Вкус свежей малины - Изабелла Сова

26.07. Послезавтра надо уже съезжать, а мы еще даже не развесили объявления. К тому же позвонила мама. И сразу же закричала:

— Малина? Как хорошо, что я тебя наконец поймала.

— Наконец? Я почти не выхожу из дома.

— И не можешь снять трубку, когда я тебе звоню?

— Но я же сняла.

— Сняла, сняла. Я две недели названиваю, а тебе лень трубку снять! Другие дочери приезжают домой, интересуются, как там старая мать.

— Но ты же не старая, — попробовала я улестить ее.

— Не пытайся увильнуть!

— Мама, я каждую неделю звоню вам.

— Ну ясно. Раз в педелю звонишь, раз в месяц приезжаешь и потому думаешь, что можешь напрочь забыть, да? Так вот я говорю тебе, что не можешь.

— Что забыть? — искренне не поняла я.

— О своем долге по отношению к измученной матери, болезненному брату и старенькой бабушке.

Ой, бабушка здорово бы обиделась.

— Ну, что опять произошло?

— А разве обязательно должно что-нибудь произойти? Разве я не могу позвонить просто так, чтобы напомнить тебе про твою забытую семью, прозябающую в провинции?

— Значит, ничего не произошло?

— Никогда не начинай фразу со «значит». Произошло. Я получила письмо из Германии.

— От отца?

— От его новой жены. На которой он противозаконно женился. Она узнала о моем выступлении на телевидении и пишет, что я несправедлива. Я несправедлива! Ты можешь себе такое вообразить?

Могу. Но я оставила эту мысль при себе. И не стала также касаться вопроса о ее выступлении перед пятью миллионами зрителей, жаждущих дешевого развлечения.

— А почему она так считает?

— Она пишет, что у Эдека сахарный диабет и в этом причина его нелепого поведения. Можешь себе вообразить?

— Если бы она написала, что у него шизофрения, мне было бы легче.

— Ну почему ты всегда такая циничная? Черствая, бездушная!

— Мама, мне трудно сокрушаться по поводу диабета у человека, который в течение пятнадцати лет ни разу не позвонил мне, чтобы поздравить с днем рождения. Я, конечно, сочувствую отцу, но…

— Я не об отце говорю! — прервала она меня. — Ты равнодушна ко мне, к моим страданиям!

— Не понимаю. Что я такого сказала?

— Ничего, и именно в этом все дело! Я рассказываю тебе о своих проблемах, а ты шуточки шутишь.

— Но ты же говорила о диабете отца! — я несколько повысила голос.

— И ты считаешь, что это не проблема? Проблема! Огромная! Стоит мне подумать, что у тебя и Ирека когда-нибудь может начаться диабет… Я спать не могу по ночам. Но ты этого не понимаешь, ты не знаешь, что может чувствовать любящая мать. И никогда знать не будешь. Потому что у тебя вместо сердца камень, полный цинизма, иронии и равнодушия!

В нормальном состоянии я обычно отодвигаю трубку на безопасное расстояние и спокойно жду. Но только не в этот раз. Я не собираюсь становиться мишенью для собственной матери. Я шарахнула аппаратом о стену. И правильно сделала. На кой мне телефон? Зачем телефон одинокой женщине, у которой даже нет денег на его оплату?

* * *

— Замечательно. — Эва развела руками. — Придется переписывать объявления. Мы же в них дали твой номер.

— Можно привезти аппарат от тебя, а по пути заглянем…

— Никуда заглядывать не будем, потому что у нас нет на это денег!

— Даже на маленькую-маленькую?

Маленькая-маленькая — это половина большой и стоит половину, а не две трети. Отпускают только знакомые бармены.

— Даже. Шутки в сторону. За дверью стоит жестокая реальность, и нам придется противостоять ей. Причем на трезвую голову.

— Раз так, я из дома не выйду, — пригрозила я.

— Малина, мне тоже тяжело. — Эва села на краешек дивана и понурила голову.

— Из-за хахаля? Ну конечно. Ты всегда только о хахалях и думаешь!

— Не называй его так! Он никакой не хахаль, он — Томек.

— Ладно, пусть будет так.

— И даже больше, — продолжала она, — он настоящий супер-Томек. А я отказалась от него.

— Надеюсь, ты не скажешь, что из-за гадания?

— Из-за гадания. Я испугалась обещанных слез и измены.

— Но мы же обе знаем, что имелась в виду Иола.

— Сейчас да, а тогда? Твоя бабушка говорила о шатенке.

— А у тебя волосы черные.

— На солнце они отливают каштановым. И я тогда подумала: раз речь идет о шатенке, то измена и слезы ждут меня летом, потому что летом, при ярком солнце, я становлюсь темной шатенкой. И я порвала с ним.

— Когда?

— Десятого июля. Мы провели вместе десять чудесных дней, которых я никогда не забуду.

— И о которых я ничего не знала, — многозначительно глянула я на Эву. — Я начинаю сомневаться, действительно ли мы подруги.

— Нет, я этого не выдержу.

Эва вскочила и выбежала на кухню.

Я плюхнулась на диван, даже пружины взвыли. Да пусть все к черту развалится! Мне-то что до этого. Я плюхнулась еще раз.

— Что ты там рушишь? — выглянула из кухни Эва.

— Декорации к драме «Падение Малины С».

— Лучше исправь объявления. Но сначала возьми обратно свои слова.

— Беру обратно и прошу простить. Достаточно?

— Коротко и конкретно, но в нынешней ситуации я не стану придираться и требовать большего.

Эва села за стол и принялась замазывать номер телефона.

— Черт, уже пятый час. Я начинаю тревожиться.

— Спокойно, Малина. В крайнем случае заплатишь за следующий месяц.

— С чего?

— Подумаем.

— Ты говоришь прямо как политик. «Подумаем, сделаем определенные выводы, наметим направление деятельности».

— Да успокойся ты, Малина. Это еще не конец света. Всего-навсего несколько сотен.

— Которых у меня нет!

Я принялась покусывать большой палец. В последнее время я это делаю постоянно.

— Если не прекратишь, то скоро у тебя останется четыре пальца, — сказала мне Эва.

— Если в моей жизни ничего не изменится, то вопрос, пять у меня пальцев или четыре, скоро перестанет меня интересовать. Мне всего полшага до того, чтобы свихнуться.

— Ну все, я закончила. Пошли развешивать.

Мы вышли на улицу.

— Слишком светло. Не больно-то удобно развешивать их при людях, — заметила я, оглядываясь по сторонам.

— Давай скотч. Мы ведь не эротические услуги предлагаем. Мы всего лишь ищем, кому сдать квартиру. Ну вот, приклеила.

Мы пошли дальше, отмечая свой путь объявлениями. Остановились у доски на улице Анны Ягеллонки.

— А тут наклеим два. Тут много студентов проходит.

— Может, в сессию, но не летом.

Я глянула на часы. Начало девятого. Что меня заставляло столько ждать?

Эва сражалась со скотчем, когда мимо прошли двое парней. Их заинтересовало объявление. Я слегка отодвинулась в сторонку.

— Малина, не глазей по сторонам, давай объявление.

Покраснев до корней волос, я подала. Один из парней, по виду студент, громко прочел:

— «Сдается квартира для двух человек». Слышь, Яцек, тут кое-что для нас. А когда можно будет туда въехать?

— Если вам, то прямо завтра, — сказала Эва, улыбаясь. Многообещающе.

— А далеко?

— В районе Старовисляной. В двух шагах отсюда.

— Дорого?

— Всего четыреста пятьдесят злотых плюс квартплата. За эти деньги у вас будет большая комната с кухонной нишей и ванная. И еще масса других достоинств.

— Когда можно будет посмотреть? — спросил второй.

— Лучше бы сегодня, — предложила Эва. — Адрес дать?

Они записали и сказали, что будут в одиннадцать. Оба. Мы пошли наклеить последние два объявления и двинулись домой. Надо слегка подготовить территорию.

— Мне здорово кажется, что они заглотнули крючок, — бросила Эва.

— Молчи, не то сглазишь.

— Ну что, заглянем на маленькую?

— Но только на одну.

Без нескольких минут десять мы зашли в «Алхимию». Не торопясь выпили одну большую на двоих. Пора идти.

— Ну все. Уже почти одиннадцать.

— Не паникуй, — успокоила меня Эва. — Еще целых пятнадцать минут. За пять минут дойдем, так что у тебя остается еще десять.

— Не уверена, что мне удастся убраться за десять минут.

— С моей-то помощью? Спокуха.

Успели. Разгладить покрывало. Грязные вещи и бумаги в шкаф. Тарелки, чашки и сковороду под кровать. Зажечь для атмосферы лампы. Прыснуть дезодорантом. Открыть окно. Пригладить волосы. Подправить глаз.

— Уже три минуты двенадцатого. Блеск у тебя есть?

— Посмотри рядом с сахаром. Придут?

— Должны.

Звонок. Пришли.

— Клево тут у вас. С настроением… А ламп!

— Спасибо. Хотите посмотреть ванную? — Я распахнула дверь.

— Еще и ванная есть? Класс, — оценил тот, что повыше, кажется Яцек. — А то последнее время мы ходили мыться в общагу.

— Ну, — подтвердил второй. — Летом-то еще ничего, а вот зимой… Когда мы в тюрбанах из полотенец шли по аллеям, не было человека, который не оглянулся бы.