Вероника желает воскреснуть - Вадим Норд

Вероника увлеклась новым (и неожиданным) чувством настолько, что совершенно оторвалась от действительности. С ней такое случалось – унесется на волнах воображения далеко-далеко и вернется не скоро. Свои печальные обстоятельства Вероника осознала лишь после того, как вышла из перевязочной. На подходе к выходу, в четырех-пяти шагах от охранника. Осознала – и замерла на месте, словно молнией шандарахнутая. Было с чего…

Разбежалась! Размечталась! Ах-ах-ах! Милый доктор… А в зеркало давно не смотрелась? А кто тебе сейчас утраченную красоту по кусочкам собирает, реставрирует, словно разбитую вазу? Твой милый доктор и собирает. И разве после этого между вами что-то может возникнуть? Смешно!

Смешно? Не смешно совсем, скорее обидно… Нехорошо, когда тебя так… Словно ледяной водой обольют, да еще и ведром по голове припечатают – опомнись, не чуди, не мечтай!

– Что с вами? – подкатился к Веронике шарообразный охранник. – Вам плохо?

– Кому сейчас хорошо? – огрызнулась Вероника и пошла дальше.

«Он такой молодой, – безжалостно напомнила себе Вероника, чтобы окончательно выкорчевать чувство, пустившее ростки в ее душе. – С некоторой натяжкой можно сказать, что он мне в сыновья годится… В сыновья…» Былое, мгновенно вспыхнув, принялось жечь Веронику изнутри, да так, что все остальное отступило куда-то на задний план. В доме повешенного не говорят о веревке, а несостоявшимся по собственной вине матерям не стоит употреблять оборотов вроде «в сыновья мне годится». С каждым шагом на душе становилось все поганее, а на плечи начала давить чья-то тяжелая рука. Вероника попробовала было взбодриться – приосанилась, вскинула голову (затылок сразу же отозвался болью – предупреждал же милый доктор, что не стоит делать резких движений), сделала парочку глубоких вдохов, чтобы «разжать» сердце, но эти ухищрения не помогли. Рука с плеч никуда не делась, да и ноги отяжелели вдобавок, и Вероника уже не шла, а плелась, шаркая подошвами по асфальту.

Ей было настолько не по себе, что она даже не стала торговаться с таксистом, запросившим втридорога. Таксист проникся настолько, что довез Веронику до самого подъезда и всучил свою визитную карточку. Карточка, которую Вероника рассмотрела от нечего делать в лифте, немного подняла настроение. Редко встретишь человека по имени Рамзес, а таксиста, если верить карточке, именно так и звали. Вероника представила диалог. «Алло, это Рамзес? Нет, сестра, это Тутанхамон, Рамзес колесо меняет…» Умора!

Уже зайдя домой, Вероника поняла, что здесь, в одиночестве, тоска добьет ее окончательно, если не принять срочных мер. С принятием этих мер дело обстояло из рук вон плохо, потому что с недавних пор дома у Вероники не было ни капли спиртного. Его и раньше, собственно говоря, не было, потому что оно очень быстро заканчивалось, но теперь заканчиваться было нечему, потому что Вероника попыталась вычеркнуть спиртное из собственной жизни. И до сегодняшнего дня ей это вроде как удавалось. А сейчас вот приспичило выпить…

Немного подумав, Вероника вышла на лестничную площадку, заперла дверь и, поскольку лифт уже успел уехать на чей-то вызов, по лестнице спустилась во двор. Двор был большим, на пять стоящих в каре домов, и многолюдным. Здесь можно было найти компанию на любой вкус.

– Я вообще-то хотел купить «Киевский», – обиженно говорил незнакомый Веронике потраченный молью мужичок лет пятидесяти, семеня за величавой толстухой в плаще цвета фуксии. – Я знаю, где продают замечательные «Киевские» торты, за которые любой киевлянин родину продаст…

– Не надо мне такого счастья! – отмахнулась толстуха. – Я не киевлянка и родиной не торгую, а места, где продаются торты и пирожные, знаю не хуже твоего. А почему ты цветы не купил? Мы, кажется, договорились?..

Вероника в минуты душевных терзаний и хандры цветы не жаловала. Они раздражали ее своей мимолетной красотой, которая быстро сменяется увяданием. Смотришь, как осыпаются увядшие лепестки, и ощущаешь, что сама тоже не вечна, что юность давно позади… Цветы, торты… «Киевский» он хотел купить! А чем тебе «Сказка» не угодила?

Это был пик раздражения, момент, когда не мил весь белый свет и хочется беспричинно цепляться к незнакомым людям. Апофеозом могла стать образцово-показательная истерика во дворе, такое маленькое камерное шоу для избранной публики, причем абсолютно бесплатное. Повод? Да поводов вокруг куча, выбирай – не хочу. Старухи со своей лавочки неодобрительно-сосредоточенно косятся на Веронику и тихо шушукаются. Это же они о ней судачат, вороны бескрылые, косточки нежные перемывают. Вот подойти бы к ним и сказать! По-простому сказать, как вот есть – так и сказать! Чтоб их… ветром сдуло, к такой-то матери!

А дворник-узбек сегодня подозрительно улыбчив. Он вообще улыбчив, а сегодня в особенности. И улыбается так хитро, с выподвывертом, сразу видно – это он не улыбается, а смеется над Вероникой, у которой нет ничего, что положено иметь уважающей себя женщине, – ни красоты, ни мужа, ни детей… Отвернулся и метлой задвигал быстрее – это от смущения. Догадался, что его подлые мысли прочитаны.

А чего эта малявка на велосипеде пялится? Знаменитых актрис не видела? Небось ждет, когда Вероника отвернется, чтобы язык ей в спину показать… Малявки нынче пошли вреднющие и наглые-пренаглые. Слова им не скажи! Права свои назубок знают, а про правила поведения и обязанности слыхом не слыхивали…

Следовало поспешить, чтобы ненароком ни на кого не сорваться. Несмотря на многолюдье, приличных людей, могущих составить компанию одинокой истерзанной душе, во дворе не было. Таких людей вообще немного – раз-два и обчелся. Что ж, придется заливать душевные раны в одиночестве…

Для радости – вино, потому что оно сладкое. Для горя – водка, недаром же ее «горькой» называют. Не водка горчит, у обычной водки нет никакого вкуса, это горе горчит, которое водкой заливают.

Закуской Вероника пренебрегла. В более веселые дни обходилась практически без закуски, а сегодня – тем более. Надо скорее тушить пламя, бушующее в душе, пока оно не вырвалось наружу…

Пройдясь взад-вперед по алкогольному ряду супермаркета, Вероника с удивлением поняла, что пить ей как-то не хочется. То есть запить горе стопочкой, может, и хотелось, но стопочкой дело не закончится (и двумя не закончится, и тремя), а скатываться в долгий пьяный угар не хотелось. Неприятно, мерзко, да и на послеоперационном периоде может отразиться. Удивляясь самой себе, Вероника ушла из супермаркета с пустыми руками, зачем только, спрашивается, надо было туда идти.

А затем, что при ходьбе вместе с калориями сжигается и негатив. Километр прошел – немного успокоился, два прошел – в себя пришел. Вероника намотала по переулочкам-закоулочкам (гулять же приятнее там, где машин поменьше и воздух почище) километров пять, если не шесть. Шла не свойственным ей размашистым шагом, ничего общего не имевшим с обычной грациозной походкой, по сторонам не смотрела, ни о чем не думала. И ничего – домой вернулась в ровном настроении. С оттенком меланхолии было настроение, совсем от меланхолии так вот сразу не избавишься, но в целом – нормально. Рвать-метать и цепляться к людям не хотелось, жалеть себя тоже как-то не тянуло. Вероника немножко поплакала (не без этого) и села смотреть телевизор. Если постоянно перепрыгивать с канала на канал, ни во что особо не всматриваясь, то просмотр телевизора становится чем-то вроде медитации. Кому-то для медитаций четки требуются, а кому-то и пульта с кнопками достаточно.

15. Гротескный детектив

Если добропорядочный обыватель, совершенно не связанный ни с криминалом, ни с терроризмом, чтущий Уголовный и Гражданский кодексы и понятия не имеющий о кодексе Уголовно-процессуальном, вдруг обнаруживает за собой слежку, то это, мягко говоря, озадачивает и напрягает. Если же за рулем автомобиля, «приклеившегося» к заду твоего «Приуса» (или не «Приуса»), сидит твоя подруга, то появляется повод срочно задуматься. Как о смысле бытия, так и о многих других вещах.

Алену Александр узнал «в два этапа», точнее даже в три. Этап первый – обратил внимание на едущую следом красную «Мазду», которая в точности повторяла все маневры Александра и соблюдала ту же скорость. Этап второй – отметил, что девушка за рулем «Мазды» похожа на Алену. Этап третий – узнал Алену, несмотря на то что она изменила прическу (стянула волосы в узел) и надела большие очки с затемненными стеклами, в которых стала похожа на черепаху. Алена Тортиловна Черпашко. Что-что, а память на лица у Александра была хорошей, можно сказать – профессиональной, и таким же профессиональным было умение «складывать» в уме лицо из частей, заменяя одну часть на другую. Своеобразный фейс-конструктор, программа для умственного моделирования.

Жизнь, как известно, полна сюрпризов. Ты можешь планировать провести вечер с подругой, но если директор клиники попросит срочно написать статью для глянцевого журнала (реклама никогда не бывает лишней, а тут представилась возможность разместить статью вполцены), то встречу с подругой лучше перенести на другой день. Точнее – встречу с Аленой лучше перенести на другой день, потому что она не выносит, когда в ее присутствии Александр чем-то занят. «Раз уж ты со мной, то все твое время принадлежит мне!» – вот ее принцип. А статью надо отправить завтра утром, до одиннадцати часов, иначе она не попадет в номер. Алена сначала станет дуться, а потом дело дойдет до открытого высказывания недовольства. В итоге статью не напишешь, а вот настроение испортится. И весь вечер пойдет псу под хвост.