Прощание с колхозом - Борис Екимов

В областном архиве, просматривая дела раскулаченных этой округи, читал и читал я: «арендовал участки земли, занимался торговлей скотом», «снимал участки для отгула скота», «арендовал до 150 га, занимался отгулом»… После коллективизации на этих землях располагался огромный совхоз «Красный скотовод» с центром на Фомин-колодце. В 1937–1938 годах руководство совхоза арестовали, совхоз расформировали. Все больше и больше запахивалось земель. А уж целинная горячка и вовсе попасы на нет свела. Перепахивали все подряд, выворачивая наружу мел. Получили за «целину» ордена и стали гонять комбайны по тощим полям, сбирая урожай скудный, но выполняя «наказ Родины»: «Хлеб – любой ценой!» А хороший хлеб на этих бедных землях бывает один раз в сто лет.

Пришли новые времена. Но что принесли они этой земле? Пока лишь горячку фермеризации. Умеешь ты, не умеешь пахать, коренной хлебороб или горожанин, который трактор лишь в кино видел, но глотка хорошая, настойчивость есть – не мытьем, так катаньем получишь землю.

История с первым в районе фермером Федоровым весьма показательна. Человек городской, в сельских делах абсолютно неумелый – это было видно с первого взгляда, – 300 гектаров земли он все же получил. Речи в его защиту звучали с трибун сессии облсовета, райсовета. Тех, кто не хотел ему землю давать, величали врагами аграрной политики. Землю Федоров получил, взял под нее банковский кредит, на этом завершив хлеборобскую деятельность. 300 гектаров земли зарастали бурьяном, пока их не отобрали.

Но отсутствие четкой перспективы в аграрной политике и боязнь руководителей районов прослыть саботажниками аграрной реформы делали свое дело. Свободная земля в задонской стороне раздавалась налево и направо. У хозяев вовсе нерадивых изымалась и порой передавалась таким же.

Мы и ехали-то в Большую Голубую, чтобы показать новому хозяину его земли. А этот «новый хозяин» был не лучше старого. Всю дорогу шли разговоры лишь о кредите, который банком обещан.

Посмотрели мы поле, сплошь заросшее осотом. Думаю, при новом хозяине этой земле не станет легче.

Так за что же я ратую, укоряя земельный комитет, хуля новых, еще неопытных хозяев? За возврат к совхозу «Голубинский» с 70 тысячами «нищих» гектаров? Нет. Твержу я о том же, о чем и ранее: в стране отсутствует четкая, грамотная аграрная политика. Она заменена лозунгами и сиюминутными нуждами. Не новым толпам «желающих» нужно отдавать землю, а тем людям, которые успели за прошедшие два-три года доказать делами (состоянием земли, урожаем), что они на земле хозяева рачительные.

В начале сентября в Калаче прошло очередное заседание земельной комиссии. На свободные 300 гектаров земли претендовали несколько человек. Досталась она работникам совхоза. «Пусть попробуют, – сказали мне. – У них преимущественное право». А я думаю, что преимущественное право было не у них, вполне возможно, хороших людей и работников, а у Штепо, Олейникова, которые по 40–50 центнеров со своей земли получили. И тогда уже в следующем году эти 300 гектаров начали бы работать. А в ближайшие годы для государства с этой земли пошла бы весомая налоговая отдача. А теперь «пусть попробуют».

Когда я говорил об этом в Калаче, мне возразили, что существуют законы, их надо исполнять, поступи комиссия иначе – прокуратура и суд восстановили бы справедливость. Какая уж тут справедливость, если к земле не пускают хозяина, а поют прежние песни о всеобщем равенстве, когда справа – осот, слева – тоже осот. Но социальная справедливость торжествует.

В Задонье, на землях совхоза «Голубинский», вчерашних и нынешних, за лето побывал я не раз. В конце октября, в последнюю неделю перед ненастьем, дважды там был. Люблю я этот просторный, пустеющий край: степь и степь, крутые холмы, пологие балки, синяя донская вода под обрывом. Но нынче вела меня и другая забота.

В середине октября районные власти решили подвести итог колхозному труду. Собрались руководители администрации, Совета, комитета по сельскому хозяйству, банка. Вопрос один: финансовое состояние коллективных хозяйств. Какие доходы имеем, закончив уборку и сдачу продукции? Какие результаты ожидаются к 1 января 1994 года? Что будем делать в 1994 году? Ответ давали руководители колхозов вместе с экономистами.

Отчет оказался очень неутешительным: все хозяйства района придут к 1 января с пустым карманом. (Лишь «Волго-Дон» получит доход, но теоретический, так как денег ему не заплатят его должники.) С 1 января 1994 года все хозяйства начнут жить в долг. А район наш, Калачевский, один из лучших в области по всем показателям. Такие вот результаты. Причин много, они всем известны. Но легче от этого кому?

Самое тяжелое положение у «Голубинского»: на 1 октября долгов примерно 80 миллионов, на 1 января их будет 250. Доходов не предвидится до следующей уборки урожая, когда долги вырастут, по самым скромным подсчетам, уже до 1, 5 миллиарда.

Послушали руководителя хозяйства, пожурили его, посетовали на тяжелые времена, решили просить «область» предоставить «Голубинскому» отсрочку по кредитам на 121 миллион. Хозяйствуйте, мол, дальше. Неделю спустя приехали районные руководители в совхоз ли, колхоз – поди пойми теперь, как их называть. И разговор пошел не только и не столько с директором, сколько с главными специалистами: агрономами, зоотехниками, механиками, экономистами.

Сначала говорил Ю. Ю. Барабанов, директор. Рассуждал он реально:

– Долгов много. А впереди просвета не видно. Займем еще и еще, до следующей уборки урожая. Долги будут расти. А чем отдавать? В животноводство надо вложить двести миллионов. Ожидаемая прибыль – сто миллионов. На каждую овцу расходуем пять тысяч рублей, доход получаем – тысячу. Просвета нет. Если сейчас начать ликвидацию хозяйства, то, продав все животноводство, остатки зерна, можно будет что-то выделить каждому работнику на имущественный пай – за прежние годы нажиток. Если дележ будет следующим летом, то уже и делить будет нечего. Все имущество уйдет на покрытие долгов. Руки друг другу пожмем и разойдемся.

Приезд районного начальства для разговора серьезного был известен заранее. Просили главных спецов подготовиться, прикинуть в цифрах и доложить. Поэтому главный агроном начал читать по писаному:

– «Должны повысить урожайность… Ввести новые сорта… Расширить… Паровать… Ожидаемый доход… Должны получить миллиард сто миллионов рублей…»

Сказки всё это были, такие привычные сказки для взрослых людей, опытных, сединой убеленных. Признаюсь, что слушать такие речи мне было страшновато. Всё словно десять, двадцать лет назад. Но времена новые всё же подпирают, и потому спросили:

– А что же вам в этом году помешало «повышать», «расширять», «паровать»? Ведь год был, каких сто лет не будет. Люди по сорок-пятьдесят центнеров получили, а вы, как всегда, десять. А ведь вам отказа ни в чем не было. И опять нынче вы озимку не посеяли, значит, никакого зерна не будет. А вы нам басни тачаете…

Страсти накалялись, началась обычная колхозная планерка.

– Доруководились… От ста коров – тридцать телят выхода. Они у вас что, через два года на третий лишь телятся?

– Они на наших кормах не то что телиться – давно подохнуть должны. Ни люцерны, ни соломы нет.

– Нет, они все же телятся. Даже в райцентре ваши телята, абердины, приметные, их ни у кого больше нет. Разворовывают!

– Конечно. Мы платим скотнику за теленка тысячу шестьсот рублей, бутылка водки – две тысячи. Ему поллитру поставь – он этого теленка не в райцентр, а еще дальше утянет.

– Надо контролировать, вас вон сколько. Каждому по ферме, контроль и контроль. Раздачу кормов, отел. Работать разучились. Вам люди доверили. А у вас выход ягнят какой? А настриг шерсти?

– По полгода не кормим скотину. А требуем отдачи. Это не медведи.

– Кормите, организуйте. Возьмите по ферме и живите там… Сейте сорго. Займитесь подсолнухом… Пришлем специалистов. Будем жать и жать. Заставим работать!

Сидел я, слушал старые-престарые речи. Ведь тех же районных руководителей их же собственным вопросом можно было донять: а кто вам в начале этого, того ли года мешал «жать и жать», «прислать», «заставить»? Никто не мешал. И сколько помню, все жмут и жмут, а в «Голубинском» все те же 7—10 центнеров с гектара, все тот же падеж овцы, все те же комариные привесы.

Словно остановилось время. Но это лишь кажется, оно течет. И горе обманутым или себя обманувшим. Кто их спасет?..

На следующий день после разговора в совхозной дирекции ранним утром приехал я на хутор Малоголубинский. Лежит он в тесном распадке меж холмами, крайними домами спускаясь к берегу Дона. На взгорье – новая контора, новый магазин. В конторе – народ, как всегда, после утреннего наряда: бригадир животноводов, зоотехник, механизаторы. Вопросы я задавал прямые:

– Знаете ли вы финансовое положение своего хозяйства? Как думаете дальше жить? Колхозом? Самостоятельно?