Всадник авангарда - Роберт Маккаммон

А у тебя что в душе разливается? — едва не спросил он. Но понял, что она ждет этого вопроса, а он не настолько уж Натан Спейд, упаси Господь. Пока что.

— Если эти партнеры столь хитроумны, — произнес Мэтью, глядя на женщину, но обращаясь к великану-индийцу, — то они очень скоро выяснят, что я не тот сутенер с черной душой, за которого себя выдаю. — Несколько вопросов о моих отношениях с «Рисковыми» и насчет… гм… деталей моего занятия, и…

— Никто ничего такого не спросит, — перебил Сирки. — Они знают, что не должны любопытствовать. Считайте организацию профессора чем-то вроде корабля. Все присутствуют на борту, но у каждого отдельная каюта.

— Неудачная аналогия, — фыркнула женщина.

— У каждого своя каюта, — настоял Сирки, — и свои обязанности. Да, конечно, кто-то из них наверняка слышал о Натане Спейде, но не найдется ни одного, кто бы был с ним знаком или вел какие-нибудь дела. У них так не принято.

Мэтью тихо хмыкнул и перенес внимание с Арии на Сирки. Джентри, которому не понравилось, что им помыкают, по-прежнему забавлялся с кошачьей колыбелькой, низко держа руки и строго контролируя свои движения.

— Понимаю, — ответил Мэтью. — Таковы меры безопасности? И к тому же — чтобы никто не знал, как работает вся система?

— Я знаю, как работает система, — напомнил ему Сирки. — После меня это знает мадам, после нее — наш добрый доктор, у которого, впрочем, имеется дурная привычка терять контроль из-за множества экзотических эликсиров, кои он вдыхает или принимает вовнутрь. Это верно, Джонатан?

— Как гвоздь в крышку гроба, — ответил Джентри. Кривая ухмылка зазмеилась по демонически красивому лицу. — Но какие же я видел цвета!

— Хорошо бы меньше видел цветов, а больше мыла, — сказала Ария. — От тебя воняет.

— Ха, — ответил Джентри смешком, в котором не было ни капли веселья, и снова направил мыслительные усилия на узелки, которые вились у него меж пальцев. Мэтью подумал, не был ли сегодня собеседником доктора какой-нибудь особенно сильный экзотический эликсир, полученный к примеру, из грибов южноамериканских джунглей.

— Никто не попытается узнать о Натане Спейде слишком много, — продолжал Сирки. — Это оказалось бы дурным поведением и нарушением правил. Но можете не сомневаться, что профессор не преминул довести ваше имя и вашу репутацию до всеобщего сведения.

— Великолепно, — ответил Мэтью с едкой ноткой в голосе. — Можно ли мне поинтересоваться, существует ли — существовал ли — настоящий Натан Спейд? И если он существует, то где? А если существовал, какова его судьба?

— О, Натан, без сомнения, существовал. — Пальцы Арии погладили Мэтью по щеке. Женщина смотрела ему прямо в глаза. — Но из-за своего резкого взлета и внезапного богатства Натан начал ошибаться. Позволил себе засбоить. Слишком распустился в холе и уюте. — Пальцы скользили туда-сюда по щеке Мэтью. — Он забыл, кто создал его, кто создал всех нас.

— Господь? — спросил Мэтью.

— Ох, — усмехнулась она, — вы такой милый!

Но сапфировые глаза остались холодными.

— Для мертвеца? Я полагаю, он уже не на этом свете?

Сирки встал — зловещий знак. Стул скрипнул с облегчением.

— В прошлом году мадам Чилени убила Натана Спейда выстрелом в голову.

— Почти год миновал, — добавила она.

Пальцы женщины погладили Мэтью от подбородка к уху и обратно.

— Натан Спейд стал нежелательным работником, — продолжал Сирки. — Он занялся продажей информации иностранным агентам. Эта деятельность вошла в конфликт с целями профессора. Никто из тех, кого вы увидите, этого не знает — равно как и того, что мастер Спейд перешел в лучший мир. Тело разрезали на куски, сожгли, и то, что осталось…

— Вывалили из корзины в Темзу, — почти шепотом закончила женщина. От раненых чувств или от гордости — трудно было понять. — Он заслужил то, что получил.

Пальцы на щеке Мэтью остановились, ногти прижались к коже. Сильнее. Еще сильнее. Женщина улыбнулась, глаза ее остекленели.

— Такова жизнь, — сказала она.

Убрала руку от его лица.

Отвернулась.

Проходя мимо Сирки и доктора Джентри, она выпрямила спину. Потом села на край кровати и приняла ту же свободную позу, что прежде. Наверное, в этом положении ей было уютнее всего. В ее застывшем лице было что-то отстраненное и даже отчаянное, и Мэтью не захотел в него всматриваться — скудость и пустоту зимы он оставил в Нью-Йорке. Юноша вновь повернулся к Сирки.

— Я все же до сих пор не уяснил моей цели. Что конкретно хочет профессор, чтобы я сделал?

— Профессор Фелл, — ответил великан, — желает иметь удовольствие информировать вас об этом лично.

На это у Мэтью не было ответа. Жаль, что он не осушил в каюте Фалько еще стакан бренди. Хорошо бы для компании иметь в эту ночь при себе бутылку рома. Хорошо бы увидеть Берри, которая находится дальше по коридору в запертой каюте. Хорошо бы быть клерком магистрата, у которого всех обязанностей — лишь бумага да перо.

Но нет. Теперь он кто-то. Человек, с которым считаются.

И у этого положения есть своя цена.

— Надеюсь, мои костюмы будут сидеть безупречно, — сумел он сказать. — Если мне нужно играть эту роль, то выглядеть я должен, как роль того требует.

— Естественно, — согласился Сирки. — И хорошо сказано, сэр. — Он обернулся к своим сообщникам. — Теперь оставим мистера Спейда для размышлений и отдыха.

Первой вышла Ария Чилени, все еще пребывая в трансе, который навела на себя сама. За ней — любитель «кошачьих колыбелек». Сирки задержался в дверях.

— Я сейчас вспомнил, что капитан Фалько курит, — сказал он.

— Правда? — безразлично ответил Мэтью. — Я бы сказал, что на борту этого судна курит еще человек двадцать.

— Верно, но ароматная виргинская трава дороже других, и, я полагаю, недоступна простым матросам. Смотрите в другой раз, чей дым собираете, юный сэр. Он может попасть в глаза и вызвать слепоту, сбивающую вас с цели. — Сирки замолчал. Фраза повисла в воздухе, как клуб пахучего дыма. — Доброй ночи.

Мэтью ответил таким же пожеланием. Сирки вышел из каюты, и Мэтью задвинул щеколду. Готовясь к ночному сну (наверняка тревожному), он почти физически ощущал, как «Ночная летунья» приближается к острову Маятник. Бригантина с развернутыми парусами, с несколькими горящими на палубе лампами летела вперед, оставляя под серебристой луной синевато-белый кильватерный след, а над ней медленно шли по темному небу кружевные облака. И с каждой волной, уходящей за корму судна, приближалось логово профессора Фелла. Интересно, догадывается ли Сирки, что капитан Фалько всерьез задумался о своем месте в этой жизни? Не высказал ли Фалько кому-нибудь какие-нибудь опасения, а этот кто-нибудь передал их еще кому-то, а кто-то шепнул на ухо владельцу голоса, предупредившего индийца: Фалько слишком много знает и думает слишком много? Если так, то дни капитана могут быть сочтены. И это плавание может оказаться для него последним. После прихода судна в гавань с ним произведут окончательный расчет.

Что сделал бы Натан Спейд?

Засмеялся бы и сказал: «Туда ему и дорога»?

Да. Но что должен сделать Мэтью Корбетт? У него голова была полна проблем, но — увы — не решений.

Да, подумал он.

И потушил все фонари, оставив только одну свечу, и лег спать в потрескивающем брюхе «Ночной летуньи».

Глава пятнадцатая

Мэтью ожидал крика «Земля!», но услышал звук трубы, возгласивший о появлении острова Маятник.

Зашевелились моряки, истосковавшиеся по твердой земле. Мэтью стоял среди них на ярком утреннем теплом солнце и смотрел, как остров постепенно обретает форму.

Может быть, с высоты полета чайки он и имел форму маятника, но с палубы он представал нагромождением неровных черных камней и серых обрывов, скудно покрытых мхом и коричневыми лишайниками. В глубине острова, казалось, зеленела дикая чаща, что не добавило Мэтью душевного покоя. До сих пор он еще не заметил никаких признаков человеческой деятельности, и не мог не подумать: не располагается ли царство профессора Фелла где-то в каменных глубинах?

Одет он был в соответствии со своей ролью. Темно-серый костюм с тонкими светлыми полосками облегал туловище плотно, как тюремная камера. Кружева украшали светло-синюю рубашку у ворота и на рукавах, что казалось Мэтью несколько слишком роскошным для бывшего шанхаера, но, вероятно, вполне подходило элегантному содержателю борделей. Чулки белые как мел, черные башмаки начищены до адмиральского блеска и сверкают при каждом шаге. Он был чисто выбрит и нарумянен, волосы зачесаны назад и — по настоянию Арии Чилени — взяты под жесткий контроль нанесенной двумя пальцами помадой, которая пахла сандаловым деревом и еще чем-то сладким, напоминавшим благовония, курящиеся в турецкой лампе в гостиной Полли Блоссом. Можно это назвать запахом «порока», решил он. Ему показалось вполне уместным, что подобный аромат будет струиться из пор Натана Спейда.