Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из письма Довлатова Игорю Смирнову от 20 августа 1981 года:
Марамзин зачем-то втесался в Максимовскую клику, участвует в политике, сражается за Солженицына (который их всех все равно не замечает), но в литературных делах Володя по-прежнему действует хорошо.
Главная проблема замирения сторон этой странной войны лежала за пределами литературы. Если искать истоки конфликта, то можно его вывести из конфликта между Максимовым и Синявским. В момент создания «Континента» предполагалось, что у журнала будут два соредактора – Максимов и Синявский. Абраму Терцу предложенная конфигурация понравилась, но он решил дополнить ее небольшой, но приятной для него деталью – предложил ввести в состав редколлегии Марию Розанову, жену Синявского. Розанова в редколлегию не вошла, Синявский не стал соредактором «Континента», но зато возник новый журнал – «Синтаксис». Я не зря говорил, что русские издания зачастую рождаются в результате процесса сложной внутриродовой борьбы. То, что появился новый журнал – хорошо для русской литературы. Но над всем реяло ощущение неблагополучия, узости мира. Появление нового журнала не привело к расширению жизненного пространства. Эффект, увы, оказался обратным. Новый журнал не мог привести к появлению нового читателя. Читателя можно было только украсть, переманить из конкурирующего издания. Борьба шла за души и кошельки нескольких тысяч русскоязычных эмигрантов.
С «кошельками» дела также обстояли не слишком хорошо. Большинство из эмигрантов третьей волны стремились, прежде всего, адаптироваться, а значит, в итоге ассимилироваться в новой среде. Проблемы русской литературы их интересовали в последнюю очередь. Те же, кто продолжал читать/ думать/обсуждать, могли предаваться этому занятию по причине своей невключенности в европейскую или американскую жизнь. Иначе говоря, они относились к тем, кто не сумел найти свое место. В данном случае читательский энтузиазм уравновешивался финансовой несостоятельностью. Если же человек был относительно нормально устроен и обладал какими-то «духовными запросами», то очень часто он относился к тем, кто собственно создавал «культурный продукт». Ситуация приобретала печальный характер с инцестуальным оттенком.
Кроме того, не будем забывать о зацикленности русских изданий на России и русских вопросах. Уехав на Запад, они изменили лишь географические координаты, продолжая споры и дискуссии, начатые на родине. И здесь разница между «почвенниками» и «либералами» практически отсутствовала. Показательный эпизод мы находим в мемуарах Вадима Белоцерковского «Путешествие в будущее и обратно». В 1974 году он, будучи корреспондентом «Свободы», посетил Мюнхенскую книжную ярмарку. Именно там прошла презентация первого номера «Континента».
Белоцерковский взял интервью у Максимова и Галича – члена редколлегии журнала. В то время Максимов еще не воевал с четой Синявских. Более того, они вместе дружно нападали на Генриха Бёлля и Гюнтера Грасса. Немецкие писатели упрекнули новое издание за слишком тесные связи с концерном Шпрингера. Как известно, Аксель Шпрингер придерживался правых взглядов, озвучивая их на страницах принадлежащих ему газет и журналов. Этим и объясняется его спонсорская помощь «Континенту». Бёлль и Грасс писали о том, что, сосредоточившись на тотальной критике Советского Союза, «Континент» не замечает острых политических проблем в других частях света. Ранимый Максимов не выдерживает и здесь:
Комментируя эту полемику, Максимов «номенклатурным», не допускающим возражений тоном стал изрекать обвинения в адрес Бёлля: «Шесть часов говорил я с этим мудаком. Я ему про ГУЛАГ, про Россию, а он мне про черножопых в Африке». Эту фразу я запомнил дословно. Галич поддакивал шефу.
Конечно, в свете нынешней во всех смыслах зубодробительной войны за терпимость и толерантность реплика Максимова требует осуждения. Может быть, не только общественного. Но, с другой стороны, в его словах есть запальчивая честность, вызывающая уважение. Одна из реальных проблем, которую следовало обсудить на конференции, – вопрос о вариантах стратегии русского писателя в «свободном мире».
Глава пятая
Довлатова пригласили в Лос-Анджелес как представителя самой многочисленной литературной группы русского зарубежья, «крупного писателя второго ряда». Что у него в активе к тому времени? Перечислю по степени значимости для приглашения. Первое: главный редактор еженедельника «Новый американец». В феврале 1981 года газета широко отметила свой первый юбилей. Для его празднования сняли зал в ресторане «Сокол», который располагался на Брайтон-Бич. Зал, рассчитанный на 700–800 человек, был переполнен. Стоимость входного билета составляла 25 долларов – немаленькая сумма по меркам тех лет. Праздник состоялся 14 февраля. На сцене присутствовала почти вся редакция. Семья Довлатовых представлена тремя персонами. К родителям присоединилась дочь Катя. И это не свидетельство семейственности. Екатерина Довлатова также работала в газете. Она составляла на русском языке обзоры американских телепередач. На фотографиях Довлатов в пиджаке и галстуке. Поздравления сопровождались подарками. В частности, преподнесли большую картину Эрнста Неизвестного. Довлатов, держа увесистый щедрый дар, серьезно, но с некоторым скепсисом и даже укором смотрит на дарителя – Иосифа Тахидзе. Глядеть на саму картину бессмысленно. Она отражает сложный взгляд художника на мир. Подготовка и проведение праздника вымотали серьезно. Из письма Ефимову от 21 февраля:
Годовщина наша в «Соколе» прошла бурно, многолюдно, с корреспондентами, телевидением и пр. В «Daily news» появились наши огромные фотографии. Говорят, это все полезно. Я пока что умираю от переутомления. Лена – абсолютно зеленая.
Второе: опубликованный рассказ в «Нью-Йоркере». Готовится к печати следующий текст. Это можно расценивать как похвальбу, не отменяющую факта появления «Юбилейного мальчика» на страницах самого престижного журнала Америки. Третье: книги. К «Невидимой книге» и «Соло на ундервуде» прибавляется новая. Ею становится «Компромисс», который можно назвать первой по-настоящему авторской книгой Довлатова. Она относится к безусловным удачам писателя. Символично, что она рассказывает о нелегких буднях советского журналиста в Эстонии. Традиционно для писателя она разбивалась на отдельные главы, каждая из которых формально отдельный рассказ. При всей сюжетной законченности глав они образуют единство. Удивительный эффект: читаемые как повесть, рассказы приобретают какое-то дополнительное измерение. Как содержательное, так и стилистическое.
Книга вышла в самом начале 1981 года в издательстве «Серебряный век». Главой издательства был Григорий Поляк. Он же являлся главным редактором. Кроме того, выступал в роли рекламного менеджера. В общем, издательство «Серебряный век» полностью состояло из него одного. При этом оно было реальным, настоящим издательством. Поляк родился в 1943 году, получил техническое образование. Но единственная его страсть – русская литература. В 1973 году Поляк эмигрирует в Израиль. Инженеры в Израиле по-настоящему востребованы. Специалисты по русской
- Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983 - Михаил Александрович Лифшиц - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Русский канон. Книги ХХ века. От Шолохова до Довлатова - Сухих Игорь Николаевич - Литературоведение
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Через годы и расстояния - Иван Терентьевич Замерцев - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Почти серьезно…и письма к маме - Юрий Владимирович Никулин - Биографии и Мемуары / Прочее
- Фрегат «Паллада» - Гончаров Александрович - Биографии и Мемуары
- Десять десятилетий - Борис Ефимов - Биографии и Мемуары
- Деловые письма. Великий русский физик о насущном - Пётр Леонидович Капица - Биографии и Мемуары