Сердолик – камень счастья - Анна Корнова

лавочку у подъезда, ни о чём не думая, не понимая, сколько времени так сидит. Надо встать и отвезти вещи к Рите. Посмотрела на сумку и слёзы снова навернулись на глаза: представила, как Алина кидала её футболки в эту сумку, как Митя за этим наблюдал. Не переставая, кружилась голова, начало тошнить. «Надо ещё посидеть, подождать», — решила Инна. В этот момент заиграла мелодия на телефоне — снова звонила Рита.

— Ты далеко? Все уже расходятся.

— Рит, мне что-то нехорошо. Я на лавочке у своего дома сижу.

— Понятно. Вот там и сиди. Сейчас заберу тебя.

От больницы до Инниного дома было полчаса езды на трамвае, но Рита примчалась на такси через пятнадцать минут.

— Садись, поехали в больницу. Лица на тебе нет. Вон, руки дрожат. Сколько раз тебе говорить: не смей про этих сволочей думать!

— Зачем в больницу? Поехали домой, — слабо возразила Инна.

Но Рита не обратила внимания на слова подруги. Она комментировала поведение Алины и Мити, называя их уродами, сволочами и ублюдками, при этом постоянно повторяя, что Инне про них не нужно вспоминать.

— Сейчас давление тебе померим, врачам покажем. Надо тебя было бы, пока маленький срок, в гинекологию положить, а то с таким настроением неизвестно чем закончится может, — резюмировала Рита свой монолог. — Жаль, шишкинская жена в Сочи укатила. Но найдём с кем в гинекологии поговорить.

Что Инна не собирается прерывать беременность, сначала вызвало у Риты множество недовольных вопросов, она весь день возмущалась: «Ну, и зачем это надо?», «И как ты собираешься одна бэбика растить?», но на следующее утром неожиданно заявила:

— Правильно ты решила. Родишь и своему мажору предъявишь. И родителям его тоже — пусть знают, что у них есть законный наследник, если не признают, тест генетический сделаем — не отвертятся.

Инна попыталась объяснить, что она не собирается шантажировать семью Нестеренко, но переубедить Риту было невозможно.

Такси остановилось напротив многопрофильной больницы.

— Сначала к нам в травматологию зайдём, потом подумаем, к кому тебя определить, чтобы посмотрели.

— Сейчас ведь Мишкина провожают, там не до меня.

— Да уже все, наверно, разошлись, кроме дежурного. Жаль, что ты не слышала, какие слова Шишкину-Мишкину все говорили. Даже сам Борисенко сказал: «Дима, жаль, что ты от нас уходишь. Но мы всегда будем рады тебя вновь увидеть», а Михайлова, та вообще расплакалась: «Димочка, у меня стаж — двадцать пять лет, но с таким прекрасным врачом и прекрасным человеком, как ты, не доводилось работать». Потом, правда, на Борисенко посмотрела и залепетала: «Это образно, а на самом деле у нас в отделении все прекрасные специалисты, все прекрасные люди».

Рита была права: «проводы» уже закончились, сотрудники разошлись, в ординаторской остались только Мишкин и дежурный врач.

— Дмитрий Игоревич, Вам тут уже много хороших слов сказали. Инна опоздала, но тоже хочет сказать, — объявила Рита, подтолкнув Инну в ординаторскую.

Инна покраснела и пробормотала, что Мишкин замечательный травматолог и она мечтает вместе с ним когда-нибудь поработать.

— А ты когда сегодня ела? — перебила Инну Рита. — Дмитрий Игоревич, у Вас какая-нибудь еда осталась?

Мишкин засуетился, стал доставать из холодильника тарелки с нарезкой колбасы и сыром, поставил чайник.

— Ты поешь, — по-хозяйски распорядилась Рита, — а я пойду в терапию поднимусь, узнаю, кто у них сегодня дежурит. Дмитрий Игоревич, она сегодня опять чуть в обморок не свалилась. Сидела на лавочке, идти не могла, голова кружилась.

Дежурного врача вызвали в приёмное отделение, Рита убежала в отделение терапии, и Инна с Мишкиным остались в ординаторской вдвоем.

— Думаю с тобой ничего страшного не происходит, на ранних сроках такое бывает, — Мишкин наливал Инне чай, положил из пакета две ложки песка, как она любила, аккуратно ложечкой размешал сахар в её стакане.

Инна следила за движениями Мишкина, а при этом думала, как Митя с Алиной, собрав вещи, выкинули и её саму из своей жизни.

— Ты почему ничего не ешь? Хочешь ещё и в голодный обморок упасть?

— Я хочу уехать отсюда, — неожиданно заявила Инна. — Ваши слова я помню, что от себя не убежишь, но я попробую.

— А отец твоего ребёнка что думает о твоём побеге?

— Он с другой женщиной, — Инна словно со стороны услышала свои слова и испугалась, как легко она произнесла эту страшную фразу.

— Инна, я никогда не сказал бы тебе этого, но я уезжаю, и другого случая поговорить с тобой у меня уже не будет. Ты очень красивая, молодая, умная, а я тридцатилетний, разведённый, у меня нет квартиры, а есть алименты и старая машина. Я понимаю, что не могу ни на что рассчитывать, но я хочу, чтобы ты знала: я всегда тобой любовался и восхищался. Ты удивительная.

Инна слушала Мишкина, а память предательски напоминала Митино: «Счастье моё! Единственная моя!». Ей Митя никогда не говорил таких слов, а как она хотела их услышать! Вот Мишкин говорит, что она удивительная, красивая…А нужны ли ей эти слова?

— Дмитрий Игоревич, Вы тоже очень хороший. Я Вас очень уважаю.

Мишкин с надеждой посмотрел на Инну.

— А помнишь, ты пошутила, что в Даниловск хочешь поехать, спрашивала: нужна ли там медсестра. Я узнавал: нужна, — Мишкин смутился. — Я понимаю, что тебе надо институт заканчивать, но тебе всё равно академ оформлять, когда родишь. А Даниловск не тюрьма, оттуда выпускают, — Мышкин попытался пошутить и совсем смешался.

Инна внимательно рассматривала Мишкина: она раньше не замечала, какие у него смешные уши, маленькие, торчащие.

— И ещё, Инна, ты только не сердись, но ребёнку нужен отец, а ты сказала, что у его отца другая женщина, — Мишкин замолчал, испугавшись собственной дерзости.

— Пошли в терапию. Там сегодня Красновская дежурит, — в ординаторскую влетела Рита.

— Пойдём, — Инна послушно поднялась, на секунду сжала висящий на серебряной цепочке сердоликовый кулончик и уже в дверях обернулась к Мишкину: — Дмитрий Игоревич, я не шутила, когда про Даниловск спрашивала, я действительно хочу поехать с Вами и буду благодарна, если Вы возьмете меня с собой в Даниловск.

— Это что сейчас было? — вопросительно посмотрела на Инну Рита, когда они вышли в коридор отделения.

— Я сама не поняла. Мишкин меня хвалил и предлагал с ним поехать. Я Мишкину верю, он добрый, от него гадостей не прилетит. А я у него в больнице до декрета поработала бы.

— Инн, ты совсем дура? — Рита обалдело смотрела на подругу.

— Рит, мне надо уехать подальше отсюда, хоть в Даниловск, хоть с Мишкиным.

— Ты, вроде бы, к нему нежных чувств не питала, — заметила Рита.

— При чем тут нежные чувства? Меня здесь ничего