Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой - Гилель Бутман

– Бэсэдэр.

– Рами, тебе ясно, что всю эту кашу мы завариваем не лично для себя? Перелет нескольких десятков человек – капля в море. Мы думаем о судьбах сотен тысяч. Мы должны стронуть с мертвой точки вопрос свободного выезда евреев в Израиль. Ты можешь представить себе, какая начнется заваруха, если нам удастся провести операцию? Советам нечем будет крыть, им придется начать выпускать. А если нас арестуют и об этом станет известно, шуму будет не меньше, и это даст те же результаты. Пойми ты, нам важен шум, а не перелет.

– Бэсэдэр.

– Есть и другая точка зрения. В результате операции весь мир заклеймит нас как воздушных пиратов, а Советы разгромят организацию, закроют ульпаны, закрутят гайки, запугают евреев СССР и никого не выпустят. Ты должен знать обе точки зрения.

– Бэсэдэр.

– По существу все. Теперь скажи, ты сам поедешь в Израиль?

– Нет. На днях в Израиль летит мой друг. Он – надежный человек. Он все сделает.

– Когда можно рассчитывать на ответ? В течение месяца получим?

– Трудно сказать. Может быть, да.

– Теперь о технике передачи ответа. В Израиле живет доктор Ашер Бланк. Он уехал в прошлом году и он член нашей организации.

– Доктор Ашер Бланк? Я слышал о нем.

– Ответ надо передать через него. Он знает, что у моей тещи врачи нашли рак. Мы говорили с ним по поводу лекарства. Теперь он должен позвонить по телефону и передать, рекомендуют ли врачи в Израиле принимать это лекарство или нет. Рекомендуют – значит «да» «Свадьбе». Не рекомендуют – «нет». Договорились?

– Бэсэдэр.

– Сегодня у нас двадцать третье апреля. Мы ждем звонка двадцать пятого числа каждого месяца. Первый звонок – двадцать пятого мая. Постарайтесь успеть.

– Бэсэдэр.

– Рами, теперь у меня вопрос к тебе. Скажи, какой ответ мы получим, по-твоему?

– Боюсь, что отрицательный. Все верно, но метод… понимаешь… Это моя личная точка зрения.

Теперь начинает говорить Владик. Мы с ним заранее договорились, что с этого момента мы меняемся ролями: он говорит – я слушаю.

– Допустим, что ответ будет отрицательным. В этом случае мы должны будем добиваться свободного выезда другими методами. Мы уже думали на эту тему и имеем, как минимум, два варианта давления на большевиков по этому вопросу.

– Бэсэдэр.

– Первый: мы можем организовать демонстрацию в Москве или Ленинграде с требованием свободного выезда. Иностранных корреспондентов предупредим заранее, чтобы пришли вовремя.

– Бэсэдэр.

– Второй: мы устраиваем по вопросу о выезде пресс-конференцию для иностранных корреспондентов в противовес пресс-конференции пятидесяти двух в марте.

Владик вкратце излагает наш план действий в случае отрицательного ответа. Вариант с пресс-конференцией особенно привлекателен в моих глазах; его мы тщательно обсудили с Владиком, пока ждали Рами у входа в метро. Особенно эффективным этот вариант будет, если мы соберем ровно пятьдесят два участника. Пятьдесят два на пятьдесят два.

Рами внимательно слушает, кивает головой не то в знак того, что понимает, не то в знак того, что одобряет. Время от времени цедит свое «бэсэдэр».

Мы подходим к моему дому. Подбиваем бабки:

– Итак, Рами, мы ждем звонка от Ашера Бланка. Он должен сообщить нам мнение «израильских врачей» по поводу трех лекарств для моей тещи. Лекарство № 1 – захват самолета. Лекарство № 2 – демонстрация. Лекарство № 3 – пресс-конференция. «Да» или «нет». Теперь дальше. Если кто-нибудь из вашей конторы приедет в будущем в Ленинград, пусть позвонят мне. Запомни телефон: 996681. Запомнить нужно только цифру 9. Сперва две девятки, потом ты переворачиваешь их вверх ногами, в конце множишь их друг на друга. Запомнил?

Рами шевелит губами, запоминает. Повторяет вслух.

– Ну, и самое последнее. Что скажет ваш парень, если он придет. Как мы узнаем, что он пришел от вас?

– Он назовет первую строчку Библии: «Брешит бара Элохим эт хашамаим ва эт хаарец».

– Хорошо. А теперь зайдем ко мне. Моя жена уже давно ждет нас, как-никак сегодня Пасха. Будет и несколько гостей, все – свои.

…Рами первым встал из-за стола. Он не хотел превратить ночные возвращения в гостиницу в традицию. Попрощался со всеми. Я вышел вслед за ним в прихожую. Рами надел куртку, крепко пожал мне руку и направился к двери. Не доходя до нее, сделал крутой поворот, вернулся и обнял меня.

Дверь закрылась за Рами Аронзоном. Счастливого тебе пути, дружище!

Рами ушел. Через несколько дней, Бог даст, он пройдет контрольно-пропускной пункт в ленинградском аэропорту. А мы остаемся. «Лешана хабаа бирушалаим» – прошептал я тогда Геуле Гил во время ее концерта в Саду отдыха. Знать бы, что готовит нам «хашана хазот».

19

ПАПОЧКА МОЙ, ГДЕ ТЫ?

1 мая я, Марк и приехавший из Риги Эдик встретились на пустыре возле моего дома. Они пришли выяснить перспективы «Свадьбы».

– Когда вы ждете ответ из Израиля?

– Не раньше, чем в конце мая.

– А если ответ будет «нет»?

– Тогда, по условиям компромисса в организации, «Свадьба» отменяется.

– А если мы не подчинимся, мы ведь не члены вашей организации?

– Заставить вас я, конечно, не могу. Но в этом случае вы проводите свою собственную акцию, и из нее не должны торчать еврейские уши.

– В каком смысле?

– В смысле состава участников. Кроме того, в Швеции вы не должны ничего устраивать без предварительного согласования своих действий с посольством Израиля. И, наконец, вы обязательно должны предупредить нас заранее.

Это был тягостный разговор. Завтра, 2 мая, должен был быть день «X». Теперь все откладывается. Все остается в подвешенном состоянии. И, самое главное, я почувствовал стену отчуждения, которая начала вырастать между мной и ими. Если ответ будет «нет», за мной пойдут участники «Свадьбы» – члены организации. А остальные… Как поведут себя Марк и Эдик при отрицательном ответе? Этого я не знал. Ибо контроль над операцией «Свадьба» я уже упустил.

Май тянулся медленно, но двадцать пятое все же наступило. И ответ пришел. Первое лекарство категорически не годится. Второе лекарство не годится. Третье лекарство – по усмотрению на месте.

Ответ из Израиля меня не удивил: после разговора с Рами Аронзоном я уже настроил себя на вероятность отрицательного ответа. Удивило меня слово «категорически». Неужели Давид Черноглаз прав и «Свадьба» может принести необратимые бедствия? Неужели решающая польза «Свадьбы», которая была мне раньше так очевидна, только иллюзия? Так или иначе, это ответ. Саша Бланк сказал по телефону ясно: «совещался консилиум профессоров». Надо думать, что это ответственное решение. Демонстрацию тоже отвергли. Осталась только пресс-конференция. Сколько в СССР ни кричат об использовании Израилем сионистов в Советском Союзе как пятой колонны, на самом деле все обстоит наоборот. Израиль сдерживает нас. Если бы на месте Израиля был Советский Союз, ответ был бы положительным. Тех, кто мог лопатой проломить череп Троцкого в далекой Мексике или выкинуть Раскольникова в пролет лестницы в Париже, навряд ли смутил бы моральный аспект акции. Цель для них всегда оправдывает средства. Для нас нет.

В ожидании ответа от Саши я договорился с Марком, что он позвонит мне рано утром 26 мая, прежде чем я уйду на работу. Марк был точен, как всегда. Я наскоро пил свой утренний чай, когда раздался звонок. Мы договорились, что Марк придет к проходной завода в обеденный перерыв и я к нему выйду. Так и было.

В обед я вышел из проходной и направился к Марку, который уже ждал меня. Я был полон решимости выполнить условия компромисса и предотвратить «Свадьбу». Сочувствуя Марку, я знал, что нанесу ему удар в солнечное сплетение, но мне тоже было нелегко. «Свадьба» была нашим общим ребенком и его надо было убить. Выражение «категорически нет» витало надо мной, когда я подходил к Марку. Но мои опасения были напрасны: ребенка не надо было убивать. Со слов Марка я понял, что к тому времени он уже умер сам.

Едва я успел сказать, что пришел ответ: «категорически нет», как Марк прервал меня. Я могу больше не беспокоиться. Все варианты «Свадьбы», которые они разрабатывали, оказались неосуществимыми – они уперлись в тупик. «Свадьба» снята с повестки дня. Остается влачить жалкое существование до конца дней в Советском Союзе, ибо его, военного летчика в прошлом, никто никогда не выпустит, даже если кому-то и разрешат выезд.

Я слушал Марка и понимал, как ему горько. Но я не разделял его пессимизма по поводу выезда. Тем более что по своей натуре Марк – оптимист. Оптимист отчаянный и безбрежный. И я тоже не относился к счастью, как к паузе между двумя несчастьями. Я не мог жить без веры и надежды.

Ну, что же, если нельзя «Свадьбу», будем действовать по-другому. Цель остается. Закрывается только один из путей к ней. Путь, который казался нам решающим.