Стена - Кобо Абэ

Потерев пальцами лезвие ножа, Аргон-кун убедился, что он нарисован мелком, — нож без труда стерся, лишь запачкав пальцы. Попробовал нарисовать новое яблоко. Но оно не только не упало на пол, как настоящее, но вообще не отрывалось, будто это был кусок приклеенной к стене бумаги, а когда Аргон-кун стал соскребать его, размазалось по стене.

Радость была недолгой. Все закончилось и возвратилось к тому, что было раньше. Неужели это так? Печаль вернулась увеличенной пятикратно. И голод охватил пятикратный. Скорее всего, в животе съеденное снова превратилось в кусочки стены и крошки мела.

Выпив чуть ли не литр воды из подставленных под кран ладоней, он вышел на подернутую предрассветной дымкой пустынную улицу. Склонившись над водосточной канавой, по которой текла вода из кухни закусочной, находившейся метрах в ста, он опустил руку в грязнущую, как деготь, воду и вытащил что-то. Это была корзинка из металлической сетки. Сполоснув ее в протекавшей неподалеку речушке, Аргон-кун увидел, что в ней еще осталась какая-то еда. Особенно его приободрило то, что примерно половину корзинки занимало нечто похожее на рис. От старика, жившего в их доме, он недавно слышал, что если такую корзинку устанавливать в сточной канаве, то за день можно обеспечить себя едой. Этот старик с месяц назад так поправил свои дела, что мог даже покупать конопляную соломку, и сточную канаву закусочной передал ему. Вспоминая вчерашнее угощение, он понимал, какая это грязная, вонючая и вообще отвратительная еда. Но поскольку она не была связана ни с каким волшебством и ею всегда можно было набить живот, она была для Аргона-кун не только важна, но просто незаменима, и пренебрегать ею было невозможно. Еда эта была настолько отвратительной, что он вынужден был силой заставлять себя проглатывать ее, но приходилось есть. Дерьмо — вот что такое теперешняя его жизнь.

Незадолго до полудня он вышел на улицу и направился к приятелю, служившему в банке. Когда Аргон-кун появился у его стола, тот, грустно улыбнувшись, сказал:

— Сегодня моя очередь?

Аргон-кун кивнул с отсутствующим выражением лица, получил, как обычно, половину завтрака в коробочке и, не поднимая головы, механически вышел наружу.

Следующую половину дня Аргон-кун размышлял.

Когда он, с мелком в руке сев на стул, предался мечтаниям о волшебстве, надежда его начала выкристаллизовываться, концентрируясь вокруг непреодолимого, страстного желания, и, по мере приближения к вчерашнему вечернему времени, предчувствие, что мелок снова проявит волшебство, переросло почти в уверенность.

Откуда-то громкое радио сообщило время — пять часов. Он поднялся и нарисовал на стене хлеб, масло, баночку сардин и еще чашку кофе. Не забыл нарисовать под ней стол. Чтобы она не разбилась, как вчера. И начал ждать.

Вскоре тьма стала подниматься из дальних углов комнаты вверх по стенам. Решив посмотреть, в каком состоянии находится волшебство, он зажег свет. И убедился, что, как и вчера, электрический свет не нанес волшебству вреда.

Солнце село. Будто это обман зрения, картина на стене стала терять очертания. Словно между стеной и глазами поднимался туман. Она побледнела, туман все сгущался. Когда через какое-то время туман стал таким густым, что его можно было, казалось, брать руками, художника ждал успех — содержание картины материализовалось.

Кофе, должно быть, очень вкусный, от него поднимался пар. Поджаренный хлеб был еще горячим. Ой, забыл о консервном ноже. Аргон-кун рисовал, придерживая его левой рукой, чтобы он не упал, и нож появился оттуда, где он кончил его рисовать. В буквальном смысле слова он воплотил нарисованное.

Он обо что-то споткнулся. Снова появилась вчерашняя кровать. На ней — ручка ножа (лезвие он вчера стер), бумажная обертка от масла и разбитая чашка.

Наевшись, Аргон-кун лег на кровать. Что будет дальше? Ясно, что на солнечном свету волшебство теряет свою силу. Завтра снова придется предаваться горьким думам. Нельзя ли придумать какую-нибудь хитрость, чтобы выйти из положения? Великолепная мысль, подумал он, нужно завесить окно, чтобы в комнате была постоянная тьма.

Чтобы реализовать план, необходимо хотя бы немного денег. Нужно купить то, что защитит от солнечных лучей и не позволит тем самым лишиться из-за них материализованного. Но нарисовать деньги было нелегко. Напрягшись, Аргон-кун представил себе полный бумажник... Раскрыв его, он убедился, что все прошло как нельзя лучше — бумажник был набит деньгами.

Деньги, которые днем исчезнут, подобно золоту листвы, но он был спокоен — они не оставят никаких следов, как листья деревьев. Но все же из осторожности выбрал улицу подальше, куда и направился. Там он купил два толстых шерстяных одеяла, пять листов черной бархатной бумаги, кусок плотного фетра, коробку гвоздей, четыре длинные деревянные планки, а по пути купил еще попавшуюся ему на глаза в букинистической лавке поваренную книгу. На оставшиеся деньги выпил кофе. Он был нисколько не лучше того, который Аргон-кун нарисовал на стене. Это почему-то вселило в него гордость. Напоследок он купил газету.

Он начал с того, что вбил в притолоку гвозди и повесил на них два листа бархатной бумаги и одеяло, остальным он завесил окно, укрепив материал планками. От ощущения безопасности и охватившего его в то же время чувства вечности сознание Аргона-кун ушло куда-то далеко, он повалился на кровать и тут же уснул.

Недолгий сон нисколько не ослабил радости, не нейтрализовал ее. Проснувшись, он ощутил в своем теле заведенную стальную пружину и готов был прыгать от радости. Новый день, новое время... Он без колебаний ждал окутанное туманом, сверкающим золотыми блестками, завтра и еще многие и многие неисчислимые завтра. На лице Аргона-кун появилась счастливая улыбка, свидетельствовавшая о переполнявших его чувствах. Он был полон надежд, что с этого момента ему уже ничто не помешает, он все сможет делать своими собственными руками, имея колоссальные возможности. Блестящее время. Но почему же в глубине души притаилась грусть? Может быть, за миг до сотворения Вселенной Бог испытывал именно такую грусть? И среди мышц, рождавших улыбку, было несколько крохотных, сжавшихся от страха.

Аргон-кун нарисовал огромные стенные часы. Дрожащей рукой установил стрелки точно на двенадцати и решил с этого времени вести отсчет своей новой судьбы.

Трудно дышится, подумал он, и на стене, выходящей в коридор, нарисовал окно. Ой, что случилось, почему окно так и осталось на рисунке, не превратившись в настоящее? Сначала это поставило его в тупик, но вскоре он сообразил, что добиться материализации окна не удастся, потому что оно не соприкасается с наружной стороной и, в связи с этим, не имеет необходимых условий, чтобы существовать как окно. А если нарисовать то, что за окном? Какой выбрать пейзаж? Может быть, горы, подобные Альпам, или море, подобное омывающему Неаполь? Неплох и сельский пейзаж. Интересна и сибирская тайга... Перед его мысленным взором проносились красивейшие пейзажи, которые он видел на открытках и в путеводителях. Но, понимая, что из них он должен выбрать один, Аргон-кун не знал, на что решиться. Было бы разумно сначала доставить себе удовольствие, подумал он и, нарисовав виски и сыр, стал неторопливо размышлять, отхлебывая маленькими глотками виски и закусывая сыром.

Однако чем больше он размышлял, тем труднее становился для него выбор. «Да, пожалуй, не так легко его сделать. Эта работа посложнее всех композиций, которые я создавал до сих пор, и дело не в людях, я их уже рисовал. Всё как следует прикинув, поймешь, что ограничиться рисованием лишь таких радующих глаз вещей, как море, горы, речушки, фруктовые сады, не годится. Нарисую я, к примеру, горы. Но они сразу же перестанут быть только горами, которые я изобразил. Что находится за ними? Город? Море? Пустыня? Какие люди там живут? Какие животные обитают? Я буду рисовать, не зная всего этого. Это не бездумная работа, которая совершается лишь ради того, чтобы сделать окно окном. Она связана с сотворением Мира. Моя кисть предопределит этот Мир. Можно ли полагаться в таком деле на случайность? Необходимо избежать любой неосторожности при изображении того, что находится снаружи, за окном. Я должен нарисовать картину, в которой не будет людей, изображавшихся мной когда-либо».

Аргон-кун погрузился в размышления.

Всю первую неделю он целыми днями думал о том, каким должен быть на его картине этот бескрайний Мир. В комнате снова появился натянутый холст и плавал запах скипидара. Стопкой лежали десятки набросков. Но чем больше он думал, тем больше возникало проблем, решить которые было ему не под силу. Наконец Аргон-кун решился отдать себя на волю случая, но он понимал, что это неправильно, ведь тогда потеряет всякий смысл то, что в его руках оказалась возможность сотворения совершенно нового Мира. Даже если верно отобразить неизбежные частные факты и ограничиться этим, то взаимная их противоречивость в конце концов снова вернет его в прошлый Мир и, не исключено, опять заставит голодать. К тому же, и мелок не бесконечен. Нужно изменить Мир в целом.