Табу. Разбитые судьбы (СИ) - Екатерина Сокольская

скрылся за дверью

Оля подорвалась было ускользнуть из зала, прячась за стариканом. Беги. Далеко не убежишь…

— Оля!!! Через час в кафе «Светофор». Не придёшь — пеняй на себя. Тебя ничто не спасёт…

Мне нужен был этот час наедине с собой, чтобы начать здраво мыслить. Чтобы не наворотить дел, которые потом ой как аукнутся. Ну и плюс это самое кафе находится у дома Машки. Разберусь с продажной тварью, с которой делил постель, и заберу сына.

Боже. Надеюсь, что она просто кукухой поехала. Мишка МОЙ сын. Мой. Точка. Я её на пазлы разберу, если она хоть рыпнется в его сторону.

Каким же ничтожеством надо быть, чтобы манипулировать ребёнком? Какие планы она вынашивает? Хочет денег стрясти? Карьеру разрушить? Так бред это. Не виделась не слышалась, а тут вдруг материнский инстинкт проснулся? Убью суку!

Под конец рабочего дня в кафе не протолкнуться, но как раз перед моим приходом у окна освободился столик.

Забегаловка специализировалась на кофе и сладостях. А мне в горло ничего не лезло. Этот тошнотворный запах выпечки до нельзя натягивал и без того готовые взорваться нервы. Интересно, они застрахованы от порчи имущества?

Представляю заголовки «Адвокат Сокольский разгромил кафе «Светофор»». Или «Муж воткнул вилку в глаз жене в приступе ярости».

Пусть только не явится. Плевать мне на рога. Я не отдам своего сына.

Ольга плавной походкой вошла в кафе, когда я допивал вторую чашку горького кофе. Оглядела довольно скромную обстановку и поморщилась.

Сидящие в кафе мужчины раздевали глазами эффектную женщину. Когда-то и я это делал. Потом по глупости решил окольцевать. Думал, семейная жизнь изменит её. А главное — изменит меня.

Никто не меняется. Люди иногда лишь играют роль для своих интересов.

— Дима…

— Сядь, Оль… — я сжал челюсти, сдерживаясь от крика. — Что за херню ты устроила? Ты совсем берега попутала?

— Мить…

— Не смей меня так называть! — всё-таки не сдержался. Зарядил кулаком по столу. Только подошедшая было за заказом официантка резво развернулась в противоположную сторону.

— Дима, я сейчас всё объясню. Давай поговорим, как цивилизованные люди. Без скандалов, — надо отдать ей должное. Оля при любых обстоятельствах оставалась хладнокровной, как селёдка. Может из-за отсутствия чувств и эмоций. Может воспитана была так. Хрен знает.

— У тебя пять минут. Я спешу к СВОЕМУ сыну.

— Это правда, Дим. Я не хотела этого. Так получилось.

Актриса. Даже глазки в пол опустила. Сама невинность. Видит бог я хотел по-хорошему. Закопаю в лесу суку. Пусть только попробует забрать его в свою Европу.

— Чего ты не хотела, Оленька? М? Ножки свои длинные перед каким-то мудаком раздвигать? Или бросать своего сына не хотела? Ты не мать! Ты шлюха, Оленька… — меня потряхивало от наглости и наигранных слёз в глазах этой чужой женщины. — Я закрыл глаза на твой побег и заменил мать Мишке. Ты и слезинки его не стоишь. Попробуй только встать между нами и ты увидишь меня в гневе. Въезд в твою Европу закрою. Будешь вспоминать свою фуагру, обливаясь горькими слезами и поедая Ролтон.

Я наклонился над столом, приблизившись к ней для пущей убедительности. Надеюсь, мой бешеный взгляд и потрёпанный за последние дни вид произвели на неё нужный эффект: — Ты слышала меня?

— Если не веришь, ДНК- тест…

— В жопу себе засунь свой тест, Оленька…

Кинув купюру на стол, я быстрым шагом вышел из кафе. Лишь бы не сорваться. Лишь бы быстрее увидеть Мишку. Все остальные проблемы отошли на второй план. Больше мне в этой жизни ничего не надо. Только он.

На самом деле. Соберу чемодан. Куплю пару билетов в какую-нибудь Доминикану. Проведём недельку вместе на белом песочке, не отвлекаясь на проблемы. Подлечу нервишки. Высплюсь.

В окне Машкиной квартиры не горел свет. Спят что ли? Я затянулся сигаретой, поглядывая на часы. Да уж. Вот тебе и «пара часиков».

Давно не курил. Думал поможет. Нихрена. Только во рту привкус горечи. От сигарет, а может от тех слов, в которые не хотел верить.

Я смотрел на тёмные окна. Возвращаться бы вот так же после работы к ним. Мишка прибежит показывать новый пароход, который он нарисовал цветными карандашами, а Машка спокойная и с улыбкой на лице выйдет встречать в домашнем халатике. Прижмётся к груди и скажет, как сильно скучала. Пусть хоть в мечтах, но я был счастлив. Это мой рай.

Только вот в реальности Машка мне не рада. Ждёт, когда же свалю из её жизни. Заслужил. А Мишка снова закроется в свою скорлупу, где, пусть и не говорит, но наедине с собой переживает предательство матери. Он чертовски сильный пацан. Даже сильнее меня.

Затоптав ботинком окурок, толкнул дверь в подъезд. Чёрт. Как же не хочется их будить.

На удачу дернул за ручку, та оказалась не заперта. Придётся провести лекцию о том, как опасно жить в многомиллионном мегаполисе. Это тебе не наш маленький посёлок, где все друг друга знают. Здесь и за бутылку водки могут здоровому мужику череп проломить. А тут в квартире ребёнок и слабая девушка, которая и пискнуть не успеет.

Красть у неё нечего. Уже проверил. Из самого дорогого, кроме неё самой, старенький холодильник «Свияга» с советских времён. Но вот насилия кругом полно.

С каждым шагом раздражаясь всё больше и больше, представляя весь ужас, с которым сталкивался на работе, я зашёл в комнату, которая и спальня тебе и гостиная.

Мишка спал, прижавшись к Машке и положив одну руку ей на живот. Оба еле слышно посапывали.

В темноте они выглядели так умиротворённо, так… по-домашнему. Я облокотился о косяк, не в силах сделать хоть ещё один шаг. Вот он рай. Таким я его всегда представлял. Хоть пару минуточек можно помечтать, что это правда. Что это моя семья.

Прилечь бы рядышком, прижимаясь к тёплому телу Машки. Вдыхать аромат её волос. Защитить их от всего мира. Только вот какой из меня защитник? Машку надломил своей эгоистичной любовью. Мишку от мамаши защитить не могу. Если это всё правда…

Я сделал пару неуверенных шагов, приблизившись к сладкой парочке.

Мягкие губы девушки так и манили. Хотелось прижаться к ним, запомнить этот вкус навсегда. Зарыться пальцами в мягкие волосы и провести по спелой груди грубой ладонью, пока она будет выгибаться как кошка.

Я протянул руку, отодвигая пальцами прядь рыжих волос, спустившуюся на глаза. Лёгким движением прикоснулся к бархатной коже её щеки, проведя по давно зажившему шраму.

Желание провести языком по нему было сродни помешательству. Дыхание утяжелилось, а