Варфоломеевская ночь - Пьер Понсон дю Террайль

— Итак, к сиру де Террегуду господин Ожье, вероятно, не поспеет, так как проспит до вечера, — сказала Маргарита. — Но что, если ему придет в голову по пробуждении броситься навстречу моему супругу и все рассказать ему? Ведь тогда Генрих способен вывернуться, а я хотела бы, чтобы отсутствие ожидаемых лошадей явилось для него полной неожиданностью.

— Ваше величество, — ответила Нанси, — известно ли вам, что после сильного возбуждения, вызываемого такими средствами, как мое, наступает продолжительный упадок сил?

— Ну да, я знаю это. Ну и что же?

— А из этого явствует, что человек, принявший изрядную порцию моего средства, заснув, будет продолжать спать во всяком положении и при всяких обстоятельствах. Поэтому, если мы перенесем бедного юношу в экипаж, то он будет спать в пути так же крепко, как если бы оставался в своей постели. Между тем по времени его сна мы успеем сделать добрых тридцать лье, и это отрежет ему всякую возможность предупреждения его величества наваррского короля о случившемся.

— Великолепная мысль! — воскликнула Маргарита, у которой даже глаза заблестели при мысли о каверзе, устраиваемой таким образом неверному мужу.

— Наши лошади уже успели отдохнуть, — продолжала Нанси. Погонщики, правда, спят, но мы разбудим их.

— Как? Разве ты думаешь, что нам следует сейчас же пуститься в путь?

— Да, конечно, ваше величество!

— Но я чувствую сильную усталость…

— Вы отдохнете в экипаже.

— А ты?

— Ну, я могу воспользоваться лошадью этого бедного юноши.

«Черт возьми! — внутренне выругался Рауль. — Я рассчитывал провести ночь гораздо приятнее!»

Но нежный взгляд Нанси, заметившей его недовольство, несколько успокоил пажа, и он отправился отдать необходимые распоряжения.

Однако! — сказал он, вернувшись через некоторое время. Можно подумать, что в этом доме всех опоили снотворным питьем. Я еле добудился наших погонщиков, а толстяк- управитель так храпит, что весь дом трясется.

— Ну а служанки? — спросила королева.

— Они спят на самом верхнем этаже.

— Так как же мы выйдем отсюда?

— Об этом не беспокойтесь, ваше величество; я сам открою ворота, — ответил Рауль.

— Ну что же, в таком случае тронемся в путь!

Как и предсказывала Нанси, Ожье проспал не просыпаясь пятнадцать часов подряд, когда же он наконец открыл глаза, в его голове еще настолько шумело от действия наркотика, что он на первых порах не мог понять, где он и что с ним. Он удивленно озирался в большой комнате, освещенной масляной лампой, и не мог понять, почему он спит на кровати совсем одетым.

— Какой диковинный сон снился мне! — пробормотал он. В углу комнаты на столике стояли песочные часы, показывавшие десять. Ожье окончательно растерялся. Когда же он лег спать, если просыпается в десять часов вечера? И почему ему кажется, будто он спал долго-долго? Желая как-нибудь разъяснить все это, Ожье стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Эй, кто тут есть?

Тогда дверь открылась, и в комнату вошла Нанси. Ожье посмотрел на нее, и какие-то смутные воспоминания зашевелились в его отуманенной голове.

— Доброго вечера, господин Ожье! — приветливо сказала Манси, присаживаясь у изголовья молодого человека.

— Как, вы знаете меня? — удивленно воскликнул он. Впрочем, я тоже как будто знаю вас, только вот не могу вспомнить, кто вы такая…

— Я? Да ведь я племянница госпожи Шато-Ландон!

— Шато-Ландон? Как будто я знаю и ее тоже…

— Вот это мне нравится! — сказала Нанси, покатываясь со смеха. — То есть как же это вы знаете ее «как будто»? Ведь только вчера вечером вы клялись ей в любви!

Эти слова были целым откровением молодому человеку.

— Вспомнил! — крикнул он. — Теперь я все вспомнил! А сначала я даже понять не мог, где нахожусь.

— Ну а теперь вы знаете?

— Конечно, знаю! Мы в замке Бюри… Но скажите, пожалуйста, эти часы, конечно, испорчены?

— Нисколько.

— Значит, теперь десять часов утра? Почему же так темно и горит лампа?

— Да потому, что теперь именно десять часов вечера, Значит, я проспал весь день?

— Ну конечно!

Ожье почувствовал, что у него волосы становятся дыбом. Теперь память всецело вернулась к нему, и он вспомнил о своем поручении.

— Но я никогда не сплю так долго! — с отчаянием крикнул он.

— Я не знаю этого, но только на этот раз вы, должно быть, изменили своим привычкам, — смеясь ответила Нанси. — Вы спали так крепко, что не заметили, как мы отъехали целых тридцать лье.

— Тридцать лье? — крикнул Ожье, не веря своим ушам.

— Да.

— Значит, я не в Бюри?

— Нет.

— Так где же я. Господи Иисусе Христе?

— В Сен-Матюрене. Это деревушка, расположенная в трех лье от Анжера.

— Значит, вы увезли меня сонного из Бюри?

— Да.

— Зачем?

У Ожье так сверкали глаза, что Нанси подумала: «Однако наш молодчик рассердился не на шутку!» — и, подойдя к перегородке и постучав два раза, сказала:

— На это может вам ответить только моя тетушка. В этот момент дверь снова открылась; в комнату вошла Маргарита и, улыбаясь, промолвила:

— Здравствуйте, господин Ожье!

— О, скажите хоть вы мне, что эта девушка просто смеется надо мной, уверяя, будто мы не в Бюри! — крикнул гасконец.

— Да нет же, — спокойно ответила королева, — мы уже уехали из Бюри и теперь находимся в Сен-Матюрене.

— Если это так, — с ледяным спокойствием сказал Ожье, — то мне остается только пронзить себя шпагой, потому что я обесчещен! — и с этими словами Ожье кинулся к своей шпаге, лежавшей на табуретке около кровати.

II

Заметив его движение, Маргарита и Нанси поспешили в свою очередь к юному гасконцу, чтобы вырвать из его рук шпагу.

— Несчастный! — крикнула наваррская королева.

— Что это пришло вам в голову? — сказала Нанси молодому человеку, не изменяя своему ироническому спокойствию.

— Благодаря вам я обесчещен и теперь не смею жить более, страдальчески воскликнул Ожье. — Отдайте мне шпагу! Я должен умереть!

— Хорошо! — сказала Маргарита. — Докажите мне, что вы действительно обесчещены, и тогда я отдам вам шпагу, предоставив свободу действий. А пока… — она обратилась к Нанси, — оставь нас одних, милочка!

Нанси вышла из комнаты, унося с собой шпагу и думая:

«Положение становится серьезным, и королеве придется, пожалуй, пустить в дело солидные аргументы, чтобы помешать юноше покончить с собой».

— Итак, я слушаю вас! — сказала Маргарита. — Говорите!..