Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе - Александр Фурман

Сразу после завтрака дамы начали расхаживать в каких-то подозрительных сарафанах и нелепых платьях из простынь с разнообразными самодельными украшениями. Но вскоре прогудел подкативший автобус, и им пришлось спешно переодеваться в рабочую одежду. (Увы, по части костюмов рыцари в массе своей оказались куда менее подготовленными. Среди немногих отличившихся был Минаев, который намотал на себя два коричневых одеяла, повесил на грудь большой картонный крест и объявил, что он аббат. Весь день он всех и вся благословлял, а вечером, на зависть прочим «железным дровосекам», принимал исповеди у дам.)

Толокнянкой назывались низенькие кривые кустики с мелкими жесткими листочками, которые нужно было срезать маникюрными ножницами и складывать в мешки. Когда-то Фурман с удовольствием возился с мелкими деталями склеиваемых моделей, но теперь эта скрупулезная однообразная работа вызывала в нем какое-то невыносимое телесное бешенство, чуть ли не судороги. Как назло, на протяжении многих дней сбор толокнянки оставался основным трудовым занятием, а о каких-нибудь вениках можно было лишь мечтать. Один раз ему удалось спастись от этого кошмара благодаря прямому вмешательству космических сил: в то утро откуда-то стало известно о старте нашего корабля по программе «Союз-Аполлон», и Фурмана оставили в лагере рисовать плакат, посвященный этому радостному событию.

Так что укороченный рабочий день пришелся как нельзя кстати. А добровольцы, пожелавшие стать на время королевской охоты зверями, получили освобождение от работы еще раньше, чтобы успеть рассеяться по родному лесу. Фурман с самого утра решил, что будет большим королевским тигром, и ради такого случая достал со дна своего рюкзака алые атласные трусы, которые не надевал со времен больницы, и полосатую футболку, издали похожую на тельняшку. Скептикам пришлось популярно объяснить, что такая необычно яркая «окраска» тигра призвана предупреждать о его особой опасности.

Жалкие людишки, конечно, жестоко заблуждались, думая, что это они будут охотиться на тигра. Он не торопился, прислушиваясь к разносившимся по лесу крикам. Похоже, олень, медведь-гризли, волк и лиса тоже не хотели за так отдавать свою жизнь… Тигр без труда задушил двух мелких рыцарей, слепо высматривавших его следы, но за количеством он не гнался. У него была более увлекательная цель: пробраться в королевский шатер (или как там это у них называлось) и, по возможности, утащить оттуда в свое логово какую-нибудь знатную даму.

Охота на него была организована настолько бестолково, что тигр даже загрустил. Чуть ли не в открытую обойдя галдящую толпу и сладко проскользнув под носом у довольно серьезной засады, он залег в траве на краю главной человеческой полянки. Картина до смешного напоминала пастораль: жаркий летний день, три юных дамы – Лариска Артамонова, Ира Зайцева и Нателла, – сидя в тенечке, старательно плетут венки из лесных цветов под присмотром закутанного в одеяла «пастыря», а за спиной у них между сосен спокойно синеет море… Только притаившегося в кустах тигра здесь и не хватало – для моралите. Но, забыв о голоде и мщении, тигр с какой-то восхищенной печалью разглядывал из своего укрытия трех разноцветных девушек: пепельно-смуглую, с лиловыми губами и непослушной каштановой челкой; молочно-белую, с темными прямыми волосами; и охряно-золотистую, с медным шлемом, – завороженный тем, как по-разному сосредоточены их лица, как по-разному щедро и беззащитно цветут эти три тела и как над каждой клубятся веселые облачка с призрачными фигурками будущей судьбы…

Бродивший по поляне аббат вскоре ревниво ощутил присутствие постороннего, поэтому созерцателю пришлось встряхнуться и явить себя на сцене в качестве тигра. Девушки встретили его горловое рычание насмешливо-поощрительными возгласами и расположились поудобнее, чтобы следить за предстоящей смертельной битвой. Почему-то им и в голову не приходило, что сообразительное животное могло предпочесть одну из них тощему аббату (который к тому же когда-то занимался боксом). От наигранного «поповского» ужаса перед диким зверем Минаев решительно перестроился на роль отважного монаха-воина: скинул с себя одеяла, занял боевую стойку и сурово нахмурил свои густые черные брови. Они с тигром медленно закружили по песку, и скалящему клыки Фурману все это казалось каким-то прекрасным фильмом или счастливым сном: розовые стволы сосен, море, разомлевшие на жаре красавицы с их притворно-равнодушными взорами, яростно-трезвый поединок в ярких костюмах…

Еще один тематический день был посвящен «Алисе в Стране чудес», и Тяхти, которая отвечала за его подготовку, сделала Фурману неожиданное предложение – взять на себя главную роль. Как какую? Алисы, конечно. Опешив, Фурман признался, что не успел дочитать выданный ему журнал с заходеровским переводом. Ничего, время еще есть, успокоила его Тяхти, как раз за сегодняшний вечер и прочтешь. Да ты не пугайся, ничего особенного от тебя не потребуется – это такая “свободная” роль, почти без слов. Ну хорошо, допустим, задумался Фурман. А с этим-то что делать? – Он осторожно поводил ладонью по своей рыжей щетине, которая давно уже служила предметом всеобщего внимания. А зачем с этим нужно что-то делать, удивилась Тяхти. Наоборот, это будет даже пикантно – Алиса с бородой! Такого наверняка нигде еще не было.

Утром две строгие от стеснения девушки подобрали Фурману длинную легкую юбку на резинке, с деловитой силой завязали на вихрé бантик, пририсовали несколько крупных веснушек, наскоро научили приседать в книксене и сказали: «Всё, можешь идти».

Объявленный на линейке выход Алисы и ее первый книксен произвели такой фурор, что Фурману было позволено ехать на толокнянку как есть и, не меняя имиджа, отработать этот день на «культурном фронте»: мол, так и быть, толокнянку мы сегодня соберем и без тебя, а ты будешь нас развлекать. «Заказ» был немного обидным, но Фурман решил жестко держаться в рамках образа и честно общаться с встречающимися Алисе странными существами (книгу он только пролистал и представление о сюжете имел лишь самое общее, но его утешало то, что после всех своих сюрреалистических приключений Алиса просыпалась где-то рядом с домом).

За четыре часа на жуткой жаре он обошел почти все рассеянные в прибрежном лесу группки сборщиков толокнянки, вступая в нелепые разговоры, вызывая смех, получая маленькие подарки и, как было предписано, оценивая оказываемые Алисе «услуги» в баллах и занося результаты в зеленый блокнотик, висевший у него на шее. Впрочем, кое о чем он вынужден был умолчать.

В лагере с мягкой иронией преследовались любые формы «уединения», в том числе и групповые. Но на толокнянке контроль ослабевал, и отдельные группы могли превращаться в «парочки». В этот день дальше всех по берегу, к удивлению Фурмана, оказалась Тяхти со «стариком» из другого отряда Лёней Олыкайненом. Сначала Фурман увидел светловолосого голубоглазого Лёню, который сидел на толстой нижней ветке большого дерева, болтая ногами, улыбаясь и явно пренебрегая своими трудовыми обязанностями. Они обменялись несколькими репликами, и тут из-за ближних деревьев вдруг вышла Тяхти. Похоже, она спряталась, а потом передумала. Обрадованный Фурман начал было подшучивать над их «уединенным сачкованием», но Тяхти почти сразу перевела разговор на то, как встречали Алису остальные. Слушая красочный рассказ Фурмана, Тяхти смеялась от души, и все же он почувствовал, что она думает о чем-то другом. В какой-то момент она решилась и остановила Фурмана: с ним, конечно, очень весело и интересно, но сегодня ее последний день в лагере, и для нее крайне важно закончить начатый разговор с Олыкайненом, поэтому она страшно извиняется и просит Фурмана удалиться. Судя по Лёниной улыбочке, ему этот разговор не сулил ничего хорошего. Смущенный Фурман поспешил ретироваться, а Тяхти напоследок строго наказала ему молчать о том, что он видел их вместе.

Устало бредя по горячему песку в обратном направлении, Фурман с вялым огорчением думал о «превратностях любви» и удивлялся бессловесному однообразию плеска волн, механическому сверканию солнца и тупой настырности пробивающихся сквозь почву растений…

Весь этот долгий, душный день Алиса провела в непрерывном общении со стрекочущими, подпрыгивающими, подмигивающими и неумело заигрывающими с ней человечками, а на следующее утро вдруг оказалось, что все ужасно подружились с Фурманом и с нетерпением ждут от него чего-то необычного и что чуть ли не с каждым у него теперь есть какие-то не очень понятные тайные отношения и улыбчивые обязательства, а когда он встает со всеми в круг, к нему с двух сторон неизменно пристраиваются две девочки, которые почему-то называют себя «Алисиными сестричками», и пугающе сладко заглядывают ему в глаза. Что-то вчера такое с ними было у Алисы, в результате чего они получили какие-то особые права, но что именно, он никак не мог вспомнить… Москвичи на «точке» ревниво посмеивались над его «дешевой популярностью», добытой, по их мнению, пошловатыми фурмановскими шутками и бесконечным кривлянием. Но он не обижался, чувствуя, что странным образом отдалился от них и, более того, внутренне окончательно «перешел на сторону врага» (то есть, как он это для себя сформулировал, «простых людей»).