и уговорила в домашней обстановке убирать волосы с лица вверх.

— Жалко ты со мной не можешь поехать. На Землю. У нас большая дача на озере.

— Меня не отпустят.

— Я знаю. Я спрашивала.

Теперь уже он смотрит на нее с удивлением. Она сама поразилась, что ее вдруг дернуло позвонить Гетману и попросить, чтобы в рамках неписанного соглашения о моральной поддержке птероантропов в условиях элитной спецшколы он договорился о поездке Кура на Землю. Сидеть на Анакоросе все летние каникулы — не самое веселое времяпрепровождение, даже для спокойного и всегда знающего чем себя занять Кура. Но Гетман сказал «нет». Или Гетману сказали «нет», что одно и то же. Так что Лисс уезжает, а Кур остается. Такое решение почему-то кажется ей неправильным. Сначала просят присматривать за Куром, а потом…

Кур растрепался. Лис перекалывает «краб» и думает, что надо встать и закрыть балкон. Солнце село, и по спине бегут холодные мурашки.

* * *

— Секундочку! Секууундочкууу! Я же сказала, подожди одну минуту, черт тебя побери!

За дверью стоит Кур в совершенно смятенных чувствах. В руках у него пышный букет, из тех, которые дарят только на торжественных мероприятиях, и большая коробка в праздничной упаковке. Яркие цветы и ленты букета, блестящая оберточная бумага настолько не сочетаются с расстроенным видом Кура, что того становится жалко. Только потом Лисс соображает, что с цветами и коробкой Кур пришел к ней.

— Ой, это ты кому? То есть для кого?

Кур мнется в дверях, на лице у него выражение глубочайшего отчаяния.

— Не топчись. Заходи.

Кур заходит, укладывает приношения на стол, прямо поверх Лиссьих бумаг и учебников, и, не говоря ни слова, забивается в самый дальний угол дивана. На цветы он смотрит с ужасом и, кажется, что он много бы дал, чтобы оказаться от них как можно дальше.

— Я поставлю в воду? Или ты куда-то еще с этим собирался идти?

— Да. Нет. Делай с ними что хочешь.

Кур вдруг обхватывает голову руками, и, когда Лисс поворачивается, чтобы взять вазу и налить цветам воды, у нее за спиной раздается сдавленное рыдание.

— Ку… Хьелль, что с тобой? У тебя аллергия на розы?

Воды уже, кажется, надо принести не цветам. Лисс решительно садится на угол дивана, протягивает руку к трясущемуся плечу.

— Хьелль, все, что я знаю об Аккалабате, ограничивается крупинками информации, извлеченными из верийской части астронета и парой-тройкой страниц классификатора. Из тебя лишнего слова не вытянешь. Поэтому, если ты мне сейчас не расскажешь, почему наследник одного из древнейших дариатов впадает в истерику при виде продукции фирмы «Камелия», доставляющей цветы и сладости на всем внутреннем кольце Конфедерации, то…

— То что? — он неожиданно успокаивается, мокрые глаза смотрят испытующе.

— …То я просто не знаю, что с тобой делать.

— А что такое дуэм, ты знаешь?

— В источниках, доступных мне, это слово не упоминается.

— Разумеется, — хмыкает он. — По моральным соображениям. Ты открой коробку и ешь пирожные, они вкусные.

В течение следующих двадцати минут Лисс тихо радуется, что не открыла коробку. Ей кажется, что пирожных ей не захочется уже никогда в жизни.

Коробка и цветы присланы Хьеллю с родины владетельным лордом Дар-Акила в качестве заявления права каруна. Дар-Акиле, род которого древнее Халемов по крови и который много старше Хьелля, наскучила холостяцкая жизнь и, в соответствии с Регламентом и пожеланиями клана, пришло время выбрать себе спутника жизни — более молодого дара, который после первой же «брачной» ночи сбросит крылья и в течение недели активной семейной жизни будет постепенно трансформироваться — анатомически, физиологически, психологически — в женщину.

Такой избранник называется дойе. А сам добровольный или принудительный процесс формирования пары «карун — дойе», как и следующая за этим сексуальная трансформация, именуется дуэмом. Во многих случаях пара образуется на основе отношений тех, кто стоит за спиной: это лучший вариант, и, по мнению Хьелля, самый честный. Все происходит естественным путем, оба каша заранее знают о том, что старший из них имеет право на младшего. Привыкшим друг к другу, им все равно, в каком качестве продолжать быть вместе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});