Ретроспектива (СИ) - Марина Повалей

лестницы не так близко, пока дойдёшь, успеешь пройти тронный зал, большую гостиную, столовую. Полюбоваться. А тут, Файлирс открыл дверь, вошёл первым, зажёг магией большой фонарь и мне сразу предстала большой холл, откуда лестница виднеется. Вот так, без продыху. Устала с дороги, аль нет, сразу взбирайся к потолку.

— Свита направо, княгиня налево, — распорядился даритель на открытой галерее второго этажа.

Чем дальше мы шли по коридору, другой, уже закрытой галерее, тем смурнее становился король. А галерея тоже была красивой… белой. Только доска, коей пол вымостили, красная, как дома. А стена по правую руку, которую скрашивал единственный маленький камин, тоже была белой. Неужто таким камином можно весь такой зал протопить? Особливо, когда задует с поля тот ветер, в эти широкие окна. Их же, как есть, все продувает.

Наверное, Файлирс тоже о том же подумал, раз ещё более брови сдвинул. Здесь мы уже были одни, лишь три моих девушки в отдалении нагоняют. Я ускорила шаг и оплела рукой его руку.

— Здесь так красиво…

— Да… тебе нравится? — он замедлил шаг.

— Конечно! Он же волшебный! — молвила на выдохе, дабы повосторженнее. — Такой светлый, величественный! Очень роскошный!

— Пустой только… в толк не возьму, отчего мебели нет. Должны были всё к приезду привезти!

— Главное кровать, где спать. А остальное — пусть. Со временем.

Ондолиец мой бросил на меня короткий взгляд и, неслыханное дело! — отвёл глаза. Будто стыдно ему.

Будь предо мной простой мужчина — бросилась бы заверять, что знаю, как он старался для меня. Ведь правда, знаю. Такую работу проделать, таких мастеров собрать! Но нет у меня уверенности, что Файлирс хочет, дабы понимала я, что он из шкуры вон лез, хуже того, оплошал.

— Тебе правда ехать надобно? До завтра никак не останешься?

— Надо, Эля. А что? Не хочешь остаться тут сама? — нотки страха мне послышались в уверенном гласе?

— Хочу, — прижалась всем телом к нему, — а ещё крепче хочу за подарок такой тебя отблагодарить.

— Завтра приеду, погоди чуть с благодарностью… — однако, рука в моей руке крепче сжала пальцы.

Мы вошли в покои, и ежели, пока миновали гостиную, я была спокойна, то в спальне обомлела.

— Как это? — ладонь сама губы накрыла от удивления.

Спальня тоже была пуста. Ни кровати, ни, даже лежака солеменного.

— Едем в мой дворец, — сказал, как отрезал, развернулся рывком.

Я стоять осталась.

— Поехали, Элькерия. Непригоден дом этот для жилья.

— Пригоден, — я вознамерилась тут остаться. — Тут останусь. Вещи сейчас принесут, да и вообще… устала я, никуда не поеду, и уж точно в твой дворец.

— Элькерия! Не время для споров. Час поздний, ждут меня дела. Поехали.

— Милый мой, — протянула руку, по щеке его провела, — отправляйся сам. Я, как пол под ногами почувствовала, так и сразу силы кончились…

Файлирс грозился, я настаивала. Но по взгляду его нетерпеливому, по вестникам, что чуть не поминутно приходить начали я поняла: долго не выстроит и здесь и сейчас есть у меня возможность своего добиться.

А своего сейчас, это чего угодно, только бы не тот дворец, где люди его, двор, да жена.

И как бы он ни ярился, а всё одно — ехать надобно.

Уехал. В этом белом, большом, но таком пустом дворце такая тоска меня захлестнула — хоть вой.

Зачем только приехала? Что на меня нашло такое? Бросила княжество, людей…

Там всё — жизнь, хозяйство. А тут? Заместо куклы буду — ждать, рядиться да усладу хозяину даровать. Его радость — единственная моя здесь забота.

Покручинилась, всплакнула робко, да принудила себя думать о том, что на время я здесь. Погощу немного да домой. Ненадолго, совсем немного потерпеть.

Файлирс.

Келс — древний город. До него был другой город, что строился на остатках прошлого, который также стоял на древнем пепелище. И по сей день белокаменный город смешивается с фундаментом древних закладов, а камень, которого уже давно нет окрест, можно встретить в монолитах новых домов.

То естественный ход времени, течение жизни. Цивилизации сменяют одна другую, народности вымирают и на их место приходят новые люди. А задача правителя — чтобы текло то само, не допустить ни смерти столицы своей, ни народа. Чтобы и через тысячу лет стоял Келс. Пусть новый, пусть другой, но жил старый город, чьи камни будут помнить и самого Файлирса четвёртого, и его предшественников.

Файлирс со младенчества знал: он будет править. И науке той его обучали с тех пор непрестанно. Где младшого бранили за шалость и отпускали, дав яблоко, Файлирсу приходилось едва не часы слушать отповеди: к чему ведут такие шалости, какие последствия несут для самого наследного принца и народа. И ответствовал всегда он, и наказание нёс. То правильно было. Король — он не только благами пользуется, карает и награждает, ему пред создателем и ответ держать за вотчину свою. За каждого ребятёнка, что не доживёт до своей алебарды.

Он был не самым худшим правителем, хоть и скорым на расправу, да слишком вспыльчивым, отходил он так же быстро, как и воспалялся.

Но сейчас, в ночи своей столицы, что освещалась лишь редкими факелами, нёсся малый отряд во весь опор, курс держа на королевский дворец. Глава отряда вырвался далеко вперёд, и всё кипел от ярости, надеясь, что холодный воздух остудит пыл в скачке и сможет король спокойствие на месте изобразить.

Не выходило. С тех пор, как пришла к нему мышка, ублажить тело, да усладить душу, с той ночи и стало сложно государство ставить оперёд личного, мышкиного. Как тогда хотелось не разговоры говорить с дурой-бабой, что ерепенится, счастья своего не видит, что монарх своим вниманием и желанием её облагодетельствовал, через седло перекинуть и вся недолга. Не смог. Что-то внутри говорило — потухнет. Нужен ей край её, да свобода… Где было такое, чтобы король мчался в другую страну, чтобы увидеть, к себе прижать, да приласкать, бросив дела? По-государственному, это в Келс её навечно забрать и навещать, чтобы близко была, а не бросать всё. А там бы привыкла, да сама поняла правоту его. Она бы поняла, она сама по-государственному мыслит, не по бабьи… мудрая Полёвка…

Только больно уж ярко глаза зелёные горят, язык остёр, да ласки смелы. Так не повелителя ласкают, от воли которого зависят, так с равным себя ведут. Господина своего же всё ублажить стараются, но не исходятся в исступлении, дабы самой удовольствие получить. Приходила сама, не затем, чтоб утром попросить, а чтобы самой взять, что хочется… наглая Полёвка…

Никогда