Здравствуй, Фобос!(Науч.-фант. хроника — «Путь к Марсу» - 3) - Левон Хачатурьянц

Собственно, какой же это Старик? Хотя он невероятно грязен, космат и изуродован кожными болезнями, все-таки можно понять, что патриарху не более пятидесяти лет. Но… он действительно старейший из мужчин! Здесь редко кто доживает даже до тридцати. Враждебная природа, неукротимые и многообразные недуги жестоко расправляются с людьми. Соплеменники очень рано взрослеют: отцами здесь становятся в девятнадцать лет, матерями в десять. Надо торопиться. Тем более что из пяти новорожденных выживает один…

Как скверно, что погиб Носач! Конечно, колдуньи, глубокие сорокапятилетние старухи, знают целебную силу змеиных ядов, лесных трав, сушеного гриба или паутины. Но их искусство оказалось бессильным, как и бесконечные причитания, танцы и треск погремушек. С Носачом не мог сравниться никто. Он заставил бы духов сменить гнев на милость, Старик непременно выздоровел бы…

Ерунда, обернувшаяся трагедией! Скорее всего у этого Старика нечто вроде болотной лихорадки. А может быть, опасная разновидность гриппа. Тут, среди дыма, зловонья отбросов и полусырых кож, он обязательно умрет. Но наверняка хватило бы несколько ампул одного из наших антибиотиков, чтобы предотвратить конец патриарха — а значит, и роковой прыжок охотника со скалы…

Сознание Акопяна, на краткий миг восторжествовавшее в теле первобытного дикаря, снова спряталось куда-то в глубину. Тот, другой — мужчина пещерного племени, готовый умереть для спасения людей и вместе с тем безумно боящийся завтрашнего дня, — старался принять величавую позу, возлежа на шкурах. Ему в очередной раз коленопреклоненно подавали грубый глиняный горшок с опьяняющим пойлом…

— Плюс двадцать пять, Семен Васильевич. И продолжает расти. Давление до ста шестидесяти: обобщенный показатель ноль-ноль семьдесят пять минус сорок.

Дежурный медик-оператор «Контакта» окончил очередной доклад и уткнулся в книгу. Корабль уже находился в сорока миллионах километров от Земли, и ответа Тарханова (даже если академик ни на мгновение не задумается) придется ждать более четырех минут.

Ага, наконец…

— Что у вас взято за ноль?

— Наземный анабиоз, шестнадцатый объективный час…

…Гипотермия Сурена была длительной, одной из наиболее длительных в истории медицины — если не считать, конечно, «экспериментов», которые ставили над собой западные толстосумы, решившие пролежать в искусственной летаргии сотни лет и таким образом попасть в будущее. Увы, ни один из них не вернулся к жизни… Акопян находился в холодном чреве «Аннушки» не дольше месяца — но и за этот срок у наблюдавших врачей появились серьезные опасения. Акопяна буквально лихорадило; прыгало кровяное давление, температура… Причина нарушений недолго оставалась тайной. Кадры, смоделированные компьютерами по глазным импульсам, рассказали о призрачной «второй жизни» Сурена; о странном и необычайно жизнеподобном сновидении, которое продолжается круглые сутки. Не помогали никакие гипнопрограммы. Спящий, волею непонятных механизмов подсознания «перенесенный» на десятки тысяч лет назад, в каменный век, буквально перевоплотился в первобытного охотника. На «почетном месте» в глубине гигантской пещеры, вмещавшей целое племя, охотник ждал своей участи — смерти в качестве священной жертвы. Он должен был прыгнуть со скалы и разбиться, чтобы тем «умилостивить духов», якобы терзавших тело больного вождя. Жизнь рядового члена племени считалась ничтожной в сравнении с жизнью «мудрого и всеведущего» Старика. Вождь обладал магическими знаниями, обеспечивавшими союз человека с силами природы. По его просьбе, обращенной к сверхъестественным существам, могла меняться судьба всех соплеменников.

Разумеется, не само по себе сновидение, пусть даже и необычайно длительное, привело к нервным и органическим расстройствам. Оно было сопряжено с целым рядом острых, изматывающих переживаний: подавленностью, страхом перед неминуемой гибелью, горячечными попытками найти выход, избегнуть страшного конца. Даже в обычном сне человек зачастую испытывает настоящий ужас, просыпается с криком, в холодном поту. Что же говорить о непрерывных, многодневных видениях галлюцинаторной яркости! Конечно, проще простого было бы «разбудить» Акопяна, вывести из состояния анабиоза. Но… фон психической подавленности, нервной усталости сохранялся бы еще долго. Вернуть Акопяна к сознательной жизни и больше не «усыплять» — значило поставить под угрозу срыва эксперимент, ради которого был затеян полет «Контакта». Успокоив подручными медицинскими средствами, снова погрузить в гипотермию? Но кто даст гарантию, что тогда не заработает опять скрытый где-то в недрах мозга, в лабиринтах клеток источник жутких галлюцинаций?..

Что делать с Акопяном? Над этим ломали голову на борту корабля, неуклонно мчавшегося к Марсу, в ЦУПе, в центре психофизиологии и во многих других учреждениях, причастных и не причастных к полету. Предлагали свои варианты решений космослужбы других стран — главным образом, представленных в интернациональном экипаже «Контакта», Тарханов предполагал, что всему виной перепады тяготения, хотя и смягченные гравитационной установкой, но все же ощутимые. Бодрствующий космонавт легко приспособит свое сознание, свои реакции к увеличению или уменьшению веса, тем более не слишком резкому. Другое дело — спящий в глубоком анабиозе, совершенно беспомощный человек. Кровь, которую толкает по сосудам его сердце, становится то тяжелее, то легче, меняются ощущения, режим работы органов, ускоряется или тормозится обмен веществ. А на экране подсознания все это отражается в виде образов, причем образный ряд говорит о постоянном чувстве неудобства, нездоровья, тревоги… Отсюда и диковинный сюжет с мрачной пещерой, грязными косматыми сородичами, с ожиданием насильственной смерти. Сурен не может самостоятельно очнуться, стряхнуть с себя паутину кошмара — этому мешает охлаждение. Возможно, постоянное желание освободиться от пугающих картин сна и невозможность это сделать, чувство скованности, обреченности — добавочные причины стресса…

Объяснение Тарханова было признано правдоподобным. Но от этого не стало легче. Следовало найти способ погасить взрыв отрицательных эмоций спящего. Ученые на Земле и в космосе совещались, спорили, загружали электронику, а резкий ступенчатый подъем активности всех сигналов Суренова организма, крик нервов и плоти нарастал, превращался на графиках во взмывающую прямую… Акопян приближался к границе безумия.

…Впрочем, был еще один человек, о котором начинали все сильнее беспокоиться врачи. И человек этот, хотя и был в отличие от Акопяна в полном сознании, но также не поддавался медицинскому вмешательству — из-за своего редкого упрямства.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});