Своя радуга - Лев Соколов

– Продолжайте Семен Зиновьевич, – Стас повертел в руке значок с медведем.

– Так я Вам продолжу. У нашего мужика есть выбор. Первый вариант – если он совсем опустился и скурвился, то может нализаться халявным самогоном, и уснуть в пьяных соплях на столе. А когда очнется мужик, то скорее всего увидит, что Амбал уже завалил его жену на кровать, задрал юбку, и сношает во всех позах. Тут наш мужик-рванина конечно может раззявить рот и полезть в драку, но какой из пьяницы боец? – Получит пару раз по сопатке, да уползет обратно к бутылке, себя жалеть…

Второй вариант, – злокозненному соседу не поддаваться, а слушать только родную тещу. Вот она бегает вокруг и вопит – не верь соседу, Ваня! Бей его! Спасай нашу семью! Ведь так хорошо живем втроем! Душа в душу! А бутылку первача я тебе сама потом поставлю, – хоть залейся! И если наш мужик дурак – то наподдаст соседу, и успокоится…

Третий вариант – это когда мужик вломит соседу, так чтоб неповадно было, а потом хорошенько оходит свою тещу по бокам. Этот вариант правда опасен тем, что теща может с соседом сговориться. Ей ведь, теще, хоть как, – пусть хоть сосед в квартире заправляет, но только чтоб при борще остаться. Тяжко мужику будет бороться, – в коридоре его сосед-амбал кулаками штампует, а с тыла теща сзади предательские удары поварешкой по голове налаживает. Дорого обойдется победа, а можно и вообще не сладить…

Поэтому самый лучший для мужика вариант – четвертый. Не дожидаться пока в дверь, на твою слабинку полезет сосед, а до этого поколотить тещу хорошенько, оходить её по бокам, построить в струнку, чтоб знала кто в семье хозяин. Тогда и жена зацветет, и сам Ванька над собой поднимется, и сосед лезть поостережется.

Но для этого четвертого варианта Ваньке ведь собраться нужно. Страх перед ужасной тещей преодолеть. Домашние дела отложить на малое время. Прекратить себя убеждать, что в семье все в порядке. Что ничего, другие вон, тоже так под тещами живут… Что под тещей, – это даже патриотично. Трудно Ивану собраться. – Старик мотнул головой. – Поэтому, какие наиболее вероятные варианты развития событий в нашей "квартире", – думайте сами.

– Сейчас, когда оккупанты ходят по улицам, сдается мне, что время для четвертого варианты мы уже упустили – с горечью сказал Стас.

– Да. И это наша вина. – Развел руками старик. – Всех нас, я имею в виду. В общем, и в частности. И меня, как историка – видимо я плохо учил детей. И вас, извините, – как военного – потому что у вас было оружие, и сила поменять ситуацию в стране, пока не стало слишком поздно. И вина всех кто радовался выморочной деградирующей "стабильности" на нефтяной игле… Но может быть мы еще не упустили время для третьего варианта. Я не могу давать вам советов, Станислав. Я слишком стар. Вон, даже кран сам не могу толком закрутить. Но если бы мог… Если бы я мог… Я вам одно скажу. Этот значок, который выкопали из земли мои ученики… Он лежал в земле не просто так. А вместе с его владельцем. И уложили его туда наши прадеды. Потому что она пришел к нам с оружием в руках. И нашим предкам было страшно, и у них были семьи, которые не хотелось оставлять. Но… все кто к нам приходил, ложились в землю, французы, немцы, американцы. Вы понимаете?

Стас посмотрел в глаза старику, и медленно кивнул.

– Да. Я понимаю.

Он протянул значок обратно старику, но тот отрицательно кивнул головой.

– Оставьте себе. Чтобы помнить.

– Не надо. – Сказал Стас. – Из музеев не надо уносить. Как раз чтобы помнили. Лучше я вам принесу современную нашивку с таким медведем.

Он положил значок на стол, и сильно припечатал пальцем.Будто раздавил поганого смрадного клопа.

***

Стас собирал рюкзак… На территории бывшей Российской Федерации колыхал букет больших и малых войн, но… зацепились друг о друга как утопающие центральная Россия и Белоруссия, подтянулась часть Украины, и Казахстан. Вообще же, слишком много было людей, которые помнили развал еще Союза, и понимали чем обернется второй. Они не сохраняли гнилой морок Российской Федерации, и даже не пытались реанимировать некогда скончавшийся от рака мозга Советский Союз. Они просто боролись за справедливый государственный сплав народов, который позволит им не быть игрушкой в руках далеких чужих игроков. Называлось это хрупкое образование "ЕСР" "Евразийский Союз Республик". Но когда новый союз обозначил себя, стало ясно, – крови уже было много, – а теперь будет море, потому что душить его будут лихо и всерьез. Из малых войн быстро взревала крупная война… Стас собирал рюкзак, когда появился Одинцов.

Он появился у Стаса на квартире внезапно, и без предварительных телефонных звонков. Как чертик из табакерки. Одинцову Стас доверял, скорее всего это и была причина, почему его прислали. Говорили долго, Алена, – жена Стаса уложила детей, и ушла, чтобы не мешать. Глаза у неё были красные… На столе стояла открытая, но почти нетронутая бутылка водки – подняли чисто символически, за тех кого нет. После этого Одинцов переключился на дефицитное ныне – как и другие продукты – рассыпное печенье и, в перерывах между словами, оприходовал до дна всю вазочку. Он был тот еще плюшечник-сладкоежка, с училища совсем не изменился. Потом спели свою, которую написал еще Витька Андреев, земля ему пухом.

Эй, солдат, у нас случилось.Две минуты тишиныОтдохни, представь, попробуй.Будто нет сейчас войны.

Эй, солдат, споем о доме.Где нас помнят, где нас ждут.Где родные нас молитвой.От лихого берегут.

Эй, солдат, а дом далеко.Километры, города.Только, все одно мы дома.Велика у нас страна.

Эх, солдат, под волчьим небом.Нам друзей терять пришлось.Для того, чтоб волчье племя.По России не прошлось.

Эй, браток, а наша дружба.Кто тут не был, как поймет…Друг, когда войной проверен.Этот друг не подведет.

Эй, солдат, у нас случилось.Две минуты тишины.Отдохни, представь, попробуй.Будто нет у нас войны…

Помолчали. А потом Одинцов спросил Стаса, что тот думает о происходящем, и что собирается делать. Стас ответил, что с новообразованной армией Сибирской Республики его ничего не связывает, – о происходящем думает непечатное, а сам уже преодолев сопротивление жены, собирался отправить её и детей к родителям в деревню, и перебираться через границу в ЕСР, – так по его пониманию присяги будет правильно…

– Но, ты ведь не просто так ко мне пришел? – Спросил Стас Одинцова.

– Не просто, – кивнул Одинцов.

***

За спиной зашевелились. Ладонь Черкеса легла Стасу на плечо, прервав воспоминания. Он обернулся. Черкес показал: – продолжаем движение. Снова медленно задвигалось перед глазами серое марево мертвых ветвей.

К полудню они вышли к цели. Сперва местность стала более ровной, деревья поредели, появилось возможность двигаться в полный рост, местность стала повеселее. А потом впереди посветлело, и они вышли к обрыву. Кол подтянул Стаса к себе, они залегли на кромке леса, и стали осматривать объект. В бинокль было видно отлично. Военные когда-то не поскупились. Посреди бескрайних лесов сияла огромная желто-серая проплешина. Когда-то здесь не просто вырубили лес, – начисто устранили возможность, что он сможет зарастить отвоеванную у него территорию: – весь грунт был снят до песка. Скорее всего, это было сделано давно, обрывистые трехметровые земляные края огромной выемки по срезу уже заросли мхом. Да и сама методика, концепция так сказать строительства… так демаскировать объект сверху могли только, когда еще не боялись наблюдения со спутников; позже военные объекты старались меньше выделять из природы. Посреди плеши находился складской комплекс, огороженный высоким забором. Караульные вышки по периметру прилагались. Насколько можно было видеть сверху, по участкам не скрытым огораживающим его высоким забором, внутри ограды были полузаглубленные бетонные ангары. От ворот к краю проплешины, и далее в лес, тянулась дорога, поднятое над песочным "озером" полотно, каменной подушки, поросшее зеленым мхом и травой. Вид у объекта был заброшенный. Бетон забора и ангаров время обработало как наждачной, и вбило в мелкие щербинки грязь, затемнив цвет. Крыши вышек были покрыты дождевыми отложениями, фонари на них были целы, но скопившаяся на стеклах грязь показывала, что их не включали годами. На зеленых створках металлических ворот красные звезды облезли и почти потеряли цвет. В будке контрольно-пропускного пункта перед шлагбаумом стекло полностью потеряло прозрачность. Шлагбаум почти потерял свою красно-белую окраску.

– Что скажешь? – Спросил у Стаса Одинцов.