Улица Венеалме (СИ) - Иолич Ася

– Теперь я понимаю, почему ты такая худая, – сказала Вилмета, поднимая глаза от списка, в котором мелкими, ровными рядами нанизывала на строчки бусины букв. – Тебе же просто покоя нет. Вечером с поручением отправили, с утра отправили. Что там?

– Леденцы с сальвией и леонэ, – сказала Аяна, присаживаясь рядом.

– О, – удивилась Вилмета. – Киру Мирату ещё больше повезло, чем я думала. Кира такая заботливая. Это ты сказала?

– Да. Что пишешь?

– Заказы. Прото раздаст парням. Анкрета, Равалита, крикните на мужскую, там молоко привезли, – сказала она, поднимая голову и прислушиваясь.

Аяна рассматривала мелкие завитки и клинышки букв, поражаясь разнообразию необходимого в доме.

– Как ты всё это держишь в голове? – спросила она наконец.– Тут же буквально всё на свете. От полироли до масла для светильников!

– Приходится, – улыбнулась Вилмета. – Тридцать лет этим занимаюсь, уже не задумываюсь даже. Я же не одна. Девушки всё докладывают, где что заканчивается. Прото тяжелее. Кирио у нас без дела не сидят, то в отъездах, то ещё что, и вся хозяйственная часть тоже на нём, конюшня, садовые вопросы... Приходится вертеться.

– Я ни разу не видела вашего управляющего, – сказала Аяна. – Он вообще существует?

– Ты тут всего ничего. Конечно, существует. Он за парнями приглядывает. Увидишь, когда жалованье будет выдавать. Вообще, говорят, работа хорошего управляющего не должна быть видна, как и хорошего катьонте.

Аяна сидела на жёстком стуле, вдыхая густые запахи овощей и ароматного риса, варёного мяса и яиц, глядя, как Форкелл таскает молоко в холодный погреб по лесенке за углом, как управляются девушки с кухонными делами, и думала, как же интересно устроена жизнь. Там, наверху, живут люди, которые не хотят даже видеть тех, кто делает их жизнь похожей на чудо. У них в комнатах сама собой появляется вода, ночные горшки сами собой очищаются и возвращаются под кровать, еда прилетает к ним в покои и только что в рот сама не пытается запрыгнуть. Конда складывал с ней простыни на заднем дворе дома Иллиры. "Никогда не думал, что жизнь так повернётся...". Он мыл посуду в их долине. Схватился тогда за губку из пенящейся мыльной травы и чуть не отбросил её. Кто из кирио с верхнего этажа схватится за губку, чтобы помыть посуду? Он прав. Он действительно странный для этого странного мира.

Аяна вздохнула. Какая разница, каким его видят в этом его мире или в её? Она видит достаточно.

– Каша? Опять каша с яйцами? – спросил Като, водя носом. – Ладно. Что делать. Накладывай, Равалита.

– Завтрак закончился, – сказала Вилмета. – Смотри, капойо уже успела по поручению съездить, а ты только что глаза продрал. Стыдоба.

– А что ты мне предлагаешь делать? Просыпаться спозаранку и под дверью женской половины торчать, пока кир не выйдет?

Аяна фыркнула, и Като рассердился.

– Ты меня раздражаешь, капойо. Что ж вы все занудные такие в этом доме? Капойо, не говори мне только, что с нами в Тайкет весной поедешь. Это ж я повешусь.

– Нет, – сказала Аяна с лёгкой обидой. – Юталла должна поехать. Я не буду ками.

– Юталла? – сморщился Като. – Час от часу не легче.

– Здравствуй, капойо, – сказал Кейло, подсаживаясь за стол. – И чем же тебе Юталла не угодила?

Аяна вспомнила, как он следил за Кондой на площади Телидро, и поёрзала, насупившись.

– Да небеса меня сохрани. Даже вон, капойо и то лучше, – сокрушённо покачал головой Като. – Даже с этим лицом.

– Ты, может, ещё и выбрать хочешь? – усмехнулся Кейло. – Ты слишком много о себе думаешь, Като. И если бы ты не тратил свою жизнь на выпивку, сплетни и... – дотронулся он до своего уха в том месте, где у Като оно показывало крайнюю степень заинтересованности в происходящем за закрытыми дверьми, – ты бы давно уже мог посвататься к приличной девушке. Мират – щедрый кир. Тебе предстоит много времени проводить в этом доме, если, конечно, кир Пай по возвращении не погонит тебя поганой метлой за твои выходки. Учись приличным манерам, а то всем надоест прикрывать тебя. Тоже мне, выбирать он будет. Очень надеюсь, что ты будешь на побегушках у Юталлы, как Далгат у своей чернявой. Может, научишься распоряжаться временем! Спасибо, Равалита.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он сидел над тарелкой с рисовой кашей под угрюмым взглядом Като, на лице которого сменялись чувства от раздражения до полного уныния, и споро работал ложкой.

– Всё. Спасибо, – сказал он, закинув в рот последнюю ложку. – Я пошёл. Дела. Хорошего дня.

– Как ты стал камьером, Като? – спросила Аяна, поднимая бровь. Как бы ей ни был противен Кейло, соглядатайствующий по приказу Ормана, но он, тем не менее, был во многом прав. – Почему кир Атар выбрал тебя?

– Я лучше всех работал, – сказал Като, и Вилмета фыркнула.

– Всё. Женские спальни мы убрали, – сказала Дестрикта, входя на кухню. – Кира Анеит пьёт ачте в общей комнате.

– А кира Таилэр? – вспомнила Аяна родителей Мирата.

– Так они в ночь уехали. Ты не слышала шум?

– Нет, – честно сказала Аяна. – Я спала.

– Госпожа желает ачте и завтрак в комнату.

– О, Рида! – воскликнул Като, вставая. – Доброе утро!

Рида недоуменно подняла бровь.

– Утречко. Отличный денёк. Не кричи так, пожалуйста, ты пугаешь меня.

– Я закончила в купальне, – сказала Юталла, одёргивая подол на пороге кухни. – Като, доброе утро. Вилмета, Аяна, Дестрикта, Анкрета, доброе утро.

– Соберите стирку, – сказала Вилмета. – Сегодня придут прачки. Я буду в городе. Юталла, если Вараделта придёт, отдай ей два медяка. У меня не было размена в прошлый раз, а она спешила. Верну тебе вечером.

Колокольчик зазвенел очень громко и неожиданно. Аяна вскочила и выбежала из кухни.

– Это мне, – воскликнула она, глядя, как болтается тонкая лёгкая бумажка под язычком колокольчика со свежей надписью "кира Атар". – Като, готовься! Твой кир скоро позвонит.

Като встал, с неохотой отрывая взгляд от Риды, которая нетерпеливо смотрела на закипающую воду, и вышел, провожаемый слегка сожалеющим взглядом Юталлы.

25. Буква к букве, будет слово

Аяна поёжилась. Она поднималась по лесенке, стремясь подальше от этих натянутых взглядов, громких бренчащих звуков, резких запахов, в тишину женской половины кирио, в мир тоскливого ожидания чего-то неясного за вышивкой, наполненный ароматами духов, мыла, лишённый движения, тягучий, как тишина над сливовым ковром, похищающим звук шагов.

– Я принесла леденцы для твоего кира, – весело сказала она. – Гели, ты выглядишь превосходно. Твои глаза – как небо, в котором летают бодрые чайки.

– Я зато сама не бодрая. Я не выспалась, – сказала Гелиэр, растирая ладошками лицо. – Ничего. Днём, может, посплю. Аяна, а почему мы никогда не вышиваем в парке? Мират сказал, что я могу гулять там и ездить в парк крейта, если хочу, в твоём сопровождении. Он сказал, что на следующей неделе и сам, наверное, туда со мной съездит.

– Я была уверена, что он не станет держать тебя взаперти.

– Он сказал, что в эйноте я смогу научиться ездить на лошади! – Гелиэр улыбалась так радостно, что у Аяны защипало в носу. – Он сказал, что наймёт учителя и закажет седло! Я призналась ему, что ты научила меня плавать, и он не разозлился, а смеялся! Я даже мечтать не могла о таком!

Она погрустнела и прикусила губу.

– Теперь я понимаю, о чём ты говоришь. Мне ещё больше жаль Айлери.

– Она не знает лучшего. Она росла в саду, как... – Аяна покопалась в сумке, доставая вышивку. – Как цветок, тщательно оберегаемый от всего. Мне хотелось бы познакомиться с её матерью, ну, просто посмотреть, знаешь... Как она так воспитала её?

– Её маму выдали замуж, после того как её отец умер, – вздохнула Гелиэр. – Она ведь вернулась в свой род, а Айлери – дитя рода Хад. Она осталась в роду отца.

– Видимо, дядя и её дэска Мауретта хорошо подготовили её к выполнению долга перед родом, – хмыкнула Аяна. – К ответственности и соблюдению правил. Она так вздрогнула, когда услышала про плавание... Мне надо лучше следить за языком. Научиться помалкивать.