Ва-банк! - Джеймс Суэйн

Ник развернулся и дал Уайли подзатыльник:

– Холифилд! Слышал, что я сказал? Холифилд! Но Уайли сдаваться отказывался:

– И все-таки Зверь великолепно смотрится.

Ник подбросил пакетик с крендельками.

– Никаких «все-таки», болван! Победит Эвандер Холифилд. Казино в этом городе потеряли больше денег на ставках против Холифилда, чем против любого другого боксера. Они брали три к одному в бою против Бастера Дугласа, пять к одному в матче-реванше с Риддиком Боуи, двадцать к одному в первом бою с Железным Майком и каждый раз проигрывали. И теперь ты хочешь сказать, что какой-то бандит, которого только что выпустили из тюрьмы, должен выиграть? Холифилд – и точка. Ну-ка, повтори, что я сейчас сказал?

– Господи, – простонал Уайли. – Могу я иметь собственное мнение?

– Что-что?

– Мнение.

– Нет. Не можешь.

– Ладно, сдаюсь. Холифилд.

Ник потрепал его по плечу:

– Смотри-ка, малыш, а ты, оказывается, способный ученик.

Тут они увидели, что Лонго выводит Нолу Бриггс и ее адвоката из комнаты для допросов. Там произошло что-то важное, а они пропустили. На пороге возник Валентайн – на лице его было написано негодование.

– Что там происходит? – спросил Ник.

– Все отправились на квартиру к Ноле Бриггс. Она говорит, что у нее есть электронные письма от Фонтэйна, подтверждающие ее невиновность.

Ник скомкал пакет из-под крендельков и швырнул его в мусорную корзину. Бой Холифилда состоится через два дня, а уже завтра в город начнут съезжаться болельщики, серьезные парни с большими карманами, которые знают, как тратить денежки. Значит, ему надо быть у себя в заведении, потому что это хороший шанс поправить финансовое положение. Ему уже осточертела эта история с Нолой, он был готов заняться другими, куда более важными делами.

– Ну и?.. – нетерпеливо воскликнул он.

– Если письма настоящие, Лонго будет вынужден ее отпустить.

– А как насчет моих пятидесяти тысяч?

– Попрощайтесь с ними, – посоветовал Валентайн. Ник подскочил и отшвырнул стол в сторону.

– Только через мой труп! – завопил он и ринулся к двери.

15

Яростно жуя незажженную сигару, Ник вел свой «Кадиллак» по отвратительному новому району, где проживала Нола Бриггс. Впереди маячил седан лейтенанта Лонго – на нем не было ни мигалок, ни иного признака принадлежности к полицейскому департаменту. Машина Лонго завернула в тупиковую улочку, и Ник последовал за ним. Они ехали уже минут двадцать, а кондиционер все не мог разогнать накопившийся в автомобиле жар.

На переднем сиденье, рядом с Ником, расположился Валентайн, на задних сиденьях – Уайли и Сэмми Манн. За все время никто не произнес ни слова, и от этого путь казался еще длиннее. Наконец Уайли нарушил молчание. Он промокнул лицо платком и спросил:

– Где это мы, черт побери?

Никто не знал. Хоть Сэмми уже бывал здесь с полицейскими, самостоятельно найти дорогу он бы не смог: квартал вырастал из пустыни словно сорняк – без всякой логики и намека на архитектурный замысел. Заметив группу мальчишек на роликовых коньках, Ник притормозил.

– Вы по-прежнему считаете, что Нола виновна? – спросил Уайли у Валентайна.

Валентайн обмахивался журналом словно веером.

– Считаю, – ответил он.

– Ну, не знаю… – протянул Уайли, и все удивленно уставились на него. Он быстро добавил: – Ей же светит от пяти до десяти лет. Так почему она не объявила себя главной свидетельницей против Фонтэйна? Полицейские тогда бы ее точно отпустили.

Это было идиотское соображение, и Валентайн попытался объяснить:

– Потому что она уже слишком глубоко во всем увязла. И сейчас просто прикрывает задницу.

– С чего это вы так уверенно об этом говорите?

– Просто я уже наблюдал такие сцены сотни раз.

– То есть?

Валентайн повернулся к Уайли:

– Когда обстоятельства позволяют, большинство людей непременно жульничают. Такова человеческая натура.

– Что значит «большинство»? – спросил Уайли.

– Я имею в виду большинство игроков, – ответил Валентайн. – Возьмем, к примеру, мою бабушку. Даже она жульничала, когда играла в карты с родными. Она держала в одной руке карты, а другой перебирала четки. Я-то думал, она молится, раз шевелит губами, но как-то раз я вышел из комнаты, а потом тихонечко вернулся и стал позади нее. Так вот бабуля моя считала карты, а четки служили ей чем-то вроде счетов.

– Ваша родная бабушка! – воскликнул Уайли, совершенно потрясенный этим рассказом.

– Да, эта история и открыла мне глаза на человеческую натуру, – заявил Валентайн.

Машина Лонго притормозила у дорожки к дому Нолы, точно такому же, как все дома на ее улице. Господи, подумал Валентайн, как можно прожить среди этих одинаковых коробок десять лет и не сойти с ума?

Ник припарковался на другой стороне улицы. Они выбрались из машины и подошли к стоявшим на лужайке перед домом Хиггинсу, Лонго, закованной в наручники Ноле и ее адвокату.

– Давайте постараемся проделать все это быстро, – сказал Лонго, нацепив полицейскую бляху: давал окружающим понять, что он при исполнении.

– Я тоже хочу взглянуть на письма, – сказал Ник.

– Они настоящие, – ответила Нола. – Сами убедитесь.

На тротуаре собралась группа мальчишек. Нола подняла скованные руки и крикнула:

– Привет, Джонни, Тейлор и Джош! Все у вас в порядке?

– Да, мадам, – ответили мальчишки хором.

– Я меняла пеленки, кажется, всем мальчикам в этом квартале, – пояснила Нола своему адвокату.

– Им, наверное, очень неприятно видеть вас в таком вот положении, – заметил адвокат.

– Еще бы! – Нола подсунула скованные руки под стоявший у входной двери горшок с кактусом и сказала: – Ключ здесь, лейтенант.

Лонго приподнял горшок и вытащил ключ.

– У вас установлена охранная система? – спросил он, вставляя ключ в замок.

– Нет, – ответила она. – И собаки тоже не имеется.

– Вот и хорошо.

Лонго открыл дверь, и их окатила волна ледяного воздуха. Валентайн стоял первым, поэтому основной удар пришелся на него. Уайли отошел назад к тротуару, достал бумажник и раздал мальчишкам по доллару:

– Вот, ребята. Сделайте одолжение, исчезните.

Ребята исчезли, но недалеко – отошли к углу и снова уставились в их сторону.

На пороге возник Лонго:

– Все чисто.

Первыми в дом вошли Нола и адвокат, следом за ними Хиггинс, потом Ник и Валентайн. Но когда на пороге возникли Сэмми Манн и Уайли, Лонго сказал:

– Шестеро – это уже толпа. Вы останетесь здесь.

– Но почему? – обиделся Уайли. – Мы же тоже в этом участвуем.

– Знаю, – ответил Лонго. – Вы на нее указали. Именно поэтому вы и остаетесь.

И лейтенант захлопнул дверь.

Вернувшись в машину Ника, Уайли спросил:

– Ну и что нам теперь остается делать?

Сэмми включил двигатель и принялся вертеть ручки настройки кондиционера. Но вентилятор гнал раскаленный воздух: Никовы машины вечно барахлили, хотя он был верен им куда больше, чем своим женщинам.

– Хут эдук бе тесук у шуфут, – ответил Сэмми.

– Что это ты такое сказал?

– Это по-арабски, – пояснил Сэмми. – Любимое выражение моего папаши.

– Вот уж не знал, что ты араб.

– Что ж, теперь вот знаешь.

– Ну и что это означает?

– Засунь палец в задницу и свистни.

– Тогда и ты засунь, – сказал Уайли.

Валентайну показалось, что Ника вот-вот хватит удар.

Ступив в убогий Нолин домишко, Ник принялся топтаться и озираться с таким видом, будто на него обрушились давно забытые воспоминания. Он схватил Валентайна за руку и воскликнул:

– Господи Боже, да я помню это место!

– Неужели?

Ник кивнул и показал вниз:

– Тот же дешевый оранжевый ковер! Уродливее него только покрытие в моем собственном казино! – Он тихо засмеялся, продолжая оглядывать гостиную.

– Может, она не могла позволить себе купить другой, – предположил Валентайн.

– И в доме все по-прежнему, Тони. Ничего с той самой ночи за эти десять лет не изменилось.

Валентайн сходил в кухню и принес Нику стакан воды.

– О какой ночи вы говорите?

– Мы ссорились, – ответил Ник. Он подошел к раздвижной стеклянной двери и уставился на «сад камней» в заднем дворике. – Господи, я вспомнил все, словно это было вчера. Я стоял вот здесь, а Нола – там, где вы сейчас, и она орала на меня что было сил.

– А из-за чего?

Ник потер лоб:

– Не знаю. Наверное, я что-то такое сказал. Ну, знаете, как с женщинами бывает: скажешь что-нибудь и – бах! – они взрываются, как двести тонн тротила.

Он уставился в пространство, силясь вспомнить:

– Она швырнула в меня горшок с цветами, чуть в голову не попала, а потом как заорет: «Я тебе член отрежу, ты, сукин сын!»

Ник поперхнулся и умолк.

– В чем дело? – спросил Валентайн.

– А может, это не Нола крикнула, а какая-то другая цыпочка? – спросил сам у себя Ник. Поскреб живот и добавил: – За эти годы столько их перебывало! – пожаловался он. – Я уж всех и не припомню, все как в дыму: пьянка, секс, эти безумства, чтобы произвести на них впечатление! Ну, знаете, как бывает.