Семейное проклятие - Анна и Сергей Литвиновы

За что ж ей кара-то такая?

Замужем-то она замужем – только супруг пропал без вести почти семь лет назад. И с тех пор ни весточки. Ни тела. И ни денег – все имущество было на Игоря оформлено. А пока его умершим не признали – и наследовать нечего. Спасибо, хоть адвокат Игорев смилостивился. Платит ей небольшую ренту.

Так, идем дальше. Любовник – в постели неподражаем. Юморит – почти как Ургант. Но лентяй. Протурить его на нормальную работу Леся уже и не пытается.

Теперь сын Игорев. Тоже не стал пока ей ни помощником, ни отрадой. Мишка – мямля, каких свет не видывал. Невролог даже хотел ему задержку психического развития ставить.

Ну и еще кое-что имеется в бэкграунде. О чем вспоминать ей совсем не хотелось.

…Дверь, наконец, хлопнула, в коридоре забурчали голоса.

– Миш, кто там? – выкрикнул Колька.

Леся же только сейчас подумала: зря они послали отпирать семилетнего мальца. Их поселок, конечно, хорошо охраняется и вообще тишайшее место в мире, но все равно: мало ли?

Она торопливо (чтоб Николай не вылакал) прикончила свою рюмку и поспешила в коридор.

Фига-се! Полицейский!

– Ч-что случилось? – пробормотала Леся.

Голова закружилась, пришлось схватиться за дверной косяк. Мужчина в форме взглянул с осуждением. Встрепал Мишке волосы, велел:

– Иди в свою комнату.

Мальчик послушно потопал прочь. Вот флегма! Даже не попытался узнать, зачем в дом полиция пожаловала.

– Так в чем дело? – уже более твердым голосом повторила она.

Полицейский ответил. И Леся поняла, что ей срочно нужно выпить еще.

* * *

Очередь сестер Кузовлевых подошла – страшно сказать – в третьем часу ночи. Бедняга Зоинька к этому времени совсем истомилась, да еще и опять засипела, стала кашлять. Вот некстати! Не дай бог, перед самым выступлением голос потеряет!

К счастью, конкуренты оказались не совсем уж жестокосердными. Насте удалось и горячего чаю у коллег по очереди выклянчить, и таблетку от горла, и даже насквозь пропахшую табаком шаль. Уложила сестрицу на двух жестких стульях, и та буквально через минуту уснула. Сама же Настя – хотя устала адски – даже помыслить не могла, чтоб подремать. Возбуждение зашкаливает, руки трясутся. Бродила меж конкурсантов, где-то подслушивала, кого-то расспрашивала. Встречала тех, кто уже «отстрелялся».

Народ в большинстве выходил из зала прослушиваний смурной, цедил сквозь зубы:

– Завалили, придурки.

Только девушка с голосом оперной певицы и дама в инвалидной коляске похвастались, что прошли на второй тур.

«Жюри – отстой!» – болтали меж собой конкурсанты.

Настя уже успела выяснить, что состоит оно из трех человек. Во главе – Камиль Балашов, известный продюсер, – «Самый зверь». Ну и две дамы. Певица Роксолана – Настя ее глупые песенки не выносила. Сама поет однозначно под фонограмму, но на конкурсантов, говорят, смотрит с таким видом, будто те последние гопники, а она сама Монсеррат Кабалье.

Присутствовала также некая особа из мира моды. Эта качество исполнения не комментирует. Зато отпускает чрезвычайно едкие замечания по поводу походки и манеры себя держать (куда там до нее Эвелине Хромченко!), и Роксолана с Камилем к ней очень прислушиваются.

– А сейчас они устали и рубят всех – вообще мрак, – болтали в толпе.

И точно: после полуночи очередь пошла ощутимо быстрее. А лица у тех, кто покидал зал прослушиваний, были совершенно убитые.

– Мало что не взяли, еще и опустили ниже плинтуса! – обиженно вздохнул паренек-жонглер.

«Может, сбежать? – задумалась Настя. – Прийти завтра, когда жюри отдохнет, станет подобрее?!»

Но принять решение не успела.

– Номер 1715-й идет, 1716-й готовится. – возвестила регистраторша.

И Настя срочно побежала будить Зойку.

А когда вошла, волоча сонную сестричку за руку, в зал, – сердце ухнуло и провалилось в живот.

Оказалось, что она знает всех троих членов жюри.

Не только знаменитого на всю Россию продюсера Камиля Балашова и певицу Роксолану. Ту самую даму из мира моды — Настя знала тоже. Лично.

* * *

Вера смотрела на свою дочку, и сердце не говорило ей ничего. Просто еще одна девчонка. Одна из многих. Все они одинаковые – сплошная от них пелена уже перед глазами. Ради успеха из себя готовы выпрыгнуть. К дьяволу в очереди стоят – чтоб душу купил. И не важно, сколько ей лет – семь или семнадцать. Если яд – сцена! признание! слава! – в кровь попал, болезнь неизлечима.

Она еще раз взглянула в профайл: нет, ошибки быть не может. Сестры Кузовлевы, Настя и Зоя. Город Калядин. Провинциальные, зажатые, обе в грошовых джинсиках. «Алька могла бы своих девчонок и получше одеть!» – усмехнулась про себя Вера.

– Что будете петь, красавицы? – дежурно улыбнулся девочкам Камиль, председатель жюри.

Те (и без того перепуганные) смешались еще больше.

– Ой… – начала младшая.

И тут же осеклась, раскашлялась.

– Микстурки тебе налить? – немедленно съязвила Роксолана – третья из коллегии.

– С-спасибо, не надо! – на полном серьезе отозвалась девчушка.

И продолжает кашлять.

– Господи боже ж мой! – устало закатил глаза Камиль.

Лицо его выражало невыразимую скуку. Председатель жюри (в отличие от них с Роксоланой) – в шоу-бизнесе уже лет тридцать и конкурсы разные судит чуть не каждый месяц. Обожает присказку: «Чем больше отсеем, тем воздух чище». Сейчас – как пить дать! – прогонит незадачливых девчонок. (Вера предводителя за неделю, что конкурс длится, неплохо изучила.)

А узнать, что там Алины выкормыши приготовили, было бы любопытно. Потому Вера – в нарочито панибратском тоне – произнесла:

– Да ладно тебе, Камиль. Сам, что ли, не трясся, когда первый раз вышел на сцену?

– Но я-то хотя бы петь умел, – пожал тот плечами.

– Вдруг и девули умеют? – подмигнула она.

Камиль полуобернулся к сцене, мазнул по сестрам Кузовлевым взглядом, пригвоздил:

– Брось. Все они одинаковые. Пищат, как комарики. И диапазон – от силы октава.

– А вот и нет! – старшая из девиц смело влезла в разговор взрослых. – Мы даже си второй октавы берем без проблем. Нас и в детский хор при оперном театре звали!

– В Калядине? – подняла бровь Роксолана.

– В Нижнем Новгороде, – не моргнув глазом, отозвалась старшая девица.

А младшая отчаянно покраснела.

Врет, конечно, ее сестрица.

– Красоточки. – Председатель жюри раздраженно взглянул на часы. – Вспомните, что великий наш учитель Владимир Ленин говорил: «О человеке судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по тому, что он делает». Спойте уж что-нибудь, окажите милость!

Даже Вере иногда хотелось – когда Камиль злился, – провалиться сквозь землю. Девчушки, конечно, тоже совсем стушевались.

Младшенькая дрожащим голоском начала:

– Ой, мороз, мороз!

И, наконец, девицы запели.

В первый момент Вере показалось – ничего особенного, заурядный привет с завалинки. У старшей голосок громкий, но абсолютно обычный. Голос блондинки, как Роксолана язвит.

Однако украдкой взглянула на Камиля и опешила: их вечный скептик — явно заинтересовался! Даже ногой в такт постукивает, неслыханное дело. Роксолана тоже не только слушает дуэт со всем вниманием, но еще и в блокнотике строчит. Вера разглядела слово «харизма», еле удержалась, чтобы не хмыкнуть. Лично она ничего особенно привлекательного в девчонках не заметила. Хотя, конечно, приятно, что ее дочка — ощутимо перепевает Алькину.

Но все равно: никакого вида. Стоят на сцене каменные, сгорбленные. Да и народное творчество про мороз уже настолько в зубах навязло!

Вот и Камилю надоело.

– Все, красотули, достаточно! – хлопнул он в ладоши. – Отдыхайте, свободны, готовятся следующие!

– Но у нас еще есть современная песня! – возмутилась старшая.

– И вообще перебивать – это невоспитанно! – вдруг осмелела малышка.

«Не теряется. Моя кровь!» – мелькнуло у Веры.

– Де-ву-ли! – раздраженно начал Камиль.

– И снится нам не рокот космодрома! – отчаянно выкрикнула старшенькая.

Малышка с готовностью продолжила:

– Не эта ледяная синева!!!

Камиль водрузил на стол огромные, заросшие черными волосами ручищи. Настоящий Карабас-Барабас, только кнута не хватает. Малышка бросила на него перепуганный взгляд, втянула голову в плечи. От испуга – сфальшивила (даже Вера услышала). Но председатель вдруг подхватил своим растрескавшимся фальцетом:

– А снится нам трава, трава у дома! Все, кыш отсюда! Да не реви ты, не реви, дурочка! Вы – на втором туре!

И Роксолана – хотя прежде всегда бесилась, если Камиль принимал решение единолично – подквакнула:

– Молодцы!

– Ой, – ахнула младшая.

– Вау! – завопила ее сестра.

Когда же девчушки, наконец, покинули сцену, Камиль уверенным тоном заявил:

– Интересный материал. До финала их точно можно тянуть. А там посмотрим.