Другая жизнь оборотня - Дарья Донцова

– Это не ваша вина, Роза Михайловна, – поспешила я оправдать ее, – вас я соблазнила. На мне ответственность.

– Тебе за свои грехи ответ держать, а мне за мои, – вздохнула молочница. – Искушений вокруг полно, не надо им поддаваться. Дьявол не спит. Он как действует – сначала на маленький грешок подвигает. Взяла я тысячу у тебя, бес и подумал: «Ага, попалась», и устроил рабе Божьей грех пожирнее. Глянула я на Степана – вмиг поняла: денег у мужика немерено, машина дорогущая, ему сто тысяч, как мне сто копеек. Ну и…

Хозяйка махнула рукой.

– Хотя оправдание есть. Дети у меня малооплачиваемые, внука Гришеньку надо обувать-кормить. Я, где могу, заработать пытаюсь, юлой верчусь, а лет-то мне уже ого-го сколько… Вот и не устояла, грабанула богатея. И ведь довольна! Знаю, нехорошо поступила, а сердце поет от радости: теперь куплю Гришеньке на зиму и куртку, и ботинки, и на репетиторов ему хватит.

– В кладовке дома Шкодиных, куда мы с вами зашли, чтобы поставить в лифт корзинку, вцементирована в пол здоровенная бочка. Не знаете, зачем она нужна? – полюбопытствовала я. – На боку видна полустертая надпись «огнеопасно», похоже, там было что-то горючее.

– Солярка, – пояснила Роза Михайловна.

– Зачем ее в подвале держали? – удивилась я.

Молочница сложила руки на коленях.

– Родительского дома Валентины нет. Он сгорел. Особняк был не из камня, из бруса, строили его давно. В Кондакове тогда ни газа, ни водопровода не было. Баллоны нам привозили, а электричество, в особенности осенью и зимой, когда непогода бушевала, постоянно отключали. Народ свечи жег, керосиновые лампы, а у Нестеровых генератор стоял. Сейчас такой агрегат любой дачник купить может, на все вкусы и кошельки они есть, а в мое детство он был диковиной. Тарахтел на всю округу, но свет давал. И вонял ужасно, потому что на солярке работал. Нестеровы сразу много топлива покупали, Ирина Павловна запасы делать любила. Сначала-то они бочку на заднем дворе поставили, под навесом. Да кондаковские мужики по ночам повадились солярку сливать. Ну и переместили бочку в подвал. А уж после пожара Виктор Маркович новое здание отстроил, в нем и газ, и вода имелись. Кондаково к тому времени поднялось, коммунальными услугами обзавелось, стало поселком городского типа. Правда, старая его часть, где деревня раскинулась, на окраине оказалась, новый квартал чуть поодаль возвели, но и к нам блага дотянули. Незадолго до смерти Валя ко мне, как всегда, поздненько прибежала и сказала: «Затеваем ремонт масштабный. Старый дом неудобный, комнаты маленькие, туалет всего один. Витя красивый проект придумал». Да только не успели они начать – пожар случился, здание сгорело. Валюша мужа обожала. Что Виктор скажет, то всегда невероятно умно… И Марфу любила, хоть…

Роза Михайловна встала.

– Давно это было и быльем поросло, не нужны никому те давние истории.

– Отнюдь, – возразила я, – мне вот интересно все про семью Нестеровых.

– Зачем оно тебе? – строго спросила пенсионерка.

– Антон говорил, что Марфа убежала из дома, прихватив все украшения, которые Валентине муж дарил, – сказала я. – Это так?

– Нашла кому верить! – покачала головой Роза Михайловна. – Антон пешком под стол ходил, когда тетка удрала, с чужих слов дурачок повторяет.

Она замолчала.

– Роза Михайловна, – сказала я, – вы же знаете правду про тот пожар, да?

Хозяйка сдвинула брови.

– Чем баба старше, тем болтливее. А ты хитрованка, аккуратненько так вопросики задаешь. Видела, как собаки еду со стола крадут?

– Конечно, – засмеялась я, – у меня дома целая стая. Мафи сначала морду на скатерть положит. Посидит, поймет, что никого нет, одну лапу протянет, оглядится, и – цап печенье из вазочки!

– Вот и ты так действуешь, – хмыкнула Роза Михайловна. – Осторожно, тихой сапой заявилась, вроде за дурацким яйцом, сама меня на беседу вывела. А я-то купилась, язык распустила. Ступай себе! Незачем старые чемоданы перетряхивать, из них ненароком такое выпадет, сама не обрадуешься. Вот любопытно мне, кто ж тебе про нашу дружбу с Валей доложил? Никого из стариков не осталось, перемерли все. Пили немерено, что бабы, что мужики, вот и убрались.

– Кухарка жива, – напомнила я, – можно ее порасспрашивать.

Бабушка погрозила мне пальцем.

– Да Зинка скорей себе язык откусит, чем с кем пооткровенничает. Она…

Роза Михайловна замолчала.

– Я понятия не имела, что вас с первой женой Виктора Марковича связывали близкие отношения, – призналась я. – Просто хотела получить у вас крашеное яйцо, чтобы Антон сделал настойку и Степан Андреевич угомонился. Но увидела фото, обратила внимание на серьги… Роза Михайловна, Валя же вам жизнь спасла, из колодца вытащила. Родители ее вас любили, кем-то вроде племянницы считали, на ветеринара вас Матвей Петрович учиться пристроил. Много хорошего от семьи Нестеровых вы получили. Расскажу вам, почему я у Шкодиных в доме оказалась, объясню, какие мысли в голове скопились. А вы уж решайте, рассказать мне правду или нет. Вот только боюсь, что дом Виктора Марковича опять сгорит, и на сей раз жертв намного больше будет.

Глава 29

У Розы Михайловны я сидела до тех пор, пока мне не позвонил Феликс с вопросом:

– Ты где?

Я посмотрела на часы и ахнула.

– Время с космической скоростью пробежало. Вы уже пообедали?

– Давно, – согласился муж. – Я понял, что ты неспроста где-то задержалась, и на вопрос хозяйки дома: «Куда наша милая Дашенька подевалась?» ответил: «У жены бывают тяжелые мигрени, она легла в кровать. Очень надеюсь, что к ужину восстанет из пепла, как птица Феникс». Удивительное дело, но Луиза, образованный человек, спросила: «Кто? Феликс?» Я подумал, что она не знает про мифическое пернатое, и пояснил: «Феникс. Птица, которая под разными именами фигурирует в легендах, мифах и сказках разных народов. Она обладает способностью самосжигаться и возрождаться. Это символ бессмертия. Например, у малочисленного племени Пхуто есть обычай – перед тем, как опустить гроб в землю, на него кладут птицу и сжигают ее. Пхуто думают, что душа мертвого человека переселяется тогда в орла и летает над родными местами. Есть племена, которые уверены: после кремации душа влетает в кого-то из присутствующих на церемонии родственников». Договорить мне Луиза не дала, сказала: «Надо по хозяйству кое-что сделать», и ушла. Спальню я запер, ключ в карман положил. Если кто-то решит проверить, спишь ли ты, просто не сможет в нашу комнату попасть.

– Отличная придумка про мигрень, ты прямо Штирлиц! – восхитилась я. – Вернусь через пару часов. Кстати, можешь мне кое в чем помочь?

– С удовольствием, – заверил муж.

Объяснив Феликсу, что надо делать, я попрощалась с молочницей и пошла по тропинке в центр Кондакова, по дороге разговаривая по телефону с Дегтяревым. Александр Михайлович, услышав мой рассказ, сначала здорово разозлился, но потом сказал:

– Ну, ладно. Отправляйся в местное полицейское управление к Вадиму Олеговичу Легасову. Он там главный на капитанском мостике.

– Вадим Легасов, – повторила я. – Почему это имя с фамилией мне кажутся знакомыми?

– Вадька у меня стажировался, – объяснил полковник. – Его комнату в общежитии залило, труба в потолке лопнула, я его пожалел – парень ведь не москвич, денег лишних нет – и привез в Ложкино, он у нас больше месяца жил.

– Рыжий такой, лопоухий? – вспомнила я. – Собак еще испугался. Черри залаяла, а Вадим чуть на стул не запрыгнул. Он у нас не месяц, а почти полгода кантовался, полюбил пуделиху больше всех наших животных, спал с ней вместе. Так значит, Вадик местный полицейский начальник?

– Надеюсь, ему удастся в Москву на хорошую должность перевестись, – заявил толстяк. – Я ему сейчас позвоню, а ты рули к Легасову.

– Пешком топаю, – вздохнула я, – машина во дворе Шкодиных стоит. К Розе Михайловне я со Степаном на его джипе отправилась, мне показалось глупым на двух автомобилях цугом катить. А сейчас понимаю: удачно получилось, что моя малолитражка под окнами стоит, ложь Феликса про мигрень подтверждает. В противном случае Луиза могла спросить у Маневина: «Если Дарья с головной болью под одеялом мается, то кто на ее машине укатил?» Сбрось мне номер Вадика.

– Сейчас получишь, – пообещал Дегтярев.

Через несколько секунд я услышала писк и обрадовалась. Надо же, полковник сразу прислал эсэмэску. Обычно-то ему надо сто раз напомнить, прежде чем получишь сообщение.

Я соединилась с Вадимом, начала с ним беседовать и удивилась:

– Постой, ты начальник полиции?

– Да, – подтвердил бывший стажер.

– А тогда кто такой Никита Робертович Серапионов?

Легасов издал стон.

– О боже… А ты откуда его знаешь?

– Он приезжал в дом Шкодиных, когда умер Олег Феоктистов, – объяснила я. – Все Никиту называли главным местным начальником, и он сам мне так представился.

– Ужасный тип, – заявил Вадим. – Его наконец сняли, он мне дела передает, я принял отделение четыре дня назад. Серапионова переводят на другую работу, это официально объявлено. А неофициально он снят за лень, пофигизм и безобразное отношение к простым гражданам. Все приказы подписаны. Но глубоконеуважаемый Никита Робертович пока еще каждый день с утра в отделении. Называться начальником Серапионов более права не имеет и прекрасно об этом знает. Но когда у Шкодиных умер гость, я ездил в Москву, и дежурный, приняв вызов, доложил о нем Серапионову. Почему? Потому что он человек Никиты Робертовича и в курсе, что у того прямо-таки огромная неприязнь к Виктору Марковичу и всей его семье. Мне тут добрые люди шепнули, что Серапионов, сев на царство, обложил данью всех местных бизнесменов разного калибра. Фермеры приносили ему продукты. Его жена и дети одевались в местном ателье, кондаковское агентство по найму персонала бесплатную горничную ему предоставило, в салон красоты, в фитнес клан Серапионовых ходил, не платя ни копейки. Ну и так далее. А вот со Шкодиным ему обломалось. Виктор Маркович наглого хама послал куда подальше, отказался его жене медуслуги задарма оказывать. Серапионов затаил злобу, начал мстить. Услышав от верного дежурного о происшествии, Никита Робертович обрадовался: я в Москве, значит, он может пойти к Шкодиным и испортить им кучу нервов. Но ты позвонила Дегтяреву, а тот, зная, что начальником в Кондакове на днях стал я, устроил Серапионову порку. Мужику велели более в отделении не показываться. Тут очень плохая обстановка. Никита поощрял наушничество, подхалимство, взятки, сотрудников подобрал себе под стать. И вот теперь стою я на краю гнилого болота и думаю: ну и как же его столовой ложкой вычерпывать? Ты не представляешь, сколько у меня проблем.