Частная коллекция ошибок - Светлана Гончаренко

– Какого слуги? – насторожилась Вероника.

Климентов снисходительно улыбнулся:

– Так фигурально выражаются, я себя имел в виду.

– Говорите яснее и по возможности излагайте факты.

– Попробую, – вздохнул Климентов, хотя первоначальная радость уже угасла в его оранжевых глазах.

Вероника явно его разочаровала. Он снова коснулся рукой лба, почесал за крупным холеным ухом и начал заново, интригующе:

– Известно ли вам, что в нашем городе сейчас находится приехавший из Москвы Виктор Дмитриевич Козлов?

– Козлов? Кто это?

– Выдающийся эксперт, крупнейший знаток творчества Константина Коровина в нашей стране, а возможно, и в мире. Бывший научный сотрудник Третьяковской галереи, откуда его со скандалом выперли. Он прилетел вчера утром со скрипачом Парвицким.

Вероника кивнула:

– Ясно! Шустрый старичок, у которого волосы дыбом?

– Именно. Так вы его знаете?

– Виделись вчера в галерее Галашина.

– И что? Вам не показалось странным и необъяснимым его появление в Нетске именно вчера?

– Чего тут странного? – пожала плечами Вероника.

Климентов начал терять терпение:

– Попробуйте мыслить более широко и ассоциативно! Ведь Козлов на скрипке не играет. Зачем же он здесь? Есть целый ряд подозрительных совпадений и странных сближений. Козлов прилетает в Нетск, а накануне Галашина ограбили. Это раз! Козлов специалист по Коровину, и украден именно Коровин, это два. Парвицкий коллекционирует живопись Серебряного века, в том числе Коровина, это три. Улавливаете мою мысль?

– Вы хотите сказать, что Козлов связан с преступниками? И народный артист России Парвицкий тоже?

Климентов поежился, будто у него по спине пробежала букашка:

– Умоляю, не так грубо! Думаю, связь является не прямой, а опосредованной. Парвицкий и Козлов имеют дело не с самим грабителем, а с посредником. О криминальной составляющей дела они оба могут и не подозревать.

– Чушь! – отмахнулась Вероника. – Они прекрасно знают, что Галашина обокрали, и знают, что конкретно у него похищено.

– В том-то и дело! – взвился, качнув пелериной, Климентов. – Знают, но искусно делают вид, что не понимают, в чем дело. Тогда как посредник…

– А кто посредник?

– Господи, это же яснее ясного! Кто куратор коллекции Галашина? Милейшая Ольга Иннокентьевна Тюменцева. Слыхали про такую?

– Я саму ее знаю.

– А уж как ее знаю я! И знаю также, что коллекцию для Галашина она подбирала, не брезгуя сомнительными источниками вроде галереи небезызвестного Палечека. Но углубляться в этот предмет я не стану и под дулом пистолета, так как глубоко уважаю господина Галашина.

– Тогда к чему вы клоните?

– После похищения Тюменцева ведет себя неадекватно. Я пристально за нею наблюдаю. Раньше она всегда была спокойна, уверена в себе, благодушна. А теперь? Она растеряна, подавлена, в каждом движении смятение и страх. И самое интересное, что такой она стала не после ограбления, а еще накануне его. Разве это не наводит на размышления?

– Наводит, – согласилась Вероника.

К Никите Климентову вернулось воодушевление. Он облокотился на стол Вероники, приблизил к ней свое бледное лицо и дохнул на нее мятой и чем-то слегка алкогольным:

– Тюменцева со вчерашнего дня неразлучна с экспертом Козловым. Разве это не показательно? Они шепчутся по углам, вместе вчера ужинали, сегодня долго прогуливались по бульвару под ручку.

– У них могут быть чисто личные отношения. Или профессиональные, – сказала Вероника.

– Профессиональные? Видели бы вы Тюменцеву, когда она рядом с Козловым! Лицо бледное как полотно, губы дрожат. Это страх!

– Чего же она боится?

– Полагаю, расплаты за содеянное. Слишком уж дерзкое ограбление! Она пока к такому не привыкла.

Вероника тихо грызла карандаш и с интересом рассматривала Климентова. В словах искусствоведа чувствовалась своеобразная логика и знание предмета.

– Хорошо, – сказала Вероника. – По-вашему, Тюменцева посредник. А кто же тогда исполнитель?

Ответа она ждала с нетерпением. Неужели этот чудак в оранжевых очках назовет Артема Немешаева?

Никита Леонидович откинулся на спинку стула, запустил пальцы в свои белокурые волосы, крайне негустые.

– Знаете, – сказал он задумчиво, – я полагаю, между непосредственным исполнителем (явным уголовником) и Тюменцевой существует еще одно звено. К такому выводу я пришел, отслеживая поведение нашей милой директрисы. Накануне ограбления и после него она часто контактировала с неким Самоваровым. Вы знакомы с этим типом?

Вероника призналась, что нет.

– Это реставратор мебели в моем отделе. Крайне алчный, скользкий, двуличный господин, хотя по дереву работает неплохо. Собрал хорошую коллекцию самоваров, женат на особе много моложе себя. Это все, знаете ли, требует средств! Думаю, он на руку нечист. У него есть какие-то связи в уголовном розыске. Скорее всего, в криминальных кругах тоже.

Вероника вынула карандаш «Конструктор» изо рта и что-то записала в своем блокноте. Искусствовед Климентов тоже повеселел. Он еще сильнее откинулся на стуле, закинул ногу на ногу, и Вероника наконец обратила внимание на его замечательные туфли с каблуками много выше ее собственных.

– Видите, какая цепочка складывается, – обобщил Климентов и пальцем изобразил в воздухе нечто волнистое. – Козлов – Тюменцева – Самоваров – неизвестный урка, которого вы, конечно, вычислите, поскольку вам эти материи ближе.

– Спасибо, – сказала Вероника после многозначительной паузы. – Вон за тем столом вы можете записать свои показания. Мы обязательно приобщим их к делу.

Никита Леонидович сел скромнее и спрятал ноги в чудесных туфлях под стул. Он снова навис над столом Вероники, и снова она почувствовала, что он пил что-то мятное.

– А можно я пока ничего писать не буду? – вкрадчиво попросил он. – Все-таки я больше опирался на чувственные ассоциации и косвенные данные. Конечно, если Тюменцева и Самоваров будут изобличены, я охотно выступлю на суде, но пока… Я, кажется, имею такое право?.. Я лишь поделился размышлениями…

Он ушел, любезно улыбаясь и утеплив шею еще одним витком длинного шарфа. Вероника несколько минут сидела неподвижно, вонзив зубы в податливую древесину карандаша. Рассказанное Климентовым было ново. Все это, возможно, притянуто за уши, но в неясную пока картину преступления вписывается. С этим можно работать. Цепочку связей Немешаева, которую предложил человек в пелерине, надо проверить. В деле появились новые имена. Нельзя терять времени! Это те новости, которые не стыдно сообщить подполковнику Новикову.

Вероника набрала номер, который Стас дал ей вчера и просил звонить, если будет что-то важное. А важное наконец-то есть!

Стас откликнулся не сразу. Его голос, густой и хрипловатый, мог свести с ума любую.

– Да, – сказал он недовольно.

Вероника почувствовала, что краснеет. Дремавшая до того птица неуместного желания затрепетала в груди и, ломая крылья, ухнула вниз.

– Да, – повторил Железный Стас.

– Станислав Иванович, – заговорила Вероника тусклым голосом (о, не так она хотела бы с ним говорить!). – Это следователь Юршева. Появились новые данные по нашему делу, вернее, свидетель пришел. Всплыли новые имена. Свидетель сообщил, что связующим звеном между заказчиком и Немешаевым, исполнителем, является некто Самоваров.

– Кто? – взревел Стас в недосягаемой дали.

– Самоваров. Реставратор мебели из музея. Я его отработаю буквально сегодня же. Это скользкий тип, связанный с криминальными кругами.

– Вы, девушка, что, белены объелись? – спросил лучший в мире голос и сменился короткими гудками.

Стас произнес эту нелюбезную фразу, поднимаясь по лестнице дома номер 18 в проезде Семашко. Назвали ему и квартиру, но предупредили, что на двери номера прочитать нельзя, так что надо просто подняться на четвертый этаж и посмотреть направо. Стас поднялся и посмотрел. Вот она, обещанная надпись «Лохи».

– Целый день сегодня бредовые звонки, – проворчал Стас, недовольный выходкой Вероники. – Но все-таки Колян не мог сойти с ума.

Полчаса назад Николай Самоваров, его старый друг и бывший опер, позвонил и сказал:

– Привет. Думаю, тебе будет интересно. Я только что нашел часть украденного из коллекции Галашина. Приезжай – только один! – по адресу Семашко, 18.

3

Когда Стас нажал кнопку звонка, кнопка эта стала игриво уклоняться от его пальца и кататься в своем гнезде, как горошина. Никакого звука она не произвела. Одновременно левой икрой Стас ощутил ровное тепло. Он опустил глаза и увидел, что у его ноги пристроилась худосочная кошка с черным пиратским пятном вокруг левого глаза.

Стас ухмыльнулся и продолжил борьбу с кнопкой. Наконец ему удалось поймать и прижать ее как следует. Раздался не привычный перезвон, не манерное чириканье, а добрый старый электрический зуд «З-з-з-з-з!». Сейчас это, кажется, называют classic bell.