Таганский дневник. Кн. 2 - Валерий Золотухин

Иконостас рублевской школы.

Смехова вчера я видел. Ах, Веня, Веня. Как же можно с такой болтовней представать перед зрителями Театра на Таганке. Можно, конечно, читать свои вирши, но не больше двух-трех, ведь люди деньги платят. Человек набирается наглости держать свою персону два часа перед народом. Это хорошо, что я посмотрел, это определило мое решение — не выползать в подобном жанре…

12 июля 1988, Вторник

Ну, слава Богу, закончился этот страшный и, может быть, благословенный сезон.

На спектакле ЧП — посох попал в зрительницу, выбил стекло в очках, рассек щеку. Кажется, замяли… Николай не показывает, что огорчен, шутит, смеется, это маска его. Накануне он приезжал ко мне, видел мое состояние, говорил Жанне:

— Он не сыграет…

19 июля 1988

Вторник

Проводили вчера Анхеля с семьей в Мадрид. Обедали у Шацкой, туда и позвонила Ирбис и спросила:

— А почему — Ирбис?

— По кочану.

— Не груби… почему — Ирбис?

— Иди посмотри в энциклопедии.

— Иду. — И повесила трубку.

Неужели обиделась?Потемнели у баньки стены,Покосились у дома крылечки…Вот еще для рассказа тема,Вот еще одна Богу свечка.Где хрустальные реки синиеВасильковыми бредят искрами,Имена такие красивые,Даже если Исток, то Быстрый

От рецензий на «Годунова» неприятный, досадный осадок — тенденция прослеживается четко в отношении группы Любимова, и потому, зная мою конфронтацию, хвалить они меня не будут. Впрочем, радуйся тому, что грязи не льют. Уж он им дал материала, пищи и слов с лихвой на репетициях. И хочется Гаевскому[34] сказать: «Эх, Дима, Дима…» А впрочем, пошли они все… «Жалко только волю да буланого коня». Напишу сейчас письмо Л. А. и переменю печаль на радость.

20 июля 1988

Среда, мой день

Не надо отклоняться от первоначального замысла. Ирбис влетела в жизнь, в сюжет, она поможет мне, моя м-м-милая; как я скучаю, как тоскую, как люблю ее. И — от всего тошнит. И все-таки «Родословная», а все остальное — притоки. Надо ложиться спать, утро вечера мудренее.

Зачем я оставляю открытым дневник? А вообще-то невозможно, нельзя с женой жить и писать, невозможность остаться одному, возможность быть всегда подсмотренным и прочитанным угнетает, бесит, не дает покоя.

23 июля 1988

Суббота, дача, утро

Что-то должно случиться, и справедливость должна восторжествовать. Смехов и Филатов (Славина больна) должны быть наказаны, они должны понести ответственность за свои слова и поступки. Я читаю дневник и вновь и вновь поражаюсь Эфросу. Сколько там было чистого, правого дела! Чем она мне отольется? Чем бы она ни отлилась. Я благодарю Бога, что это случилось. Хоть пить бросил, хоть стало перед кем-то стыдно. Теперь, что бы ни делал, озираюсь на Уфу. Господи! Пошли ей здоровья и спокойствия душевного. И все-таки, когда я прихожу на пруд, я ловлю на себе любопытные взгляды-вопросы. Почему он здесь, в разгар съемочной страды, его что, больше уже не снимают, он что, вышел в тираж? Ведь ни одного киноартиста на дачах, кроме Золотухина. Он что, надоел, не нужен никому… так, мне кажется, обо мне думают люди. И признаться, мне неловко делается, потому, что все это похоже на очень большую правду… Главное — участвовать! А я — не участвую, вот в чем драма. Но я пишу, пишу и я действительно напишу…

25 июля 1988

Понедельник

День памяти В. С. Высоцкого. Зайти поклониться на кладбище и к Нине Максимовне.

На почте ждала меня радость. И как это я вдруг учуял? Раз что-то кольнуло и кто-то сказал: «Иди! Иди на почту, пока не закрылась. Сегодня воскресенье и твоя почта работает, а завтра у них выходной».

Я пошел. И вот тебе раз. Много звонков я вчера сделал, но никто мне не сказал про «Солдатушек», кроме матери Матрены Федосеевны. Ну и Полока, которому, как он говорит, звонили интеллигентные люди и говорили, что программа удачно составлена…

Боль по Эфросу не утихает. И чем больше успехи любимовского дела, и мои в том числе, тем острее чувство несправедливой кончины, внезапной и безвременной Анат. В. И здесь никакие слова не помогут, он не ответит спектаклем, чем, собственно, единственно и может быть защищен от ударов судьбы и критики режиссер.

6 августа 1988

Суббота

Яковлева Саша в восторге от дневников. «Так живешь, живешь и не знаешь… ты совсем открылся для меня по-другому. Зауважала… И о Высоцком я много поняла… Люська-то, Люська хороша… Я думала, знаешь, как и многие, что Марина — это шмотки, бабки, заграница, а она вона что… (А что?) Она (Люська) не поняла, кто с ней рядом, что за мужик, как с ним надо обращаться».

Бедная Саша совсем ни… не поняла.

«Возлегши локтем на Кавказ» — это Ломоносов, а «оттолкнувшись ногой от Урала» — это Высоцкий. Ну и что? Ломоносов точно не читал Высоцкого, но и что Высоцкий знал Ломоносова — вовсе не факт. А если факт — опровергаемый.

Розенбаум ведет атаку на авторитет Высоцкого. Поливает Окуджаву. «Вся молодежь моя… 24 000 — аншлаг» и пр.

Он доиграется. Найдется какой-нибудь очередной Рязанов и развернет любовь и гнев толпы в сторону Саши: ишь ты, на Высоцкого посягнул, тоже мне, возомнил себя Сальери очередным. Рязанов ведь надсмеялся над всеми, меня он так в жертву толпе бросил, а поиздевался-то он над мнением народа. Ах, друг Высоцкого, я покажу, какой он друг, и толпа легковерная закричала в кромешной злобе: «ату-у Золотухина!» О Розенбауме я слышу такое не первый раз. Зачем ему это? Или такой он дурак, или ему лавры Куняева покоя не дают.

— Не дает покоя решение, мечта, идея — плюнуть в лицо или дать публично пощечину… В этом ничего нет хорошего, что я сиднем сижу в номере и не шатаюсь, к примеру, по Парижскому кварталу или там по Рыбацкому бастиону — я всем говорю, что я это все видел сто и больше раз, а сам ни черта не видал и видеть не имею желания. Отчего я не имею желания видеть в Будапеште Парижский квартал? Оттого, что я видел Париж?! В Париже я был, этого не отнимешь, но видел ли я Париж?! Нет, я просто ленивый и не любознательный. Мне больше доставляет удовольствия и радости прочесть страницу тыняновского романа или записать какую-нибудь приблудную мыслишку.

У Чивилихина: «Горе от ума» не было напечатано и не увидело сцены при жизни автора, но было «опубликовано» 40 000 рукописных экземпляров.

«Напечатано» и «опубликовано» — тут вон как повернуто замечательно. Не синонимы, оказывается, эти слова. Действительно, как я не догадался раньше, — у Высоцкого не напечатано, но опубликовано в миллионах км магнитной пленки. Значит, и переписано на бумагу. Значит, осталось в веках, пока существует наверху интерес к нашим векам. Наверху, что у Бога. Пока существует интерес к Высоцкому, есть надежда, что будут помнить и о тех нас, кто в его свет попал так или иначе. Как бы мне хотелось поближе с Распутиным побыть. И вот уже мечтаю, как я лечу в Иркутск, нахожу его. Поселяюсь где-нибудь рядом и наблюдаю, говорю и дышу его воздухом. Так, глядишь, за чужой счет и проберемся в бессмертие. Взял с собой на изучение в Волгоград «Державина» В. Ходасевича.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});