Ретроспектива (СИ) - Марина Повалей

никто не смел перину поменять в покоях короля, без его приказа. А сам король и не вспоминал никогда о таком насущном, за делами. Как же чудно было спать на скрипучих, лавандой пахнущих простынях, ведая — то она позаботилась, пусть не саморучно, но проследила, чтобы постель чистая была, да пол в покоях вымыт… заботливая Полёвка…

Снедь, что сама, своими руками готовила — то и вовсе представить сложно. Как только освоила такую науку… искренняя Полёвка…

Могла бы при первом косом взгляде своих людей ему доложить, намекнуть лишь, что сила ей нужна, подмога — не стала, хоть и знает сама: одно её слово и снёс бы он тот Итвоз до основания… гордая Полёвка…

А теперь и наследника осмелилась понести, плод сохранила, не ведая, как примет он новость такую. Да и сам он ведал. Были уже у Файлирса бастарды. Как понесёт очередная пассия — приданное, замуж, да в дальние земли — счастье семейное строить. С мужними жёнами и вовсе проще, те мужья лишь рады, что жены их чести такой удостаиваются, греть постель сюзерену. Сколько таких росло в Ондолии, король не считал. То не его дети, то вассалы.

И когда в пути он начал понимать, догадки строить, что странно Полёвка его вела себя, что вполне может статься, что княгиня и ходила к нему, уверен был: коли она — настоит, чтобы избавилась от дитя. Ни к чему тот ребёнок — трон ондолийский ему не завещаешь, напоказ народу прижитого сына не выставишь — бастард и есть бастард, обречь только его на ненависть и презрение в мире, где захудалый виконт станет свысока смотреть, только от того, что родители его браком сочетались, в отличии от принца. Да и ей то ни к чему. Жена на то есть, чтобы жизнью рисковала да наследников рожала, она за то на троне сидит. Да и ведает каждый, что портится баба с родами, Файлирс, хоть и любитель форм, но Полёвка его до конца дней своих должна оставаться такой же гладкой и ладной. Не говоря уж про то, что в бремени не до утех женщине, та думает, как плод выносить, не навредить.

Не смог.

Как увидел её, такую взволнованную, бледную, иссхудавшую. Живот, что уже большой, кажется все силы вытянул из его женщины. И чего же только стоил он ей, и пошла сама на то, терпит и сносит. Хочет дитя его родить. Как можно лишить её того? А когда понял он, что не меньше его Полёвка голодает, и бремя ей нипочём… да пусть рожает, коли ей хочется! Неужто не придумает хозяин большой страны, как сына своего устроить? Как есть придумает! Да так, чтобы рядом были они. Великого короля воспитает из него, всему научит, как его учили. И больше даже! Отец Файлирса хорошее наследство ему оставил: крепкую страну, где всё отлажено и настроено, и Файлирс так же сделает, только у него поболее возможностей. Благодаря отцу, Файлирс может не работать денно и нощно, а опереться на советников, а сыну, окромя политической науки и другие дать. И на охоту свозить, и зверинец ему прямо во дворце устроить… и воду! Надобно плавать приучать мальца, чтобы здоровым рос, то Эля верно говорила, что хорошо в Итвозе, тем они и здоровы, что море рядом. В Келсе моря хоть и нету, но озеро, аль водоём прорубить Файлирс для сына сможет.

И чтобы не только об учениях, но и шалости позволять!

Но прежде, разобраться, кто ослушаться посмел. По чьей вине намедни пришлось глаза отводить да дураком себя чувствовать властителю ондолийскому!

Глава 20

Моя первая ночь в Келсе миновала… миновала. Не устраивала я себе благ, и людям своим приказала кой-как лечь на ночлег. Пусть. Всё после, наперво отдохнуть. А пред тем, как опочивать, побеспокоилась о надёжности и прошла по головному крылу дворца, пробуждая камень, оживляя, делая из простого дома ведьмин. Замкнула защиту на своём же украшении, что взяла на всякий случай. Старинная золотая цепь, да подвеска выкованная неведомым мне мастером.

Теперь мой это дом, меня слушается и мне всё показывает. Замок мой ревновать не станет.

Только, когда дом я пробуждала и землю эту услыхала, что ждёт, томится без хозяйки, что вьёрнов-разбойников к порядку призвать не может, что силой плещет, а взять её — не берёт никто. Давно нога ведьмы не ступала на эту землю, али боятся сёстры мои, внимание привлечь да ответственность за этот край на себя взять. Став хозяйкой места своего, ведьма сильнее становится, сама землица ей помогает, только и за бесчинства на своей земле и страдать той ведьме, и если в княжестве своём я любую беду людскую могу коли не предупредить, так пережить помочь, то здесь… уеду я, а боль земли с собой повезу.

Обдумать надобно. Опрометчиво такие решения не принимаются. Наспех всегда успеется.

А утром подумала я, что беда случилась и пищаль прямо в комнате, где мы на полу, на вещах устроились, палит. Глаза открыла и услыхала грохот да брань с улицы.

То обстановку дворцовую привезли, прямо с утра. И весь день везли, сваливали всё в холле, потом растаскивали. Я, было поучаствовать взялась, дабы сразу несли всё по местам, да главный у них, что распоряжался, сперва взглядом меня смерил таким, что вмиг домой бечь захотелось, а потом и вовсе промолчал, так и не удостоив ответом. С Алириком тоже говорить не стал, как и с епископом.

Не хозяйка ты здесь, Эля. Гостья. Гостьей и будь, хозяин этот, видать, раз спесивый такой. Ну пусть хозяйничает, не надолго я в этом доме. Скоро к себе, там и похозяйничаю.

Таскали они, гремели часов десять к ряду. От зари, да пока солнце не стало к горизонту клониться, а после побросав всё в небрежности, пропали, как не было их. Так никому из свиты слова и не сказали.

Теперь и мы принялись за работу. Растаскивали всё до глубокой ночи, а когда уже сил не было ни на что, постели застелили и разошлись.

Файлирс прискакал один, в ночи. Кажется, только что, сквозь открытое окно я слышала гул ветра в поле, и вот уже стук копыт, открылась дверь, шорох одежды и горячее тело надо мной.

И будто скучал он за сегодня так, как и в разлуке не скучал, брал и брал своё, как если бы не верил, что вот она я — здесь, рядом.