Вероника желает воскреснуть - Вадим Норд

Влюблялась Вероника каждый раз по-новому, единого стандарта у нее не существовало. Иногда – с первого взгляда. Реально – с первого. Увидит человека и влюбится. Иной раз так сильно, что истома по телу волнами проходит, на чувства Вероника никогда не была скупа, любить так любить, гулять так гулять, не любить так не любить… А иногда не с первого взгляда, а со второго или с третьего. Бывает же так – присматриваешься к человеку попристальнее, и он начинает перед тобой раскрываться, показывать себя настоящего. Многие люди на первый взгляд неказисты и неинтересны, к ним непременно присмотреться надо. Классический пример – актер Евгений Леонов. Посмотришь – дядька как дядька, толстый, лысый, щекастый. Таких в каждом дворе можно найти. А вглядишься и понимаешь – это же талантище, глыба…

Приходилось влюбляться и с десятого, если можно так выразиться, взгляда. Это когда знаешь человека довольно долгое время, кажется, что всего уже знаешь, досконально, и вдруг он проявляет себя с такой стороны, что в него просто нельзя не влюбиться! В девяносто девятом году Вероника таким вот образом неожиданно влюбилась в Митю Пермякова, с которым лет пять уже к тому времени была знакома. Играли вместе, пили-гуляли вместе, не более того. Ничего личного. А когда Вероника, будучи на гастролях в Киеве, заболела ангиной, да так тяжело, что чуть ласты не склеила (то ли организм ослаб от переутомления, то ли микроб попался особо зловредный), Митя о ней трогательно заботился. Врачей вызывал, в аптеку за лекарствами бегал, полоскания готовил и следил за тем, чтобы Вероника вовремя пила таблетки и регулярно полоскала горло. Сама она была в таком тумане, что мало чего соображала. И никому, как это обычно бывает, не было до нее дела. Болеет Алецкая, ну и ладно, все болеют, не подохнет, так поправится. Кое-кто даже радовался – по поводу внезапно доставшейся роли или просто так. Есть же люди, которым приятно, когда ближнему плохо.

Вот в процессе выздоровления Вероника в Митю и влюбилась, да так страстно, так сильно, что, не дотерпев до Москвы, отдалась ему прямо в гостиничном номере, чего обычно никогда не делала. Роман в гостинице, на виду у всей кодлы, – это комильфо и лишняя пища для сплетен. Романы – дело приватное. Пусть все знают, кто твой любовник, но никто не должен слышать, как страстно ты под ним стонешь или кричишь. Всему есть предел, всегда существует порог, дальше которого посторонних в свою жизнь пускать нельзя. Только глупые и недальновидные люди склонны считать, что любой скандал идет на пользу, ибо это реклама. Как говорила Кариша Пионтковская, «черный пиар – самый вкусный». На самом деле все не так, для актрис, во всяком случае. Любая известная актриса – это не просто актриса, а некий образ, созданный в представлении ее поклонников. Вот вдумайтесь в слово «поклонники» – откуда оно? От слова «поклоняться». Актрисам поклоняются, их боготворят, отсюда и вести себя им следует соответствующим образом. Не надо образ свой светлый грязью пачкать, ярче он от этого не засияет. Интимное неблаготворно сказывается на репутации. Поклонникам совершенно не обязательно знать, что ты кричишь на пике наслаждения или как называешь любимого мужчину. А уж в наше-то время, когда у каждого в кармане под видом телефона диктофон, фотоаппарат и видеокамера, надо беречь свою приватность особенно. Чтобы не появлялись потом в Интернете дурацкие ролики. Как нынче говорят: «Жизнь надо прожить так, чтобы о тебе знал Гугл и не знал Ютуб». Очень правильно.

Любовь к доктору Бергу пришла к Веронике во время перевязки. «Какая пошлость!» – скажут некоторые и будут абсолютно правы. Влюбиться во врача во время медицинской процедуры – это, можно сказать, заезженный штамп. Это как влюбиться в пожарного, который тебя из огня-пламени вынес. Если кто из сценаристов сдуру такое в сценарии напишет, то его засмеют и вряд ли в будущем станут иметь с ним дело. Но то в сценарии… У картины по имени «Жизнь Вероники Алецкой» свой сценарий. Интересно, кто его пишет? Увидеть бы, хоть одним глазком, что там дальше будет и долго ли еще до брутальной в своей безнадежности надписи «конец фильма»…

Дело было так – милый доктор (с того дня слово «милый» в мыслях Вероники шло в неразрывной связке со словом «доктор») снял повязку и осматривал недавно оскальпированный им (а как вы думали, что собой эта подтяжка представляет?) затылок Вероники. Вероника сидела с опущенной головой и закрытыми глазами, потому что сил уже не было смотреть на бело-кафельно-хромированное «великолепие» перевязочной. «Великолепие» в кавычках, разумеется. Вероника, подобно всем нормальным людям, больницы, поликлиники, диспансеры и прочие амбулатории не любила. Тягостно, мрачно, аура гнетущая. В клинике «La belle Hélène» было поприятнее, но в целом медицина, она и есть медицина. И пахнет всегда чем-то таким… стерильно-врачебным… Брр!

И вдруг – словно бабочки разноцветные пролетели по перевязочной. Сердце Вероникино забилось неровно (в самом деле неровно – бухнет и замрет, два раза бухнет и снова замрет), а где-то там, внизу, потянуло сладко-сладко. И от следующего прикосновения доктора Берга Вероника вздрогнула.

– Болит? – заволновался милый доктор.

– Немножко, – соврала Вероника.

Не станешь же признаваться, что вздрогнула, потому что было очень приятно. Особенно при медсестре. Сегодня в перевязочной работала неприятная медсестра. Коренастая бука с неровно подстриженными ногтями и складкой на переносице, улыбки от такой не дождешься, сколько ни жди, а доброго слова – и подавно. И имя у нее неприятное – Тамара. Тамар-р-ра! Тамар-р-ра! Как ворон каркает.

(Люди часто бывают поспешны и необъективны в своих суждениях, особенно если судят, не зная всех деталей и причин. Медсестра Тамара неделю назад похоронила мужа, сгоревшего за неполных три месяца от скоротечного рака легких, и оттого ей было не до улыбок, не до формы ногтей и много не до чего еще.)

– Это скоро пройдет, – обнадежил милый доктор, – а дозу обезболивающего можно увеличить. Вы не волнуйтесь, Вероника Николаевна, это не наркотики, никакого привыкания не разовьется… главное, натощак таблетки не принимайте или хотя бы запивайте изрядным количеством воды.

«Вероника Николаевна» вдруг покоробило, хотя обычно Вероника не имела ничего против того, чтобы к ней обращались по имени и отчеству. Это же не только одного возраста показатель, но и статуса, уважения. Некоторые вон и в шестьдесят лет Ниночки да Галочки и так Ниночками и помрут. А Веронике еще тридцати не было, когда ее начали по отчеству величать. Величать – именно так. Потому что она выделялась из толпы молоденьких актрис не только своей красотой (где-то внутри больно царапнуло), но и дарованием. А вот от доктора Берга ей хватило бы и просто Вероники. Или Ники, или Веры… Как ему больше понравится. Вероника – красивое имя, красивое и многогранное, по-разному сокращается. Вера, Ника, Вика, Ика… Икой Веронику звал оператор Зернов-Метлицкий, ее первый Настоящий Мужчина, пробудивший в неопытной, но весьма любвеобильной девочке Настоящую Женщину. А Вероника звала его по фамилии, такой уж у нее был прикол. Ей тогда казалось, что это очень оригинально звучит. Да и фамилия того стоила – двойная, звучная. Зернов-Метлицкий нынче работает где-то в Америках, чуть ли не в самой «Уорнер Бразерс». Зазнался, наверное, потому что ни с кем связей не поддерживает и весточек о себе не шлет. Или, напротив, сидит в такой глубокой жопе, что похвалиться совершенно нечем, вот не пишет никому и не звонит.

Вероника увлеклась новым (и неожиданным) чувством настолько, что совершенно оторвалась от действительности. С ней такое случалось – унесется на волнах воображения далеко-далеко и вернется не скоро. Свои печальные обстоятельства Вероника осознала лишь после того, как вышла из перевязочной. На подходе к выходу, в четырех-пяти шагах от охранника. Осознала – и замерла на месте, словно молнией шандарахнутая. Было с чего…

Разбежалась! Размечталась! Ах-ах-ах! Милый доктор… А в зеркало давно не смотрелась? А кто тебе сейчас утраченную красоту по кусочкам собирает, реставрирует, словно разбитую вазу? Твой милый доктор и собирает. И разве после этого между вами что-то может возникнуть? Смешно!

Смешно? Не смешно совсем, скорее обидно… Нехорошо, когда тебя так… Словно ледяной водой обольют, да еще и ведром по голове припечатают – опомнись, не чуди, не мечтай!

– Что с вами? – подкатился к Веронике шарообразный охранник. – Вам плохо?

– Кому сейчас хорошо? – огрызнулась Вероника и пошла дальше.

«Он такой молодой, – безжалостно напомнила себе Вероника, чтобы окончательно выкорчевать чувство, пустившее ростки в ее душе. – С некоторой натяжкой можно сказать, что он мне в сыновья годится… В сыновья…» Былое, мгновенно вспыхнув, принялось жечь Веронику изнутри, да так, что все остальное отступило куда-то на задний план. В доме повешенного не говорят о веревке, а несостоявшимся по собственной вине матерям не стоит употреблять оборотов вроде «в сыновья мне годится». С каждым шагом на душе становилось все поганее, а на плечи начала давить чья-то тяжелая рука. Вероника попробовала было взбодриться – приосанилась, вскинула голову (затылок сразу же отозвался болью – предупреждал же милый доктор, что не стоит делать резких движений), сделала парочку глубоких вдохов, чтобы «разжать» сердце, но эти ухищрения не помогли. Рука с плеч никуда не делась, да и ноги отяжелели вдобавок, и Вероника уже не шла, а плелась, шаркая подошвами по асфальту.