За стеной из диких роз (СИ) - "Lett Lex"

Из-за дверей малого зала доносилась музыка, то утихавшие, то гремевшие взрывами смеха разговоры, точно пытавшиеся заглушить разразившуюся за окном грозу. За дверями самозабвенно веселились, но отчего-то Аннабелль казалось, что в каждом звуке она слышит фальшь. Неизменную фальшь, прокрадывающуюся всюду, где есть люди, питающуюся их желаниями и страхами. В этих стенах она устроила настоящий пир.

Позади послышались шаги, кто-то неуверенно крался, разглядывая застывшую перед самыми дверями Аннабелль. У девушки перехватило дыхание от мысли, что это может быть Клод, решивший прогуляться по замку. Вот уж, кто точно не обрадуется её присутствию; после всего увиденного девушка без труда представляла, каким может быть её наказание за нарушение правил — а ей вовсе не хотелось бродить по лесам, обезумев от страха. Она медленно обернулась, на ходу придумывая отговорки.

«Аннабелль?» — возглас удивления замер в воздухе. Анна вздрогнула, точно очнувшись от сна. Голос был ей знаком: долгое «а», лёгкое, еле слышное «н», чересчур мягкое «л»; считалось, что так должна звучать «изящная» речь, хотя подобную манеру считали последствием преданной службы при дворе и всячески высмеивали. Но Иветта, несмотря ни на что, продолжала так говорить: глотать и тянуть буквы, пробуя преподнести людям свои милые, изящные слова, понять которые было сложно, не зная Иветту достаточно долго. В своё время Аннабелль приходилось всюду следовать за этой женщиной и переводить всё, что бы она ни сказала, от важных новостей до сплетен. И вот, теперь она стояла перед девушкой, как самый настоящий призрак, с глазами, блестящими в свете свечей от живых человеческий слёз. В следующую секунду они кинулись в объятия друг другу.

— А я всё думала, о ком все говорят. Кто бы мог подумать, что это будешь ты? — воскликнула женщина и аккуратно поцеловала девушку в лоб. — Как ты здесь оказалась, моя дорогая?

— Не знаю, повезло, наверное, — пожала плечами та. — А ты?

— Ох, долго рассказывать! — махнула рукой Иветта и, схватив Аннабелль за руку, прошла с ней в зал. Её длинные тонкие пальцы, казалось, были свиты из проволоки и держали крепко, не давая шанса высвободиться.

Зал замер и затих, все без исключения устремили взгляды на вошедших. Помещение казалось наполненным ожившими фарфоровыми статуэтками, звенящими при каждом шаге и сверкающими в свете люстр. Аннабелль совершенно отвыкла от подобных картин в духе Буше́ и была настолько воодушевлена, словно впервые видела такое великолепие цвета и звука. На неё смотрели с не меньшим удивлением и интересом, кавалеры и дамы вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть вошедшую, кто-то вытягивал вперёд руки с зажатыми в них моноклями и лорнетами. Только правила приличия сдерживали толпу от того, чтобы мощной волной податься вперёд, во что бы то ни стало удовлетворяя своё любопытство. Иветта с нескрываемым удовольствием смотрела на несчастных, зажатых в клетке этикета и вынужденных изнывать в неведении, и подняла руку, призывая к тишине. Дамы старались дышать через раз, чтобы, не дай бог, не помешать мадам начать речь. Аннабелль поражалась тому, как Иветте удавалось держать всех вокруг себя в таком напряжении, и вспомнила, почему сама не любила её визиты.

«Дамы и господа, — протянула женщина, окидывая толпу снисходительным взглядом. — Вот уже несколько лет мы с вами изо дня в день живём, как летучие мыши, преклоняясь сумеркам, что дают нам вновь свободно ходить по коридорам нашего обожаемого замка Его и Её Величества, которые останутся в наших сердцах, несмотря ни на что, — она прижала руки к груди и опустила голову. Остальные последовали её примеру. На несколько секунд в зале повисло молчание. — И всё же, как бы ни было сильно приковавшее нас к этим стенам заклятие, мы не оставляли надежды вернуться в родные места из этого заточения. И вот, надежда, пришедшая с первыми лучами весны, которую мы видели в объятиях предрассветного солнца! — она почти кричала, выгибаясь в стороны, то стремительно подходила к слушавшим её, то отходила назад, легко взмахивая руками. — Та, что сможет разрушить все злые чары, держащие нас здесь, что восстановит справедливость и поможет добру восторжествовать! Мы все гадали, кого же Его Светлость скрывает от нас, и вот, ответ ясен. — Иветта вновь вцепилась в руку Анны и вывела её вперёд, прямо в пасть сгоравшей от нетерпения толпы. — Но эта девушка — не просто спасительница. Как важно в наше тёмное время держаться вместе с близкими людьми, — она снова вымученно вздохнула, а Анна с ужасом смотрела, как любопытство сводит людей с ума, заставляя подаваться вперёд, открывать и закрывать рты, без слов спрашивая „кто?“. — И, слава богу, одна из моих близких оказалась рядом со мной. Это моя племянница — Аннабелль Шабо». Повисло молчание, а через секунду зал разразился аплодисментами, наконец-то получив долгожданную информацию, словно голодающий, стоявший перед булочной весь день, и под вечер получивший остатки не проданного хлеба. Некоторые переспрашивали, точно не распробовали в первый раз, и Иветта, старая добрая тётушка Иветта, разрешавшая обращаться к ней не иначе, как «мадам», гордо повторяла имя своей племянницы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Аннабелль смотрела на всё это с едва скрываемым отвращением. Обаяние придворной жизни пропало, как только рядом появились «сильные мира сего», почти невидимые властелины гостиных и салонов, не стесняющиеся своего величия. Девушка уже предчувствовала возвращение своей роли «украшения вечера», сегодня ей предстояло стать не просто сверкающей подвеской, отражающей свет люстр, а основным блюдом, чтобы насытить оголодавшую от любопытства толпу. Вокруг неё закружились огромные надушенные парики, зацокали каблуки, зашелестели подолы. Кавалеры и дамы, не стесняясь, подходили вплотную, почти дыша Анне в лицо, разглядывали девушку, как картину, цокали языком и, отходя, громко спорили о её внешности и является ли она вообще родственницей их дорогой мадам. Анна сама бы с радостью отказалась от такого родства. Наверное.

В то время, как Анна сделалась экспонатом, Иветте приписали роль художника, и если кому-то становилось интересно узнать что-нибудь о девушке, все спешили к её родственнице, заваливая её вопросами, на которые, порой, сама Иветта не знала ответов, но без труда выдумывала их на ходу. Временами на один и тот же вопрос она отвечала по-разному, давая начало паутинке сплетен и стрелам косых взглядов, направленным в спину, лицо, сердце.

— Она правда Ваша племянница?

— Совершенно верно, — гордо заявляла дама. — Она, как и я (и не без моей помощи), служила при дворе Его и Её Величества, была ближайшей подругой нашей королевы.

«Да, была, — думала Аннабель. — Только Вам-то откуда это известно, дорогая мадам?». Она слушала, как тётушка рассказывала о том, как буквально вырвала её из рук сопротивлявшихся родителей, желавших до самого замужества продержать дочь в глуши, как обучала её искусству службы при дворе. Аннабелль слушала и воспитанность сползала с её лица лоскутами, обнажая презрение к лживости, порождённой скукой, к праздному веселью, к оставшейся у неё родне. Она бы с радостью вернулась в свою комнату и заперлась там, спасаясь от этих призраков, мучивших её сильнее, чем когда-либо. Но ей нужно было узнать тайну хозяина замка до того, как поднимется солнце.

— Иветта, — позвала Анна, особо не надеясь на ответ.

— Милая, я разговариваю, — пренебрежительно бросила та, на секунду обернувшись. — Тебе следовало бы надеть парик.

— Следовало бы, — передразнила девушка. Хватка на её руке ослабла и, уличив момент, Анна высвободилась и медленно побрела по залу в поисках более сговорчивого собеседника, который расскажет ей о тайне Клода и о том, как её родственница оказалась в такой глуши.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Из-за пышных юбок и париков в помещении было невообразимо тесно, люди дышали одеколонами, а не воздухом, чувствуя на языке кисло-цветочный привкус. Они постоянно толкались, громко смеясь над вынужденными неудобствами, кавалеры даже умудрялись протискиваться через громады ткани и пудры, неся в руках башенки пирожных и бокалов. Мужчины резво перепрыгивали через юбки, лавировали между руками, успевая оценить их белизну, издавали разные звуки, чтобы им уступили дорогу. Дамы в ответ на это с усталым видом поджимали юбки, освобождая пространство ровно настолько, насколько было нужно, чтобы они могли перехватить и себе бокал с вином или угощение. Как раз такой гонец мчался на Аннабелль, проворно перебирая длинными, по-женски изящными ногами. «Дзынь-дзынь!» — кричал он, весело смеясь, отвлекая внимание от величественной Иветты и звеня вазочками с мороженым, которых он держал по две в каждой руке. Анне было некуда деться. По обе стороны от неё сомкнулись плотные стены юбок, из которых в своё время можно было бы построить прочнейшие баррикады, штурмовать которые было бы бесполезно хотя бы из-за пренебрежительных взглядов тех, кто оставался за ними. Дамы как будто не слышали гостью, безуспешно жавшуюся своим каркасом к чужим, извиняясь со всей доступной ей напускной наивностью. Вдруг чья-то рука разъединила этот мощный, скрытый под множеством слоёв ткани заслон и почти бесцеремонно протащила Аннабелль на другую сторону баррикад как раз вовремя — звенящий кавалер беспрепятственно добрался до дамы с искусственным соловьём в волосах и трёх её подруг, головы которых напоминали аккуратные, занесённые снегом клумбы.