В горах долго светает - Владимир Степанович Возовиков

— в бой.

Легкие тюки быстро уложили в машину.

— Обратно с комфортом полечу, — засмеялся доктор. — Это не то что сидеть на бочке с бензином, когда по тебе зажигательными парят... Погодите, учитель хочет что-то сказать.

Дехкане и оросители, обступив летчиков, примолкли; учитель говорил мерно, отделяя слово от слова, доктор переводил:

— В горах про вас говорят разное, но знайте: бедняки и все, кто кормится своим трудом, вас полюбили. Скоро первый урок в школе. Я начну его рассказом о могучих братьях, которые в самое трудное время протянули нам руку помощи. Я расскажу о летчиках, которые привозят нам книги, хлеб, лекарства и докторов, спасающих людей от неизбежной смерти. В них стреляют выродки, но эти люди не знают страха, они знают только любовь к простому человеку. Пусть само наше небо охраняет вас от всякой беды, да не лишит вас аллах своего покровительства вовеки!

Летчики стали прощаться с горцами, но старший сказал:

— Абдулла просил подождать его.

— Какой Абдулла?

— Отец ребенка. Он уже спешит сюда.

Знакомый мужчина в коричневом халате с двумя подростками и девушкой гнали к вертолету десяток баранов.

— Влипли в историю, — хмыкнул врач. — Это же они тебе в подарок гонят.

— Скорее всего, тебе, доктор.

— Вряд ли, командир. Главный был ты. Да если и пополам, ситуация не лучше. Ну-ка, послушаем.

Мужчина произнес несколько слов, указывая на подростков и девушку, потом поклонился.

— Он говорит: у него три дочери и один сын, которого мы спасли. Эти парни — его племянники, они тоже пришли поклониться за спасение брата. И старшая его дочь благодарит нас от всех сестер.

Лопатин перевел взгляд с мужчины на девушку, она смущенно прикрыла глаза ресницами. Что-то дрогнуло в душе Лопатина — вот так же, смущаясь, прячет глаза под ресницами Варя. И бусы — алые, цвета спелой калины... Интересно, как ее зовут: Джамила, Замира, Зухра?

— Он небогатый человек, но просит нас не отвергать его небольшого подарка, потому что дарит этих баранов от чистого сердца.

А братья ее похожи на того парня, Азиса... Только совсем еще мальчишки.

— Так что мы ответим ему, командир? Имей в виду — может смертельно обидеться, если не примем.

Лопатин все так же пристально рассматривал горца, его племянников и дочь, пытаясь проникнуться их теперешними мыслями. Бедные, гордые люди, они оторвали от себя, может быть, последнее, они искренне верят, что исполняют святой долг. Какими словами убедить их, что подарок ставит советских летчиков в неловкое, ложное положение, и совсем не оттого, что он мал или велик. Эти люди выросли в другом мире, где принято платить бакшиш за всякую услугу, они не поймут отказа.

— А что, командир, места в кабине хватит, — хохотнул Карпухин. — Привезем шашльчок на всех. Подумаешь — схватим по выговору! Это же не взятка!

— Слушай, веселый человек, комсомольский значок у тебя с собой? Дай-ка мне его.

Она и правда похожа на Варю. Только вот чем? Глаза — черные, волосы — крыло ворона. Губы... И то, как она прячет глаза под ресницами...

— Чего растерялся, капитан? Хоть расстелись ты кружевом слов, а попробуй не прими подарка — получится хуже, чем плевок в лицо.

— Не надо лекции. Скажи Абдулле — мы довольны подарком. Мы благодарим Абдуллу и его семью, но, как старший, я хочу вместо баранов взять другое.

Доктор хмыкнул, однако послушно перевел. Горец растерялся.

— Он говорит — дороже этих баранов ничего не имеет.

Лопатин подошел к дехканину, пожал его руку, пожал и руки его племянников, поклонился девушке. Она, заалев, сама протянула ему руку. Понимая, какой непростой жест сделала юная горянка, Лопатин наклонился и поцеловал ее смуглую ладонь. Среди мужчин прошел шепоток изумления, отец воскликнул:

— Я понял — тебе нравится моя дочь! Бери, и не надо калыма, ты выкупил ее жизнью моего сына!

— Ох, командир, до чего же ты везучий! — снова хохотнул Карпухин. — Ты только глянь, какая девица! Привезем да сыграем интернациональную свадьбу, а?

— И бараны в дело пойдут! — в тон подхватил доктор.

Лопатин поклонился отцу девушки:

— Я благодарю тебя. Поцеловать руку такой красавицы — дороже всех баранов мира. Но у меня есть невеста, которой я дал слово, а наша вера запрещает многоженство.

— Он спрашивает: разве ты верующий?

— Да. Человек без веры — не человек.

Мужчины одобрительным гулом встретили слова Лопатина.

— Он спрашивает: чье учение ты исповедуешь?

— Ленина.

Лопатин раскрыл ладонь и показал комсомольский значок. Мужчины подошли, долго всматривались в силуэт. Старший наконец кивнул:

— Да, это Ленин. Я слышал о нем. Он был другом афганцев, защищавшим справедливость.

— Ленин учил, что человек должен выручать другого человека бескорыстно. Тот, кто за добрую услугу берет плату, приносимую даже от чистого сердца, — преступник нашей веры. В нашем народе презирают и преследуют тех, кто берет бакшиш. Я хочу взять другое с тебя, Абдулла. Когда твой сын вырастет, пусть он станет, как я, летчиком или, как мой товарищ, врачом.

Горцы переглянулись, покачали головами, отец робко сказал:

— Ты требуешь невозможного. Я бедный дехканин. Правда, у меня теперь имеется своя земля, но я не могу купить сыну аптеку или такую машину, на которой ты летаешь. Мы еще не едим досыта.

— Я тоже сын дехканина, который не ел досыта. Но я летаю. И у вас идет революция, и ваша народная власть думает о том, как помочь всем людям добиться того, к чему они стремятся. Только защитите свою революцию.

— Мы защитим ее, — вступил в разговор седобородый старшина. — Но Абдулла пока не с нами. Когда в соседнем кишлаке душманы вспороли животы двум дехканам и набили землей, отобранной у помещика, Абдулла вышел из отряда самообороны и, кажется, теперь готов отказаться даже от земли.

— У меня три дочери и малолетний сын. — Абдулла опустил голову.

— У нас тоже есть дети. Но мы сами защищаем их и себя, мы защищаем нашу землю и воду, поэтому душманам нет дороги в наш аул. Почему русские летчики и русский доктор не боялись душманских пуль и прилетели, чтобы спасти твоего сына, а ты боишься взять винтовку, чтобы защищать свой дом от врагов? Мне стыдно при этих храбрых людях, что в нашем роду попадаются такие мужчины! Но я должен говорить правду.