Суть времени. Том 3 - Сергей Кургинян

Так вот, такое количество людей — это не то же самое, что где-нибудь в Индии, в Пакистане… То есть человеческая жизнь везде одинаково ценна, и все, что я буду говорить о произошедшем, вовсе не означает, что нет в душе предельного возмущения зверством, совершенным в Индии или Пакистане. Просто даже стыдно как-то тратить время на очевидные моральные оценки произошедшего. Это возмутительно, чудовищно, недопустимо и все прочее.

Но для Норвегии это еще и экстраординарно. Это такой гипервзрыв. Потому что все-таки уровень возмущения надо отсчитывать от фона. В Индии, Пакистане, в Африке, в Бангладеш фон очень высокий, и на таком фоне взрывы даже с большей интенсивностью (а это очень большой террористический взрыв, очень большой!) рассматриваются как средние.

Но Норвегия — это другое. Небольшое население, суперспокойствие… В Испании баски неоднократно устраивали взрывы. И вообще, страна довольно бурная. Здесь — маленькая, тихая, сонная. Это как гром среди ясного неба. Суперудар.

Далее. Мы знаем (судя по тому, что нам говорят масс-медиа, а пока что мы вчитываемся именно в это), что убийца, террорист — не исламский радикал. Потому что уже так привычно, что если тебе говорят, что человек много людей убил, то это какой-нибудь безумец-исламист.

За долгое-долгое время это первый суперсерьезный неонацистский эксцесс. Это ультраправые. Это не исламские радикалы. Конфликт цивилизаций, который все время навязывался мировыми масс-медиа общественному сознанию, тут явным образом не проходит. Только с отдельными нашими странными аналитиками дело обстоит так, что, увидев перед собой человека, который грезит викингами, арийца-неофашиста, противника мультикультуральности, христианского ультраконсерватора и так далее, который это все совершил, они говорят: «Это, наверное, за Ливию». При чем тут Ливия? Он фашист.

В процесс опять вошли неонацистские организации, о чем мы говорили очень давно. Они обязательно войдут в процесс. Премьер-министр всех успокаивает: мол, мы это все держим под контролем. Это они держат премьер-министра под контролем.

Под всей этой тонкой пленкой благополучия и успокоенности кипит огромная энергия. Не бывает так, чтобы она не кипела. Нельзя человечество усыпить до конца, европейское в том числе. Человек не может стать довольным домашним животным, овцой, которая будет кушать, писать, какать, спать, вставать, бекать, мекать… Не может так человек. Не может. Он либо больше этого, либо меньше. Если уж он зверь, то больной, уничтожающий себе подобных, совершающий безумства. А если он человек — так он человек. Либо у него есть высокий духовный смысл, утешение в жизни (то, что называется в метафизическом смысле «утешение»), либо он превращается в подобного рода животное — больное, озверелое, готовое на любые убийства.

И в этом онтологическая суть произошедшего.

Был ли второй стрелок? Говорится, что был второй стрелок, а одновременно с этим говорится, что это все безумец-одиночка. Пусть подрывники скажут, можно ли из химического удобрения сделать столько взрывчатого вещества? И можно ли, будучи непрофессионалом, так разместить взрывное устройство, чтобы нанести столь серьезное повреждение окружающим объектам?

Мне-то ясно (я не первый год занимаюсь контртерроризмом, вхожу в Международную Ассоциацию по контртеррористической деятельности), что действовала группа, большая организованная группа, хорошо разветвленная. Но все будут говорить, что это одиночка, потому что так удобнее, потому что тогда событию не надо придавать политического характера.

Теперь о том, в чем политическое, геополитическое измерение данного события. Оно в том, что благополучие Европы подходит к концу. Вот эта заснувшая, шоколадная трясинка: писаем, какаем, потребляем, спим, встаем, едим, как-то живем, развлекаемся… она подходит к концу. Ей нет места в мире. Об этом говорят и большая политика, и философия: ей места в мире нет.

Потому что все это социальное благолепие с высоким уровнем жизни для трудящихся (между прочим, не таким высоким, как принято думать, но достаточно высоким уровнем жизни), успокоенностью и всем прочим имело место только по одной причине — потому что был СССР.

Потому что эту густую, вкусную, замечательную чечевичную похлебку подарили рабочему классу Запада и всем эксплуатируемым слоям, чтобы они не возбухали, и под СССР не ложились, и о коммунизме не бредили. И вот им дали эту жвачку, им заплатили за это, сказали: «Возьмите, успокойтесь, укоротитесь. И засните!»

Они взяли и заснули. И казалось, что все хорошо. Но так не бывает. Когда берешь чечевичную похлебку, рано или поздно ее обязательно отберут.

Теперь возникает естественнейший вопрос, тупой, элементарный, которого никто не понимает, или делает вид, что не понимает, или даже понимает, но избегает думать об этом: почему капитал должен платить много, когда за то же самое можно заплатить меньше?

Дисциплинированной китайской женщине — очень чистоплотной, точно работающей, аккуратной, которую еще государство блюдет, которая ни на какие профсоюзы опереться не может и которая знает, что шаг влево-вправо, и ее выгонят и кинут в нищету — можно заплатить 400 евро в месяц, а то и 200, и она будет счастлива. Потому что где-то рядом с ней существует полмиллиарда собратьев, которые живут на суммы, в десять раз меньшие. Вот ей можно заплатить 200 — и она будет работать, вкалывать по 12 или 10 часов, да еще и поддерживаемая государством, да еще и имеющая конфуцианскую этику, китайскую привычку к точности и так далее.

Но тогда возникает вопрос: почему такой женщине можно заплатить 200–300 евро, а европейке капризной, которая чуть что — побежит в профсоюзы и чуть что — будет права качать, надо заплатить в 10 раз больше? Почему этой европейке надо платить в 10 раз больше? За что ей теперь платить, если СССР нет, за что? Чтобы она не возбухала? Пусть возбухает. Куда она денется?

Но главное даже не в этом, что жадность мучит, «жаба душит», а в том, что есть законы капитализма. Если стоимость рабочей силы 300 евро, 200 евро, то цена продукции соответствующая — и есть доходы. И есть выигрыш на рынке. А если цена рабочей силы 3000, то нужно произвести что-то совсем другое. А ведь ничего другого-то не производится или с каждым годом производится все меньше.

Да, есть какие-то очаги, где европейцы или американцы еще могут производить нечто, что китайцам недоступно. Но китайцы берут один барьер за другим, и их миллиард с лишним людей. Больше никто для этого не нужен. Это мировая фабрика. Чем должна быть эта Европа? Почему надо кормить этих овец сегодня? Вчера их надо было кормить, чтобы они не бесились на коммунистический манер. Почему их надо кормить сегодня и как их не кормить? Как их не кормить, если они привыкли к тому, что их сытно кормят, и амбициозны? Это же тупик. Это фундаментальный политэкономический и политический тупик, что в Соединенных Штатах, что в Европе.

Китай покорно выполняет в основном то, что хотят Соединенные Штаты, хотя на самом деле ведет себя, может быть, как последнее оставшееся на планете полноценное национальное государство. Он очень гибок, он со всем соглашается, улыбается, кланяется — и берет новую позицию, и берет новую позицию, и берет новую позицию, и берет новую позицию.

Но никаких фундаментальных ответов нет. Афроамериканец бойко лепечет ничего не значащие слова, а окружают его люди, говорящие не столь ретиво, но такие же мертвые, как он… На Европу просто страшно смотреть…

А все входит в зону турбулентности. Дефолт будет или не будет? Я-то считаю, что они будут в итоге печатать деньги, никуда они не денутся, но это же только значит, что еще через пару лет долбанет втрое более мощно.

То, что они делают, когда-то было описано у Жюля Верна, если мне не изменяет память, в детской книжке «Дети капитана Гранта». Надо войти в гавань, а там очень много рифов и буря. И матросов выставляют вперед с каким-то китовым жиром или чем-то еще, который выливают в море, и море на одну минуту становится спокойнее — они проходят в эту гавань, и дальше волны еще бурнее.

А они не китовым жиром, а деньгами напечатанными, пустыми бумагами залили мировой кризис. Но это значит, что волны снова начинают вздыматься. Ну, они его снова зальют — волны станут еще мощнее. Энергия-то эта никуда не исчезает. Она все та же. Это турбулентность. Это воронка, в которую все втягивается. Что делать?

Сколько Китай должен долларов скопить у себя? Не два триллиона, а сколько? Четыре? Шесть? Сколько надо скопить? Он их скопит. Дальше что? С ним надо воевать? По полной? На него надо кого-то натравливать? Что делать?

Кроме того, как уже много раз говорили (и нужно повторять это по многу раз, поскольку в сознание, особенно в сознание нашей более или менее высоколобой публики, это не заходит… так и хочется по-простонародному сказать: «не залазит»), доктрина США состоит в том, что любая страна, которая достигла уровня, с которого она может бросить вызов Соединенным Штатам, есть враг Соединенных Штатов. Это доктрина неафишируемая, но она главная. Я отвечаю за свои слова. Вот за этот «базар» я отвечаю. И плевать, какая у нее идеология, плевать, какой у нее уровень демократизма, плевать на все. Главное, что если она достигла уровня, с которого она может бросить вызов Соединенным Штатам, это уже плохо.