Иосиф Сталин. Последняя загадка - Эдвард Радзинский

Когда тебе скоро семьдесят, а ты желаешь женщин, как в двадцать, это очень опасно. Ибо в голову приходят идиотские мысли. Я отважился быть смешным. Слез с высокого стула, подошел к ним. К моему изумлению, молодая дама, сидевшая с ней, тотчас встала, сказала:

– Ну, мне пора. – И, попрощавшись, явно нарочно оставила нас вдвоем.

Смешинки в уголках рта… Смешинки в глазах. И сильное, маленькое смуглое тело… Она произнесла:

– Наконец-то! Я очень хотела, чтоб вы подошли. Я еще в Кремле хотела, но постеснялась…

После чего она заговорила… о несчастной поэтессе Н.! Она спросила, слышал ли я о ней? Я, естественно, ответил, что не слышал. (Хотя знал, что несчастная давняя моя подруга все-таки вернулась в СССР, и у нее тотчас арестовали и мужа, и дочь! Знал, что ее саму не тронули… Но оказалось, я не знал финала.)

– Как, вы не в курсе? – собеседница наморщила лоб. – Она покончила с собой… Она была великая поэтесса! Мы с вами всего лишь ее современники. Сейчас это трудно понять. Вот Николай I – всемогущий царь был, да? А теперь он известен лишь потому, что был современник Пушкина, – говорила она с радостной догадкой школьницы.

Начала читать ее стихи. Надрывался джаз (единственное место в Москве, где Коба разрешил играть эту капиталистическую музыку). Оттого, к счастью, ее чтение плохо было слышно.

Она накрыла ладонью мою руку и проникновенно сказала:

– Я слышала от мужа, что вы близки к «самому». Попросите за ее дочь. Она ведь погибнет в лагере. Попросите, что вам стоит. Это благородное дело!

Наш сотрудник за соседним столиком сильно перегнулся, чуть не упал, пытаясь слушать.

Я предложил ей:

– Давайте я вас провожу. Погода отличная.

Мы вышли на улицу.

– Запомните раз и навсегда: в этом месте не надо говорить… Все, что вы говорите, записывается…

Она посмотрела на меня удивленно:

– Но вы ведь знаете, кто мой муж.

– Поверьте, это не имеет значения.

– Но я ничего такого не говорю…

– И это тоже не имеет значения.

– Вы не забудете, о чем я вас попросила?

– Нет, – ответил я, понимая, что не стану говорить с Кобой, потому что боюсь и потому что бесполезно.

– Спасибо. Ну, я пошла. Муж уже проснулся, пора ему обедать и на работу. Они ведь работают по ночам…

– У меня машина. Давайте подвезу.

Она мне очень нравилась. И я пытался забыть ту, страшную.

– Спасибо, я лучше пешком, немного прогуляюсь. Сегодня редкий день, нет спектакля.

– Жаль.

Она улыбнулась:

– Не жалейте. Вы необычайно обаятельный товарищ, но мы с мужем, как это нынче ни странно, безумно любим друг друга.

Бедная поэтесса Н.! Я шел, пытаясь вспомнить все, что у нас было. Но помнил очень смутно. Так у меня всегда, я их не помню.

Вербовка

На следующее утро я был в Кремле. В кабинете у Кобы докладывал Берия:

– Проститутки, работающие у нас, установили устройства в нескольких номерах английской делегации. Но главное – в номере самого министра…

– Погорели на базе бабской части, – развеселился Коба. – Включай!

Берия замялся:

– Министр беседует за завтраком по-английски.

– Я в курсе: англичане, как ни странно, говорят по-английски, – усмехнулся Коба. – Ничего, нам помогут. – И приказал мне: – Переводи… но только все.

Надо сказать, министр говорил интересно. Он пересказывал своему помощнику то, что слышал о Кобе от приезжавшего в СССР де Голля. (Я в это время проживал в лагере.)

«Де Голль предупредил меня, – говорил министр, – Сталин – человек, привыкший маскировать свои мысли, безжалостный, не верящий в искренность других. Сплотить славян, распространиться в Азии, получить доступ в свободные моря – это его сегодняшние цели. Он и нынче удачлив среди бесконечных руин и могил своей страны. Ему повезло: народ в России до такой степени живуч и терпелив, что самое жестокое порабощение его не парализовало. В России земля полна таких ресурсов, что самое ужасное расточительство не смогло ее истощить… Сталин – коммунист в маршальской форме, коварный диктатор с добродушным лицом. Но прежде всего – он жестокий монстр…»

– Спасибо, – прервал Коба. – А о тебе, Лаврентий, тоже есть?

– Конечно, Иосиф Виссарионович. Чуть дальше.

– Ну ладно, насладимся потом. Сейчас пора мне поспать, – (он теперь всегда спал после обеда). – Сегодня вечером мы будем встречаться с этим аналитиком моей души. Я «монстр»! – И прыснул в усы. – Ну, что с его переводчиком?

Берия посмотрел на часы:

– Сейчас его уже должны арестовать и везти ко мне.

– Ладно, действуйте.

Мы поехали в особняк. После нескольких дней апрельского тепла вдруг наступил холод и… пошел снег! Берия был в шляпе, надвинутой на глаза. Шарфом укутал часть лица. Толстый, огромный, он очень походил на этакого гангстера по прозвищу «Малютка» из американского фильма.

В особняке ждала Даша… Весело глядела шальными глазами, протянула пленку:

– Товарищ Берия, ваше задание выполнено и даже перевыполнено.

– Заткнись. – Берия включил магнитофон.

Раздался Дашин голос:

– Мальчики после войны у нас в большой моде… Мы мальчиков теперь очень ценим. – И вдруг запела:

– «Ах ты, Гитлер косоглазый, тебе будет за грехи.

На том свете девки спросят: «А где наши женихи?..»

Раздался мужской смех.

Ее голос:

– Ну, раздевайся, миленький… – и продолжила петь:

– «Вот и кончилась война!

Как бы нам не прозевать:

По желаньям, по талантам будут мальчиков давать».

Ее смех и смех мужской.

А она все пела – нагло, бесшабашно:

– «Девок много, девок много!

Девок некуда девать!

Если лошади подохнут,

Будем девок запрягать!» – ее шепот: – Ну!.. Запрягай, милый мальчик!..

Долго слышались звуки любви…

Его голос по-русски с легким акцентом:

– Так! Так! Так!

Ее голос:

– Слушай, ты такой страстный мальчик. Я ведь сидеть потом не смогу.

И снова – звуки любви…

– Ну и тварь, – сказал Берия.

– Самое смешное – ревнуете.

И опять те же звуки. Наконец ее крик:

– Ой! Ой!.. Мне плохо…

Мужской голос все с тем же акцентом:

– Милая… что с тобой?

– Боже, я умираю!

Он испуганно, торопливо:

– Может быть, уйдешь в свой номер, вызовешь скорую помощь?

Она:

– Душно! Умираю, родненький. Звони гостиничной врачихе. Не бойся, она моя подруга. Она знает, что мне нужно… Скажи, погибаю! Звони девять три! Клаву!

Его голос:

– Алло, Клава? Вашей подруге очень плохо. Мы… я… она у меня в номере.

Уже через минуту другой голос молодой женщины:

– Даша… Дашенька! Она умирает. Вы что, не видите… Ее нужно в больницу… У нее припадок астмы. – Кричит, видно, в телефон: – Алло, «Скорая»? Здесь девушка умирает. Боже мой… Даша! Милая! Держись!..