Банкирша - Александра Матвеева

Перед отъездом в Женеву, еще до того как я узнала о поездке, я по делам своего фонда посещала префектуру Южного округа.

Лялька вышла из кабинета префекта. Моя очередь была следующей. Я встала, мы столкнулись лицом к лицу и неожиданно обнялись. Лялька показалась мне усталой и постаревшей. Я спросила, как у нее дела.

Она ответила, что очень устала, много работает, через два часа улетает на неделю в Киев.

Секретарь пригласил меня в кабинет, мы с дочерью еще раз обнялись и условились созвониться через неделю.

— Чао, Акулька! — сказала Лялька и улыбнулась своей прелестной улыбкой.

Как я была счастлива! Сколько радостных планов я строила! Как мечтала!

Я позвонила Ляльке из аэропорта. Ее не было ни на работе, ни дома. Я побеседовала с ее автоответчиком.

Вернувшись в Москву, я позвонила Ляльке, и опять дома никого не было. На работе секретарь соединил меня с Мишей. Его голос звучал нейтрально:

— Лялечка очень занята. Я передам, что ты звонила. Думаю, она свяжется с тобой, когда будет посвободней.

От его голоса из глубины души поднялась загнанная туда застарелая неприязнь. Я привычно подавила ее, оставаясь приветливой до конца разговора.

Миша не сказал мне о болезни своей жены ни слова.

* * *

Начальный шок от Лялькиного звонка начал проходить. Мой мозг лихорадочно работал, составляя план действий по спасению моего ребенка.

Главное, найти врача. Безразлично, в каком городе или в какой стране.

Но как его найти?

Я встала на колени перед письменным столом и выдвинула нижний ящик. Старая записная книжка перетянута аптечной резинкой, и все равно ее рассыпавшиеся листочки торчат в разные стороны. Аккуратно раскладываю листочки на ковре.

Телефон профессора Бронштейна обведен черной рамкой.

Григорий Львович был другом и личным врачом Академика. С его помощью Лялька переводила меня из городской больницы в клинику НИИ гинекологии, где меня с трудом выходили после неудачной операции.

Если бы он был жив, обязательно бы мне помог.

На похоронах профессора я познакомилась с его сыном, живущим в Америке, и он сказал, что внук Григория Львовича Лева окончил медицинский институт и работает в клинике деда.

Я поднялась с пола и, оставив книжку на столе, пошла за телефоном.

Он обнаружился на тумбочке у кровати. Я протянула руку и толкнула стоящий там же будильник. Будильник закачался, я остановила его ладонью и увидела, что показывают стрелки.

Двадцать минут после полуночи не лучшее время для телефонного звонка незнакомому мужчине. Хорошо, я попытаюсь найти Леву Бронштейна утром. Он должен знать, какой врач и в какой стране достиг наибольших успехов в лечении рака печени.

Если не найду Леву, обращусь в Академию медицинских наук, в Министерство здравоохранения.

Волнение мешало уснуть, мешало лежать спокойно, требовало выхода в действии. Я снова и снова представляла себе лицо дочери. И не могла поверить, что у нее рак. Лицо Ляльки было бледным, усталым, осунувшимся. Но на нем не лежала печать ракового больного, а ведь я видела, как выглядели за несколько месяцев до смерти моя мама и Академик.

Все больше и больше я уверовала в возможность ошибки. Если же это не рак, то ничего не потеряно.

Временами мое возбуждение сменялось апатией, страхом, сознанием бесполезности любого действия.

Но я не позволяла себе потерять надежду.

Очередной раз взглянув на часы, я увидела, что время движется к трем, и решила просто дождаться утра.

Ой, а деньги-то! Про них я и не подумала. Что, если сумма потребуется значительная, а у Кости не окажется столько свободных денег? Придется искать, а на это уйдет время.

Не раздумывая я схватила телефон, набрала номер и с удивлением слушала гудки. Минута, две, три…

Где он, черт побери, шляется в три часа ночи?

Мелькнула мысль, что я никогда не интересовалась, где проводит господин Скоробогатов ночи. И с кем.

Меня охватили злость и обида. Всякий раз, когда он нуждался во мне, я была на месте и готова помочь ему. Впервые он мне понадобился, и что же?

Черт! Эту проклятую квартиру сроду не обойдешь, впору пускать рейсовый автобус. И какая из комнат теперь Юрина? Раньше он спал на диване в холле, а теперь?

— Юра! — завопила я, стоя посредине какой-то европлощади неизвестного назначения.

Из одной из дверей вылетел взлохмаченный Юра в тренировочных штанах и с голой волосатой горой мышц над ними. Он хлопал глазами. Я заикалась от злости.

— Чем ты занят?

— Сплю…

— Молодец! Продолжай. Тебя для того и наняли.

— Что случилось?

— Какая тебе разница? Твое дело тело охранять, а живое оно или мертвое — тебе плевать!

— Вам плохо? Врача?

Вид разволновавшегося Юры неожиданно несколько успокоил меня. По крайней мере я перестала заикаться.

— Ты знаешь, где Константин Владимирович?

Кивок.

— Где?

— В казино.

— Что он там делает? — Идиотский вопрос.

Движение плечом. Не знает.

— Позвонить ему можешь?

Кивок.

— Позвони. Скажи, он мне нужен.

Кивок.

О Боже!

* * *

Я включила свет в кухне и поставила варить кофе.

Великолепие белых стен, блеск хромированных частей мебели и всевозможное оборудование делали кухню чужой и совершенно безликой.

Я избегала бывать здесь без необходимости. А когда-то это было самое любимое место в квартире. Да что в квартире, в целом свете.

Опять поднялась обида на господина Скоробогатова, уничтожившего мой столь любовно налаженный быт.

На душе стало окончательно тоскливо и муторно.

Страшно хотелось курить, но я решила этого не делать, чтобы не злить господина Скоробогатова запахом дыма. Он чрезвычайно тяжело бросал курить.

Выпив кофе, я поставила чашку в мойку, отложив мытье на утро. Потом все-таки вымыла, вытерла и убрала в шкаф. Привычные движения успокаивали меня.

Какое-то время постояла посреди кухни, бессмысленно глядя в стену, вздохнула и, выключив свет, встала у окна, отодвинув штору. Это окно выходит на подъезд, и я надеялась увидеть, как приедет господин Скоробогатов.

Не успели мои глаза привыкнуть к темноте, как раздался щелчок и вспыхнул свет.

Он стоял в дверях кухни. Ворот белой крахмальной рубашки распахнут, темные волосы в беспорядке, одна рука в кармане брюк под распахнутым смокингом, другая на уровне плеча упирается в косяк.

Привычно отметив мужскую привлекательность ладной фигуры, я подняла глаза на лицо.

Господин Скоробогатов изрядно выпил. Чтобы об этом догадаться, надо хорошо его знать. По виду он такой же, как всегда. Выдает его холодный блеск серо-голубых глаз да необычайная бледность лица.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});