Оловянное царство - Элииса

со мной перемирие.

Утер винил его в гибели собственных планов и презирал за слабоволие и медлительность. Он сам так сказал. Эти чувства были взаимными.

— Наши люди нашли отряд Маркуса?

— Ни следа. Они будто сгинули. Либо отправились с награбленным в Ибернию, либо…

Вортигерн нахмурился. Он знал, что значило второе либо. И это было куда накладнее просто смерти верных людей.

— Ни тела, ни косточки?

— Ничего. Даже обрывков плащей. Даже нет стаи стервятников.

— Продолжайте искать. И, Полу-бритт…

Амброзий вопросительно посмотрел на него.

— Никаких рассказов саксам, твоим новым друзьям. Не думай, это не секрет для меня.

Центурион кивнул и направился к выходу. Он не стал рассказывать Вортигерну, что Хенгист и Хорса не друзья ему. Он действительно проводил много времени и в их компании, и в лагере их людей, что расположились походными шатрами под стенами крепости. Братья поили его крепким медом, вспоминали истории о набегах и, к их чести, не пытались выпытать у него тайны Повиса и императора. Порой Мирддин прислуживал старым хозяевам, и бретвальды напоследок наливали ему полный рог меда. Такой мед мог свалить бы и крепкого воина, но Мерлин-Мирддин почти что не чувствовал хмеля. Те действительно были добры к нему. Хенгист спрашивал, как с ним обходится новый хозяин, и каждый раз оставался доволен услышанным — Вортигерн не скупился на нужды дочери и ее раба.

Амброзий понимал, что подробные расспросы могут вызывать подозрения и сомнения. Он не мог подойти к Мирддину и просто выложить молодому друиду и ясновидцу, что тот его сын. Не мог он говорить это Хенгисту, Хорсе, Килуху — об Утере речи не было вовсе. Он слишком хорошо знал своего кровного брата, тот бы сделал это знание опасным оружием. Что же до Вортигерна… Император перестал искать в нем товарищества, а собственных шагов Амброзий не делал. Он довольствовался лишь тем, что сын перестал его сторониться — после нападения Лодегранса Мирддин стал считать центуриона союзником, связанным с ним общим врагом. Амброзий узнал от него, что по прибытии сакс не оставил надежд поквитаться. Что среди своих отщепенцев грозиться наколоть его, Амброзия, голову на острую пику, а с мерзкого щенка-колдуна — содрать его паршивую шкуру. Ему не впервой было слышать угрозы, но восторга по этому поводу он не испытывал. Однажды он победил Лодегранса, но это было в пылу битвы, в водовороте темноты и отблесков факелов — к сожалению, никто из ныне живущих не защищен от удара из-за угла.

— Мне нечего опасаться, Аврелиан, — ответил ему Мерлин на вопрос о том, боится ли он. — Пока я стою в этой крепости, на земле императора Вортигерна и под ее стенами, пока мне благоволит царевна Моргауза — мне ничего не грозит. Здесь никто не рискнет обидеть меня. Даже Лодегранс на деле боится меня и ненавидит себя за свой страх. Просто так он не рискнет подойти ко мне. Другое же дело ты, Полу-бритт.

Мирддин был прав.

— Тебе нужны союзники, Полу-бритт. Ты не справишься в одиночку.

— Не высокого же ты мнения обо мне.

— Это не обида, Аврелиан. Это предупреждение. Моя мать говорила мне…

Амброзий невольно поежился.

— …говорила, что подлец всегда выйдет сухим из воды, у честного же связаны руки и мешок на голове. К сожалению, тебе нужны друзья, чтобы выжить.

— На нее это очень похоже.

— Что?

— Ничего. Я привык справляться один. Не у всех в друзьях водится дочь императора.

— Вортигерн, Хенгист, Хорса, — Мирддин загибал на руке пальцы. — Килух. И я. Эта поддержка будет на пользу. За себя я ручаюсь — я не буду плясать от радости, если ты погибнешь, Аврелиан.

То же самое говорил ему Вортигерн, и Амброзию стало смешно. Его сын недоуменно смотрел на хохочущего центуриона.

— Если моя поддержка кажется нелепой тебе…

— Нет, что ты, прости, — перебил Амброзий. — Я не о том. Я вовсе не о поддержке слуги. Ты хороший юноша, Мерлин, и ты не дурак.

— Тебе может помочь и золотая пташка Повиса, наша новая госпожа, — добавил Мерлин, но затем неловко замолк и споткнулся. — Но сдается мне… скоро ей самой нужна будет помощь.

Амброзий поежился, вспоминая их поездку с золотоволосой госпожой и Утером, приставания брата к жене императора и, что немало важно, их с Ровеной беседы на вересковой пустоши в дали от глаз посторонних. Вортигерн не знал ни о чем из этого, а такие игры с императором были подобны играм с огнем. Он честно выполнял данное Ровене обещание не говорить ее мужу, но с каждым днём это казалось центуриону опасной ошибкой. За сокрытие правды порой бьют больнее, чем за откровенную ложь.

— Что ты хочешь сказать, Мирддин? — отстраненно спросил Амброзий юношу. В крепости было неспокойно, и он чувствовал это. Что-то терзало его разум где-то на границе сознания, где-то там начиналась еле заметная лавина новой напасти, и центурион не был в восторге, что юноша-ясновидец чувствует то же.

— Ты знаешь, сейчас много распрей в крепости, Аврелиан. Не все они связаны с привычной похвальбой и пьяными дрязгами.

Он помолчал.

— Спроси Килуха, господин. Спроси меня. Мы скажем тебе, о чем ведутся разговоры по углам, стоит лишь навострить уши. Тебе не всегда говорят правду, а ты лишь наказываешь за драки.

— Не испытывай мое терпение, мальчик.

Амброзий видел беспокойство на лице Мирддина, но тот даже не представлял сколь более сильные опасения бушуют сейчас в нем самом. «На чаше весов твоя голова, Аврелиан, — подумал он. — Ее уже примеряют, влезет она или нет.»

— О госпоже Ровене по крепости ползет недобрая слава, — наконец сказал Мирддин. — Каждый третий недобро ухмыляется, говоря о ней, и поминает вашу поездку. А там, Аврелиан — и Утера, и тебя, и самих себя и всего, на что хватает фантазии. Такие разговоры приятны воинам, даже если нет в них и толики правды, но в вашем походе точно было что-то неладно. Иначе те стихли бы за пару дней. Вот тебе причина ссор, Полу-бритт. Имя жены Вортигерна много у кого на устах. Смотри, как бы эти слова не дошли до ушей императора.

Голова подходила под размер плахи.

— Я не приглядываю за чужими женами, — грубовато ответил Амброзий. — Ее честь теперь — забота императора. И тебе я не советую думать об этом.

Он знал, что лжет, но новые напасти были не к спеху.

— С какой радости такой как ты, беспокоится о госпоже? — спросил он сына. — Непохоже, чтобы она была другом Моргаузе. А тебе…

— …а тебе и вовсе на это рассчитывать незачем? — язвительно спросил