Узник Кардиффа - Виктор Васильевич Бушмин

священный трепет, то наверняка внутреннее содрогание всего организма. – Как мы управимся с парусами?..

– Ну, мессир, это совсем уж ерунда! – Заулыбался Гуннар. – Есть я, Свен и Олаф! Мы с детства знаем паруса, любим ветер и море. Даже если из нас останется кто-то один, клянусь, он сможет вами руководить и показывать, что и кому надо делать…

Филипп задумался, посмотрел на Абдаллу, который молча кивнул ему в знак согласия с вариантом скандинава, улыбнулся, обнял Гуннара и ответил:

– Ты даже не знаешь, что сейчас придумал! Ты нас спас…

Викинг смутился, что-то тихо и несвязно пробормотал себе под нос и, чтобы как-то преодолеть неловкость, начал поправлять на себе воинскую амуницию.

Филипп посмотрел на Абдаллу, Гуннара, после чего направился к столу, сел за него, раскрыл баночку с тушью, перебрал гусиные перья, отобрал несколько и, развернув пергамент, стал что-то быстро писать.

Абдалла молча сел на ковер и, закрыв глаза, стал что-то тихо напевать – судя по всему, он молился перед трудным испытанием, прося Аллаха ниспослать ему отвагу, выдержку и победу. Гуннар молча подошел к окну, зевнул, долгим и неотрывным взглядом смотрел в непроглядную ночную темень, окутавшую замок и городок, потом развернулся, направился к столу, взял кувшин с вином, налил себе большой кубок вина и молча осушил его. В этот момент звенящей тишины и пика душевного напряжения каждый из них старался справиться со своими страхами и сомнениями в одиночку…

Кардифф. Лес в полу-лье к востоку от города. 20 ноября 1133г. Полночь.

– Мессир де Ипр! – Рыцарь заглянул в шалаш, где тихо дремали Гийом и граф Глостер, не дожидаясь, когда кто-то из командиров проснется, он громко произнес. – В Кардиффе пожар и паника! Слышен набат городской церкви!..

– Ну, вот и началось… – открыв глаза, обреченным голосом произнес Робер Глостер.

Гийом резко поднялся и сел, протер глаза, тряхнул головой, отгоняя остатки сна, зевнул, взглянул на рыцаря, потом на Глостера, грустно улыбнулся и ответил:

– Все, как я и предполагал… – он поднялся на ноги, взял кувшин и, поднеся его ко рту, сделал несколько больших глотков красного вина, но поперхнулся и пролил его себе на грудь, запачкав свой некогда белый сюркот, ставший к этому моменту грязно-серо-бурым. Он скептически оглядел себя, улыбнулся и, качая головой, прибавил. – Крови-то сегодня будет…

Глостер скосил в его сторону взгляд, нервно почесал щеку и сказал:

– Однако, де Ипр, вы весьма суеверны!

Гийом поправил перевязь меча, подтянул ремешки шпор, надел на голову войлочный чепец с валиком для смягчения силы ударов, приходившихся по шлему, аккуратно надел кольчужный капюшон-хауберк, взял шлем и молча вышел из шалаша на открытый воздух.

Ночь раскинулась над ним во всем своем великолепии. Мириады звезд, искрясь синеватыми, красноватыми и серебристыми драгоценными камнями, рассыпались по иссиня-черному небу. Едва заметные серые тени облачков, подсвеченные голубоватым сиянием луны, легко проносились в полной тишине.

Гийом расправил плечи, потянулся и, сложив руки рупором, громко прокричал:

– Лагерь, подъем! Мессиры, тревога!..

В мгновение ока лагерь, представлявший собой множество навесов и шалашей, ожил. Отовсюду послышался шум, мужские голоса, бряцанье оружия, шутки, смешки и недовольное ворчание тех, кто еще толком не пробудился ото сна.

Оруженосцы заспешили к своим сеньорам, неся зажженные факелы и вооружение, конюшие направились к лошадям, послышалось конское ржание…

– Все в порядке, жизнь продолжается… – улыбнувшись, но как-то грустно на этот раз, резюмировал де Ипр. Он развернулся к Глостеру, вылезшему из шалаша, кивнул в сторону воинов. – Через полчаса, граф, мы будем готовы к маршу…

Тот что-то спросонья буркнул в ответ, кивнул головой и направился к ближайшим кустам справлять нужду, на ходу крикнув оруженосцам, чтобы те тащили гамбезон и кольчугу для экипировки…

Лондон. 21 ноября 1133г. Раннее утро.

Де Биго не спал толком уже неделю. Сон куда-то пропал, оставив вместо себя нервозное напряжение, смешанное с чувством тревоги и каким-то смутным ощущением чего-то плохого, дикого и неизбежного. С этим чувством бесполезно бороться, оно изматывает, лишая сна и покоя, от него невозможно избавиться. Оставалось лишь смириться и, стиснув зубы, спокойно дожидаться решения судьбы, решившей в очередной раз немного повеселиться над ним, напоминая баловника-мальчугана своими неожиданными выходками.

Он молча лежал с открытыми глазами и вглядывался в ночную темень комнаты, вслушивался в каждый шорох. Вот, мышь где-то завозилась в углу за большим резным дубовым шкафом, вот ветер своим резким порывом распахнул ставень и что есть силы ударил им по каменной кладке оконного проема, вот едва слышные шаги караульных, шаркающих кольчужными сапогами по галерее крепостной куртины…

– Господи… – он сел на край постели, свесил ноги, обутые в высокие вязаные шерстяные гетры, пошарил ногами в темноте, нашел тапочки, кое-как засунул в них ноги, снова зевнул, потянулся, хрустя суставами, встал и направился к столику.

Гуго взял тонкую лучину, подошел к камину, сел на корточки и стал раздувать угли, покрытые толстым слоем серой золы. Мелкая горьковато-соленая серая пыль запорошила его с ног до головы, попала в рот и ноздри. Он несколько раз чихнул, вытер слезинки по лицу, разжег лучину, поднялся, подошел к столу и зажег три свечи. Неровный и мерцающий свет выхватил часть стола, заваленного кучами пергаментов, кусок наполовину обглоданной холодной курицы, кувшин с вином и большой серебряный кубок.

Он обхватил голову руками, запустил пальцы в свои волосы и, опустив голову, стал мучительно дожидаться рассвета. Что-то в глубине его души шевелилось, наполняя голову тревогой и заставляя сердце учащенно биться. Гуго понимал, что, скорее всего, именно сейчас, в далеком приграничье Англии, в маленьком городке-крепости Кардиффе решается, возможно, новая судьба короны. Он резко поднялся, почти подбежал к окну, распахнул его витражные окна и, высунув голову, стал всматриваться в сторону северо-запада, надеясь, хотя это было просто невозможно, пронести свой взгляд именно туда, чтобы самому увидеть и понять то, что сейчас там происходит.

Черная темень небосвода, задернутого, словно толстым гобеленом, грязно-серыми ночными тучами, намертво скрывала от него линию горизонта на западе, оставляя лишь тревогу, сомнения и неуверенность…

– Господи, помоги мне, грешному… – Гуго упал на колени перед окном и несколько раз истово перекрестился. – Сделай так, чтобы мессир де Ипр, все-таки, успел вовремя прибыть к Кардиффу…

Париж. За две недели до этого.

Всё! Тянуть и молчать больше нельзя!..

Сугерий семенящей походкой подошел к небольшой иконке Божьей Матери, упал на колени, долго крестился, молился и бил земные поклоны, прося… он даже не понимал того, что просил от Святой Марии, он только молился и молился, с каждым разом все