Красные волки - Сергей Самаров

– Садитесь, садитесь, – сказал Веремеев, сам присаживаясь у окна. – Продолжайте работу. Мы послушаем.

– Сначала хотелось бы послушать, как капитан надумал профессора Идрисова выманить. Мне кажется, что Исмаил Эльбрусович уехал с желанием не возвращаться. Посчитал, что ему пора на Западе обосновываться. Вот и Абдуразак Джумалиевич тоже так думает.

– Почему? – не понял Шереметев. – Какие есть основания для подобного вывода?

– Я поддерживаю мнение товарища подполковника, – осторожно высказался капитан Нурмагомедов. – Слишком много вариантов, по которым Идрисов может попасть под подозрение, а он человек предельно осторожный. Даже если мы только заподозрили, что Идрисов и Борзов одно и то же лицо, профессор больше здесь не появится. И мне кажется, что он давно почувствовал, как у него подошвы начали дымиться, и сразу уехал, без всякого желания вернуться.

– Не согласен, – возразил Григорий Владимирович. – Даже один такой маленький эпизод, как содержимое жесткого диска компьютера профессора, уже говорит о том, что он считал себя человеком вне подозрений. Если бы он уезжал без желания вернуться, то уничтожил бы данные жесткого диска или хотя бы подчистил его, чтобы ничего подозрительного не осталось. А он этого не сделал.

– Может, просто не успел… – предположил Моринец.

– Юрий Трифонович, – майор Коваленко был целиком на стороне капитана Шереметева, – если у вас есть данные, что Идрисов уезжал в цейтноте, сообщите нам. Если таких данных нет, считаю ваше предположение чисто умозрительным и не имеющим под собой никаких оснований. Следовательно, исходить нам следует из другого.

– А из чего тогда исходить? – спросил Нурмагомедов. – Наша ситуация, по большому счету, патовая. По дороге сюда мы с товарищем подполковником внимательно перебрали все те факты, что Юрий Трифонович обсуждал ночью с майором Коваленко. Могу на что угодно поспорить, что, предъяви мы эти факты для выдачи профессора Идрисова через систему Интерпола, нас любой суд любой страны на смех поднимет. Каждый факт следует доказывать, а без признаний самого Исмаила Эльбрусовича мы ничего доказать не сможем. Он признаваться, естественно, не будет, а признания двух его сподвижников, иначе говоря, простых бандитов и террористов, назовет оговором. И очень трудно будет доказать обратное. Конечно, можно применить к профессору «прессование» на допросах. Может быть, тогда и удастся что-то из него вытянуть. Если человека таскать на допросы через каждые сорок минут в течение трех суток, он готов будет признаться в чем угодно, лишь бы ему дали выспаться. Правда, потом попробует на суде отказаться от показаний, но это уже техническая сторона вопроса, и после признаний можно добыть подтверждающую фактуру. Профессор все это хорошо знает и понимает. У него в окружении было много опытных бандитов, которые прошли школу допросов и многое могли ему рассказать. Он не захочет сюда возвращаться, и, я думаю, все попытки капитана Шереметева будут напрасными. Раньше времени вызвав подозрения Идрисова, мы окончательно лишимся возможности до него добраться.

– Вы больше с обвинительными документами работаете, – со вздохом согласился майор Коваленко. – То есть мы вообще с ними не работаем и не знаем, какие доказательства суд будет принимать во внимание, а какие не будет. Но сейчас разговор идет не о создании доказательной базы, а только о том, чтобы Идрисова заманить сюда. В Швейцарии ему, наверное, совсем неплохо живется. Потом он и в Лондон пожелает заявиться, а как же жену не навестить! Наша задача – вытащить его в Махачкалу, и давайте на этом и сосредоточимся.

– Я только что пять минут доказывал, что вытащить его будет невозможно, – стоял на своем капитан ФСБ. – Профессор понимает, что его здесь ждет, и не захочет возвращаться. А своими действиями мы только покажем, что плотно по нему работаем, и тогда он вообще все связи с Махачкалой прервет и квартиру бросит. Хотя может продать ее по доверенности. И компьютер бросит со всеми данными. И красных волков забудет.

– Я тоже так думаю, – согласился Моринец.

– Вы оба не правы, – сказал молчавший до этого капитан Шереметев. – Вы просто плохо знаете профессора. Я тоже мало его знаю, но вы – еще меньше. Если бы вы видели его глаза, когда он говорил о красных волках, если бы слышали, что говорят люди из его банды о профессоре, вы бы иначе смотрели на наши шансы. Но я прошу дать мне карт-бланш на эту операцию. Только на начальный уровень, при котором я берусь вызвать профессора сюда, вытащить его, несмотря на все ваши прогнозы. Я уже узнавал авиационное расписание и уверен, что, если в течение часа позвоню и поговорю с ним, то через три часа профессор Идрисов уже вылетит в Москву, а из Москвы в Махачкалу и к утру будет уже дома. У него в квартире все в порядке, я проверял лично. Он ничего не заподозрит и сразу же займется делами, на которые я его толкну. Это та часть операции, которую я беру на себя, и успех гарантирую. Я редко это слово употребляю – «гарантирую», но в данном случае оно подходит больше всего другого. Остальное будете делать уже вы, хотя я буду вынужден помогать ФСБ, поскольку стану почти соучастником действий профессора, по крайней мере, его основным информатором. Итак, я прошу карт-бланш.

– Рискованно, – в сомнении покачал головой Моринец.

– Рискованно? А чем мы, собственно говоря, рискуем? – спросил подполковник Веремеев. – Я никак ситуацию понять не могу. Вы сами только что уверяли нас, что Идрисов навсегда покинул Россию, а теперь боитесь его спугнуть. Боитесь, что после звонка Григория Владимировича Идрисов никогда не вернется. Так в чем ваша правота – в том, что он навсегда покинул Россию, или в том, что мы можем его спугнуть? Не понимаю такой логики, честное слово.

– Здесь есть тонкая грань, – попытался объяснить подполковник Моринец. – Мы подозреваем, что Идрисов уехал навсегда. Только подозреваем, с большой процентной долей вероятности. Но все же шанс на его возвращение имеем. А так у нас никакого шанса не будет.

– И насколько велик этот шанс? – спросил майор Коваленко.

– Думаю, процентов двадцать, – сказал Нурмагомедов.

– А капитан Шереметев дает стопроцентную гарантию своего успеха. Сто процентов и двадцать процентов – что перетягивает?

– Каким образом можно вытащить Идрисова? Давайте обсудим, – предложил капитан ФСБ.

– Вообще-то, у меня есть только наметки, – признался Шереметев. – Наметки разговора. Но я на протяжении нескольких часов перебирал все варианты, предвидел восприятие профессора и мои откровенные подталкивания его к нужному мне решению. Даже интонацию свою отрепетировал, причем в разных вариантах для разного настроения профессора. Если все это повторять вам, уйдет несколько часов, и профессор не успеет на самолет. Поэтому я прошу дать мне карт-бланш. Я просто поговорю с ним, предупрежу. Может быть, попрошу его, чтобы вмешалось ЮНЕСКО, поскольку он находится в Женеве. Даже звать его сюда не буду, он сам примет решение. Без меня. Я только передам ему новость. Сообщение о предстоящем событии, которое в действительности даже не предстоит.

– О каком событии идет речь? – спросил Моринец.

– О большой охоте на красных волков.

– Что за охота? Какая охота? Не понимаю.

– Вы не знаете, что такое стая красных волков для Идрисова. Это вся его жизнь. И я уверен, что он сразу сюда отправится.

Шереметев говорил с таким напором, что его уверенность поколебала скепсис Моринца и Нурмагомедова. Сначала капитан пожал плечами в ответ на взгляд подполковника, потом сам подполковник вздохнул и сказал:

– Если только так… Никакого напора, никакого словесного вызова…

– Звони… – глядя в окно, дал команду подполковник Веремеев.

Григорий Владимирович вытащил свою трубку. В первую очередь, включил до максимума громкость. Потом включил диктофон, нашел в списке номер профессора Идрисова, вздохнул, как перед стартом, и нажал клавишу вызова. Исмаил Эльбрусович долго не отвечал. Но капитан проявлял настойчивость, и профессор, в конце концов, ответил:

– Здравствуйте, капитан. Я еду в трамвае по Женеве, мне плохо слышно, поэтому попрошу вас говорить громче. У вас, как я понимаю, что-то важное произошло, если вы меня даже за границей достали. Прошу учесть, что роуминг начисляется и мне, и вам тоже. Говорите быстрее.

– Здравствуйте, Исмаил Эльбрусович, здравствуйте. У меня тут неприятности, и я спешу поделиться с вами. Выскажу вам про ваши неприятности, может, мне легче станет… Как думаете, станет мне легче от ваших неприятностей?

– Это зависит от самих неприятностей. Они могут быть разного характера.

– Меня из-за ваших волков сняли с командования ротой. Там, на перевале, когда мы вас пропускали, погибли трое моих солдат. Волки их загрызли. Ваши красные волки. Дело дошло до Москвы, и меня за это сняли. Я считаю, что несправедливо. А вы как считаете?