Ва-банк! - Джеймс Суэйн

Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке – встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.

Ник печально покачал головой:

– Кто-то сказал, что главный враг любви – это брак.

– По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.

– Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.

– Он ведь тоже был женат раз сто?

– Четыре или пять раз, – сказал Ник. – Ну и что такого?

Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей – одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков – ему-то определенно приходится тяжелее многих.

В конце концов беднягу Уайли запустили в дом, хамский гогот стих. Ник, повернувшись к Валентайну, спросил:

– Вы позволите задать вам личный вопрос?

– Валяйте.

– Я заметил, что вы не пьете спиртного. Вы алкоголик?

– Мой старик был алкоголиком, – ответил Валентайн. – И я поклялся, что никогда не прикоснусь к спиртному.

– И так никогда и не прикасались?

– Нет.

– Уважаю непьющих, – признался Ник. – Это дело здорово мне жизнь подпортило. А у вашего отца бывала белая горячка?

– Случалось.

– И вам приходилось с ним возиться?

Валентайн помолчал. К чему его работодатель затеял этот разговор? Приходилось возиться? Если это называется «возиться», то да. Разыскивать отца по всему Атлантик-Сити, без конца платить за него залоги, чтобы вытаскивать из тюрьмы, укладывать его в клинику на лечение… А он продолжал лакать эту дрянь, скатываясь все ниже и ниже, пока виски не доконало его.

Прокашлявшись, он коротко ответил:

– Нет.

Теперь уже Ник нервно закашлялся. Валентайн посмотрел на свои часы, потом на часы на приборной доске, потом глянул в окно.

– Не хотите по-быстрому срубить пять штук? – спросил Ник.

– Сверх того, что вы уже мне должны?

– А сколько я вам должен?

– Две тысячи.

Ник вытащил из кармана свернутые рулоном банкноты и отсчитал двадцать сотенных. Протянув их Валентайну, сказал:

– Сверх вот этого.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? Ник колебался:

– Это может показаться довольно странным предложением.

– Не стесняйтесь.

– Я хочу, чтобы вы нашли Нолу.

– А я думал, что вы рады от нее избавиться.

– Я передумал.

– Ник, она ненавидит вас лютой ненавистью.

Ник смотрел прямо перед собой. Потом сглотнул комок в горле и сказал:

– Знаю.

– А еще она на самом деле виновата. Ник снова сглотнул:

– Возможно.

– Она что, действительно вас за живое тронула?

– Я сам до этого дошел.

– Это как же?

– На меня снизошло прозрение, – пояснил Ник.

Прозрения снисходили на Ника с завидной регулярностью. Первое случилось с ним, когда ему едва сравнялось шестнадцать, и, как ни странно, во время религиозного праздника Богоявления[27].

Богоявление – маленький греческий рыболовецкий городок во Флориде, где Ник рос, отмечал шестого января. В этот день они праздновали крещение Христа в реке Иордан, когда Святой Дух в виде голубя сошел к юному Иисусу. Согласно канонам православной церкви, именно это событие ярче всего демонстрировало божественную сущность и миссию Христа.

– Для нас этот праздник покруче Рождества будет, – пояснил Валентайну Ник.

В этот день в их городке не работало ни одно заведение. Все жители собирались в церкви Святого Николая, и после недолгой службы священники и паства с хоругвями шли крестным ходом к речке Бэйоу – священники в богатом облачении, с унизанными драгоценными камнями крестами, опирались на узорчатые посохи, а за ними следовала одетая во все белое юная девственница с белоснежной голубкой в руках.

– Как правило, на эту роль выбирали самую красивую девушку в нашем городке, – рассказывал Ник, и лицо его раскраснелось от воспоминаний. – В тот год выбрали девушку, в которую я был влюблен. Ее звали Зельда Каллас.

После благословения голубку отпускали, она летела над речкой, а священник бросал в реку белый крест, и пятьдесят мальчишек прыгали в воду с выстроившихся полукругом лодок, чтобы поймать его.

– Паренек, выловивший крест, возвращал его священнику и получал от него благословение на весь последующий год – именем Иисуса Христа.

– Неплохая сделка, – заметил Валентайн.

– Еще бы! – согласился Ник. – В тот год удача мне была нужна как никогда: один за другим умерли отец и дед, я бросил школу, так как приходилось кормить мать и сестер. И я решил во что бы то ни стало выловить этот белый крест, получить благословение и произвести впечатление на Зельду Каллас.

Ник сокрушенно покачал головой.

– И что?

– А ничего не получилось.

– Вы не поймали крест?

– Мне просто не разрешили прыгать. Священник сказал матери, что лучше бы мне остаться на берегу – якобы из уважения к отцу и деду. Но на самом деле, я думаю, она не разрешила мне прыгать из страха, что я вдруг утону. Ну, сами знаете, как это бывает.

– Это уж точно, знаю.

– Вот тогда это и случилось, – продолжал Ник. – Я стоял на берегу, смотрел, как прыгают в воду мои друзья, и на меня снизошло прозрение. Передо мной явился отец, он погрозил мне пальцем и сказал: «Никогда не сдавайся». А потом – бах! – и растаял.

– Вы действительно его видели?

– Как вас сейчас, – ответил Ник. – Он был сердит. «Никогда не сдавайся». То есть он меня отругал. И знаете что, Тони? С тех пор я ни разу и не сдавался. Я повторяю эти слова, как мантру, и они помогли мне стать тем, кем я стал. Я такой, какой я есть, понятно?

– Понятно, – откликнулся Валентайн.

– А там, в доме Нолы, на меня снизошло другое прозрение. Именно там я понял, что отец мог и ошибаться. Порой нужно как раз сдаться. Господи, какую же глупость я сотворил!

– Вы ее любили?

Ник глубоко вздохнул:

– Да. И она любила меня. Она даже подписала брачное соглашение. Чего еще я мог желать? Я стал перед ней на колени, Тони. Стал на колени на этот кошмарный ковер, надел ей на палец громадное кольцо и попросил выйти за меня замуж. Она сказала: «Да», – а я что в ответ брякнул? Вот идиот! Я сказал: «Но сначала ты должна увеличить сиськи». Тут говно из вентилятора и полетело.

– Получается, после этого вы напились и стерли эту историю из памяти, – осведомился Валентайн.

– И эту, и кучу других глупостей, – признал Ник. Потом взглянул на Валентайна: – Так вы сделаете это для меня?

– Вы имеете в виду, найду ли я Нолу?

– Да. Мне необходимо ее увидеть. Еще хоть разок.

– И вы действительно раскаиваетесь?

Ник мрачно угукнул.

Валентайн задумался. Он уже много лет не занимался розысками. Но пять тысяч – заманчивая сумма, к тому же к ней прилагалась небольшая премия: в ходе поисков он, скорее всего, столкнется с Фрэнком Фонтэйном и заставит его заплатить по счетам. Как там говорится? Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным? Что ж, придется еще несколько деньков попотеть, но подобная перспектива вдруг перестала выглядеть пугающей.

– Что ж, попробую, – сказал Валентайн.

Когда Валентайн вернулся в свой номер, горничная-мексиканка все еще наводила там порядок. Безжалостно изгнав ее, он заперся в ванной, сбросил пропотевшую одежду и влез под ледяной душ, после которого буквально заново родился – хоть и продрог.

В номере пахло политурой для мебели и свежими цветами. Он нашел на обеденном столе пульт и включил спортивный канал, по которому шла игра между «Янки» и «Девил Рейз». Ха-ха, «Девил Рейз» вели с перевесом в два очка! Хорошо бы позвонить Джерри и сообщить ему об этом… Желание, что и говорить, неправедное, но подобный поступок, несомненно, доставил бы ему удовольствие, так что совсем уж неправедным оно быть не могло.

Он порылся в шкафу в поисках чего-нибудь легкого. Увы, в поездку он взял рубашки с длинными рукавами, все тех цветов, которые принято называть «немаркими», три пары брюк, все черные, да два темно-синих клубных пиджака. Что ж, он по-прежнему одевался как полицейский – наверное, и в гроб его положат в таком вот прикиде.

Всю выпивку обслуга из бара убрала, заполнив его «Эвиан» и диетической колой. Какое внимание! Он налил себе минералки и улегся на кушетку. Игра в самом разгаре, и – на тебе! – реклама собачьей еды, потом моторного масла. Сегодня без нее телевидению просто не выжить… А вот реклама светлого «Будвайзера» – в ней участвуют два знаменитых бейсболиста, один из которых в прошлом преступник. Дома он слушал трансляции с игр по радио, а телетрансляций старался по возможности избегать.