Двери паранойи - Андрей Дашков

Я наблюдал за пытками без содрогания. Госпожа трудилась в поте лица. Невинная жертва ее энтузиазма сделалась похожей на раздавленный помидор, а Эльва еще долго пыталась обнаружить остатки мужского естества.

Не знаю, достигла ли она желаемого результата, однако все в этом мире имеет банальный конец. В завершение мне пришлось делать то, чего Глист уже не мог и никогда не сможет. Я плющил Эльву по обычной схеме «пуансон – матрица», а эта тварь откровенно скучала. Иногда даже позевывала.

Круг замкнулся. Боюсь, что на следующем этапе ее самыми близкими друзьями могли стать бордосские доги, ослики и некрофилы вроде того араба-душегуба, тем более что Общество охраны животных сюда вряд ли добралось бы.

Но эта тухлая перспектива исчезла в один момент. А причиной стал блуждающий ангелочек Фариа.

* * *

Глаза Эльвиры…

Только что они были двумя черными прорезями в белой морщинистой маске, а ресницы – лапками спрятанных внутри мертвых насекомых…

И вдруг я увидел, как свет пробивается сквозь шлак. Маленькие миндалевидные озера света – они пробудили во мне забытую тревогу, мучительное неудобство. Впервые за много-много дней. Бесцветные, прозрачные глаза Фариа – я вспомнил их, но пока ничего больше…

Номер сорок девятый валялся где-то в сторонке, зализывая раны. Эльвира перестала дышать; ее язык запал в глотку. От губ отлила кровь, и они превратились в сморщенное резиновое колечко.

Я не узнавал свою хозяйку. С ней происходило что-то странное. Прежде она ни на секунду не теряла настороженности, не расслаблялась полностью; ее зрачки никогда не закатывались так сильно, чтобы упустить меня из виду. Но сейчас ее попросту отключили. Сознание исчезло, как исчезает изображение с экрана испортившегося телевизора.

Однако и Фариа не было рядом – он находился в отдалении, неуловимый для охотников из «Маканды». Я стал свидетелем какого-то нового фокуса с проецированием, воздействием на расстоянии. Фокус заключался в кратковременной остановке жизнедеятельности чужого организма, перестройке клеток, переходе материи в свет…

Линзы хрусталиков пульсировали в гипнотическом ритме. В могилах памяти зашевелились похороненные заживо.

В ту же секунду я почувствовал удушье. Узел галстука затягивался сам собой. Что-то зашипело у меня под подбородком. Эльвира иногда шипела, как змея, но сейчас она явно пребывала в состоянии клинической смерти.

Скользкая петля продолжала затягиваться, а меня не слушались скрюченные пальцы. Красные пузыри лопались перед глазами, в ушах раздавался нарастающий звон. Черные волны снова захлестнули всплывавшие на поверхность свидетельства личной катастрофы…

Фариа, где бы он ни был, наверное, понял, что ему пора убираться.

В легких Эльвиры еще осталось немного воздуха. Его хватило ровно на одну короткую фразу. Совершенно неузнаваемый низкий голос почти нечленораздельно прогудел:

– Я вытащу тебя отсюда, сопляк…

Нестерпимое сияние глаз погасло. Я повалился набок, корчась и хрипя, но почувствовал, что удавка ослабевает. Шипящий звук исчез. Я схватился за горло – оно было скользким от слизи.

Почти сразу же после этого женское тело забилось в судорогах. Эльвира «проснулась и нашла себя мертвой». Ее глотка превратилась в бездонный колодец, жадно всосавший порцию кислорода. В следующую секунду ее вырвало, и она чуть было не захлебнулась собственной блевотиной.

Отдышавшись и перевернувшись на живот, она медленно поползла к бассейну.

– Что это было? – твердила она сдавленным голосом, уставившись в пустоту. – Сучий потрох, что это было?!.

31

С той ночи ее эксперименты прекратились. Глиста она уволила за ненадобностью. Большую часть времени Эльвочка просиживала в номере 2-24, тупо просматривая все порнофильмы подряд. Но духовным перерождением тут и не пахло. Кто-то (я знал – кто) на лету подрезал ей крылья.

Во внешнем мире, кажется, наступил октябрь. Бархатный сезон, если забраться куда-нибудь поближе к экватору. Мне не мешало бы смотаться на курорт. Развеяться. И развеять дурь. Я подвожу к тому, что Фариа начал действовать именно в этом направлении. Свои душеспасительные делишки он проворачивал через марионетку Эльвиру. С такими способностями он мог бы запросто помыкать президентами, но это его, по-видимому, не интересовало.

Не знаю, каким образом ему удавалось внушать Эльвире свои идеи, но в один прекрасный для меня день она позвонила Виктору из номера и объявила, что решила отдохнуть от трудов праведных. По-моему, тот не слишком удивился.

А чему удивляться? Не было ничего странного в том, что богатой стерве захотелось расслабиться на юге и прихватить с собой дрессированного мужичка. Внешне я тогда выглядел вполне представительно, и меня не стыдно было показать на пляже. Хоть в плавках, хоть без.

Добиваясь своего, Фариа не пожалел денег, тем более что деньги были не его. Надо полагать, Эльвира задолбала всех. Я понял, почему ее бизнес процветает. Она перла к цели, будто бронепоезд. Мне неведомо, на какие рычаги она нажимала, однако в конце концов боссы «Маканды» согласились снять свой строжайший запрет на «вывоз тела». Правда, с одним условием, имевшим для меня неприятные последствия, но, как говорится, за все надо платить. Спасибо Фариа – вызволил; без него я, наверное, умер бы «на девушке». Славная смерть – для пенсионеров.

В общем, меня начали готовить к «свадебному путешествию». Пришлось пройти какое-то дурацкое тестирование и обследования, которые выявили мою полную безынициативность и пассивность на грани дебильности. Кстати, аппаратура здесь оказалась посерьезнее, чем в психушке. С головой, облепленной датчиками, как лягушка бородавками, я тыкал пальцами в разноцветные квадратики, отвечал на вопросы типа «Чем птица отличается от самолета?», разглядывал на экранах мониторов послойные срезы собственных мозгов и бесконечные зазубрины энцефалограмм, тупо пялился на кляксы Роршаха, которые не вызывали ни малейших ассоциаций, и беседовал с голографическими призраками, пытавшимися выяснить, что я думаю о какой-то там «свободе».

Мною занимались продажные докторишки, но не они являлись последней инстанцией. Кто-то нарушил безмятежность моих снов. Я не помню, чтобы в них вторгались видения или голоса. Все было гораздо проще и страшнее. Лежа в своем тесном пластмассовом гробике под номером тридцать семь, я ощущал постороннее присутствие – ВНУТРИ черепа. И еще в гробике появился запах. Ни с чем не сравнимый запах.

Кто-то препарировал мое дремлющее сознание, рылся в нем и погружался, как в трясину. Теперь я могу отождествить по крайней мере запах – это была почти нестерпимая вонь, исходившая от латиноса, который нашел меня в подземелье «Маканды».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});