Зверь из бездны. Династия при смерти. Книги 1-4 - Александр Валентинович Амфитеатров

веры, должен был неминуемо пасть одной из первых жертв катастрофы. «Узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим», говорит сам апостол в Послании к филиппийцам (I. 13). Первый гром, конечно, должен был разразиться именно над его, столь заметной и уже подсудимой головой. Охотников разделить его жребий, по-видимому, было не очень много, — во всяком случае меньше, чем врагов, желавших уничтожить Павла, компрометируя его перед правительственной властью. Священное писание Нового Завета сохранило нам имена и некоторых зложелателей Павла, и его робких изменчивых друзей. Второе Послание к Тимофею изображает нам апостола в одинокой и горькой отброшенности. «Все азийские оставили меня: между ними Фигелл и Гермоген»... «Александр-медник сделал мне много зла»... «Димас оставил меня, возлюбив нынешний век»... «При первом ответе никого не было со мной, но все меня оставили». (См. выше.)

Чтобы увести ап. Павла от кровавой расправы 64 года, полагают, что в начале августа, перед самым гонением он имел возможность уйти из Рима. Действительно, в узах своих он мечтал о новых путешествиях в Азию; легенды же отправляют его проповедывать на Запад, в Испанию. Но, если Павел не был умучен в гонении 64 года, надо признать, что далее мы не имеем о нем ни малейших сведений, кроме темных и сбивчивых преданий, изобретенных скорее любовью, чем истиной. Легенда о вторых узах Павла в Риме создана, кажется, исключительно желанием дать апостолу время написать «пастырские» послания к Титу и Тимофею (Ренан). Вопрос о подлинности пастырских посланий, особенно к Тимофею, как чисто теологический, я оставляю в стороне. Нет помехи для принятия даты 64 года и при том условии, что эти прекрасные послания подлинны. Неужели столь гениальному, вдохновенному, ясно, твердо мыслящему автору, как ап. Павел, нужны были чуть не годы, чтобы сочинить и обработать несколько страничек поучительного текста, в довольно легкой и нетребовательной форме частных писем? В пастырских посланиях нет решительно никаких доказательных данных, что они писаны после, а не до гонения. Разве что, опять- таки, отсутствие упоминаний о св. Петре? Но оно свидетельствует скорее лишь о том, что верховный апостол пришел в Рим весьма поздно, уже по написании пастырских посланий и, может быть, даже всего за несколько месяцев до рокового пожара? Росси утверждает, на основании раскопок своих и показаний средневековых итинерариев, что незадолго до катастрофы ап. Петр проповедывал близ преторианского лагеря, между дорогами Саларийской и Нументанской. Здесь, предполагается, была и крестильня его, — на Козьем пруде (stagnum Carprinum).

Итак, требуется допустить, что ап. Павел на четыре года куда-то пропал без вести, не оставив по себе ни следа, ни памяти, а затем столь же внезапно вернулся из таинственной отлучки в Рим только для того, чтобы сложить здесь голову. Трудно верится, чтобы столь яркий, энергический и общительный человек, как ап. Павел, мог исчезнуть, как падучая звезда, куда-либо, кроме могилы. Во всех прежних путешествиях он оставлял за собой светлый и длинный след, по которому легко проследить его течение. Теперь ничего! Что ап. Павел мог временами отлучаться из Рима для благовестия в Кампании и итальянских землях, это легко допустимо, тому не мешала и поднадзорность его: она должна была только следовать за ним, как последовала за Антистием Ветером, когда он, обвиненный в государственном преступлении, уехал, несмотря на то, из Рима в свое имение (Tac. XV). «Послание к Евреям» приветствует иудеев от имени италийцев; вряд ли ап. Павел имеет здесь в виду христиан из самой столицы. Если и теперь римский простолюдин, на вопрос о происхождении, не скажет, что он итальянец, но называет себя римлянином из Рима, Romano da Roma, тем более Рим отделялся от Италии в эпоху ап. Павла, когда и политические, и гражданские права итальянской провинции были еще не совсем общими со столицей. Но покинуть Рим после пожара совершенно, как беглец, ап. Павел вряд ли был в состоянии. Во-первых, по причинам, от него не зависящим. Сыскная часть поставлена была в Риме образцово, во всей летописи Тацита нет примера, чтобы человек, которым враждебно заинтересовалась власть, не был выслежен и схвачен в самом непродолжительном времени. В этой искусной постановке сыска надо искать, отчасти, объяснения той тупой покорности, с которой римские политические преступники, будучи открыты, спешили покончить с собой самоубийством. Они знали: бежать некуда, рука цезаря достанет всюду... Во- вторых, по соображениям психологического свойства. Не в характере Павла, твердом и находчивом в опасностях, уйти из Рима в момент наплывшей на христианство беды. Старый вождь не мог бежать с поля сражения, на котором фанатически умирало новообращенное воинство. Великолепная легенда «Domine, quo vadis», впервые рассказанная св. Амвросием (IV в.) и столь популярная теперь повсюду, благодаря эффектному роману Сенкевича, показывает нам ап. Петра в попытке скрыться от цезарева террора. Но, едва апостол выбирался из города, как на Аппиевой дороге предстал ему сам Христос, грядущий на встречу, в город. — Господи! куда идешь? вопросил Петр и получил ответ: — В Рим, принять второе распятие... (Romam it enim crucifigi). Петр понял слова видения, как упрек, что он не захотел разделить участь своей паствы, и возвратился в город, на верную смерть. Если, в эти восторженные, исступленные дни, долг положить свою голову за веру так властно повелевал ап. Петром, человеком характера жизнелюбивого и более пылкого, чем устойчивого, можем ли мы ждать иного поведения от Павла, этого нравственного богатыря, привычного бесстрашно смотреть в глаза тысячам смертей, никогда не убоявшегося ни одного грозного голоса, кроме слова истины? Вся христианская жизнь Павла — одно деятельное убеждение, и за убеждение выпало ему счастье, одним из первых, может быть, даже первым, пролить свою кровь. Ибо для него была «жизнь — Христос, и смерть — приобретение» (Филип. I, 21)[24].

О роде смерти апостолов полагают, что Петр был распят. Предание согласно с показанием Тацита, что часть христиан погибла в Нероново гонение через распятие, crucibus affixi, если только этот «Тацитов» текст не возник именно из предания. По роману Климента Александрийского, вместе с апостолом казнили и жену его; он видел, как вели ее на убиение, и благословил на муки. С III-го века утвердилось предание, якобы Петр просил распять его вниз головой — по смирению, «дабы не показалось, будто он дерзает равняться с Христом в способе смерти». Известие это, впервые скользнув у Оригена, поддержано бл. Иеронимом. Наоборот, у Тертуллиана читаем, что Петр образом казни своей уподобился Христу. Невероятного в сказанной подробности легенды опять-таки ничего нет. Что иным