Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2 - Песах Амнуэль

КАК Я СПАСАЛ РОССИЮ

Я уже говорил, что не люблю странное свойство памяти подсовывать в самые неожиданные моменты совершенно ненужные воспоминания и ассоциации. Для чего, собственно, человеку память? Чтобы помогала пользоваться прошлым опытом и принимать верные решения. А если память не желает делиться необходимымой в данный момент информацией, предлагая воспоминания, не имеющие к делу никакого отношения? Я служил в зман-патруле то ли три, то ли четыре месяца (вот вам пример, когда память не желает подсказывать точное число) и начал уже привыкать к постоянным скачкам из настоящего в прошлое и обратно. Едва я вернулся то ли из Древней Греции, то ли вообще из Египта времен Четвертой династии (о Господи, сегодня память просто объявила забастовку!), как был вызван в кабинет начальства, и голографическое изображение госпожи Брументаль, внимательно оглядев меня с головы до пят, сказало томным голосом: — Шекет, вами довольны. Но то обстоятельство, что вы работаете исключительно в средних веках, а то и в более ранние эпохи, отрицательно сказывается на вашем опыте зман-патрульного. Следующее задание будет особым и сложным: вам предстоит отправиться в Россию тысяча девятьсот двадцать третьего года и воспрепятствовать деятельности апарайской агентуры. Задание ясно? Попробовал бы я сказать «нет»! Апарайская агентура — это серьезно, господа. Вообще говоря, сведения об этой цивилизации отдел безопасности всегда держал в секрете, но я попробую приоткрыть тайну — ведь вы не узнаете от меня не только координат Апарая в Галактике, но даже названия планеты: Апарай, как вы понимаете, — всего лишь псевдоним. Так вот, апарайцы, внешне очень похожие на людей (отличаются они только расположением аппендикса, но кто же в обыденной жизни способен углядеть эту разницу?), постоянно вмешиваются в нашу историю — во всяком случае, вмешивались до тех пор, пока Договор 2076 года не положил конец этим пиратским наскокам. А нам, зман-патрульным, приходится тратить уйму времени, отслеживая действия пришельцев и не позволяя им делать из истории человечества цирковое представление. Как-то апарайцы надумали потренироваться в построении коммунистического общества. Тренировались бы на себе, но они предпочли вынести эксперимент в космос, на Землю. Нет, я не имею в виду попытку построения коммунизма в России, это совершенно другая история, и здесь апарайцам был дан лично мной надежный отпор. Об этом я расскажу ниже, а опыт по созданию коммунистической общины они все-таки осуществили. Было это, кто не знает, в XVIII веке — апарайцы провели агитацию среди нескольких индейских племен в Южной Америке, и те обобществили все, что возможно, начав, естественно, с женщин. Денег у них отродясь не было, так что и отменять было нечего. Выдвинули лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и стали жить согласно моральному кодексу строителя коммунизма. Зман-патруль вмешался, когда коммунистической общине было 74 года от роду и бедные индейцы никак не могли понять, чем они, собственно, занимаются. Проблему решил агент Моти Эренфест — ему удалось опознать апарайского резидента и разоблачить его перед советом старейшин. Не спрашивайте, как происходило разоблачение — это служебная тайна, которая даже мне не известна. Во всяком случае, индейцы прогнали апарайца в джунгли, Моти Эренфеста хотели вздернуть на лиане, но он вовремя свалил в колодец времени, а коммуну в тот же день отменили и всех женщин мужчины, естественно, разобрали по праву сильного. Странно в этой истории то, что просуществовала индейская коммуна именно 74 года — ровно столько, сколько прожила советская власть. Может, это всеобщий исторический закон? Впрочем, я несколько отвлекся от темы — память, как вы понимаете, опять играет со мной, как кошка с мышью. Итак, отправился я в Москву 1923 года с заданием не позволить апарайским агентам привести к власти товарища Льва Давидовича Бронштейна (он же Троцкий). Замысел наших врагов был ясен. Апарайцы не любили человечество, но больше всего они не любили евреев, хотя и не понимали, чем средний еврей отличается от столь же среднего папуаса с кольцом в носу. Но разве для межзвездного антисемитизма нужны какие-то разумные причины? Так вот, они хотели изменить историю России, привести к власти Троцкого, а тот стал бы насаждать казарменный коммунизм, и всем было бы плохо, а обвинили бы евреев, и начался бы русский бунт, бессмысленный и беспощадный, и всех евреев в России извели бы под корень — Троцкого в первую очередь. По плану Льва Давидовича должен был застрелить начальник его личной охраны товарищ Поскребышев. Прибыв в столицу Советской России, я прежде всего отправился в резидентуру зман-патруля и встал на учет у нашего резидента Осипа Финкеля — он держал в Москве парикмахерскую и стриг, говорят, даже жену самого товарища Ворошилова. — Трудно вам будет, Шекет, — вздыхая, сказал Финкель. — Я здесь уже пятый год резидентствую, с самой, можно сказать, революции, и до сих пор не смог выявить ни одного апарайского агента. Самое надежное было бы — вскрыть и посмотреть, где у него аппендикс. Но я ведь парикмахер, а не хирург! Вот если бы их можно было отличить по прическе… — Есть способ, — сказал я. — Попробую разобраться методом ультразвуковой дефектоскопии. Хороший метод, но я никогда прежде им не пользовался. Пропуск в Кремль мне выправило некое важное лицо в наркомате обороны — Финкель пообещал этому лицу, что будет стричь его вне очереди, и тот не смог устоять. Напустив на себя вид ходока, разыскивающего Владимира Ильича Ленина, я бродил по коридорам, всматривался в лица и прислушивался к разговорам. Сначала я решил, что апарайским агентом является товарищ Буденный — уж слишком громко он орал о роли товарища Троцкого на фронтах гражданской войны. Но просветив героя припасенным для этой цели карманным ультразвуковым детектором, я обнаружил, что аппендикс у товарища Буденного находится на положенном для человека месте, и перенес свои подозрения на товарища Бухарина. Подобраться к Бухарину со своим детектором мне удалось только вечером следующего дня, и я был вынужден разочарованно отступить. Честно говоря, одно время я грешил даже на самого Ленина. Почему нет? По-моему, только апарайскому агенту могла прийти в голову гениальная идея устроить мировую революцию в одной, отдельно взятой стране. Но Ленин лежал больной в Горках, допускали к нему только близких людей, и прощупать детектором аппендикс вождя мирового пролетариата не было никакой возможности. Проваландавшись неделю и обнаружив, что у восьми процентов членов советского правительства вообще нет аппендикса, я уже готов был сдаться и привести в действие второй вариант плана — а именно, перейти от поиска апарайского агента к уничтожению последствий его возможной деятельности. Иными словами, подложить товарищу Троцкому яд в питье, чтобы раз и навсегда избавиться от проблемы влияния евреев на мировую революцию. Вот тогда-то и случилось то, о чем я потом не мог вспоминать без содрогания. В Кремле назначено было заседание военачальников, на котором должна была присутствовать вся верхушка власти, включая товарищей Сталина, Троцкого, Бухарина и так далее. Я, конечно, отправился к Финкелю и потребовал пропуск. Резидент охарактеризовал мою наглость нехорошим ивритским словом «хуцпан», но пропуск достал. Чтобы быть неузнанным в толпе военных, я нацепил форму командарма и отправился в Кремль. Согласитесь, что, если бы я надел форму рядового бойца Красной армии, меня остановил бы первый патруль. А командармов в те дни по кремлевским коридорам ходило столько, что они даже не здоровались при встречах, потому что не знали друг друга в лицо. В зале, где проходило заседание, яблоку негде было упасть. Впрочем, для яблок был уже не сезон, их и взять-то было негде. Я прошел в первый ряд, сел рядом с товарищем Микояном, который забрел на заседание от нечего делать, и принялся осматриваться. — Вы какой армией командуете, товарищ? — наклонился ко мне Микоян, пронзая меня острым армянским взглядом. — Чукотско-таймырской, Анастас Иванович, — отрапортовал я, очень надеясь, что двадцать седьмой бакинский комиссар не силен в географии. — Ага, — задумчиво произнес Микоян и приготовился задать новый вопрос, но от возможного конфуза меня спасло появление за столом президиума товарищей Троцкого, Блюхера и Тухачевского. Как только они заняли свои места, ультразвуковой детектор в моем боковом кармане завопил, как ворона, у которой из клюва выхватили кусок сыра. Однако! Апарайским агентом был кто-то из сидевших передо мной героев! Кто? Неужели Блюхер или Тухачевский? Товарищ Троцкий поднялся, чтобы начать речь, и я понял все коварство наших апарайских врагов. Агентом был именно Лев Давидович! Именно у него единственного в этом зале — аппендикс находился не на положенном месте. Ловко, однако, придумано! Объявить себя евреем, взять власть, понастроить в стране концлагерей, — одним махом решить все проблемы: и Россию развалить, и евреев из страны прогнать, и идею коммунизма раз и навсегда опорочить. Что я должен был сделать в сложившихся обстоятельствах? Стрелять в апарайца-Троцкого? Это исключалось, я все-таки был зман-патрульным, а не террористом! Вот тогда-то память и сыграла со мной злую шутку, которую я ей никогда не прощу. Сидя в первом ряду и сверля товарища Троцкого мрачным взглядом, я почему-то вспомнил о том, что в 1940 году этого типа зарубили ледорубом по приказу товарища Сталина. Значит, подумал я, нужно сделать ставку на Сталина, а он уж сам с Троцким разберется. Мне бы еще поднапрячь память и вспомнить о других делах Иосифа Виссарионовича, но время поджимало, и я огляделся в поисках усатой физиономии. Сталин сидел справа от Микояна, и место рядом с ним было свободно. Я немедленно и пересел. — Иосиф Виссарионович, — жарко зашептал я на ухо будущему генсеку, — вы знаете, какой компромат я могу вам представить на Троцкого? Компромата на Троцкого у Сталина и самого было достаточно, но кто же отказывается от дополнительного материала? Поговорили мы хорошо. Сталин остался доволен. Я тоже — мне казалось, что я отлично выполнил свою миссию. На следующий день Троцкого не пустили в Горки к Ленину, и я понял, что дело сделано, и мне можно возвращаться. Попрощавшись с резидентом Финкелем, я прыгнул в колодец времени и вернулся в кабинет госпожи Брументаль, чтобы доложить о выполнении задания. — Троцкий не стал генсеком, — бодро сказал я. — Апарайский агент обезврежен и в 1940 году уничтожен. — Да? — мрачно сказало изображение госпожи Брументаль. — По-вашему, Шекет, Сталин лучше? Вы хоть понимаете, что лишили Россию светлого будущего? Ведь зман-патруль не может вмешиваться в историю вторично — что сделано, то сделано! Только тогда я понял, что нельзя надеяться на память — она всегда подсказывает лишь то, что вредит делу. С тех пор я предпочитаю на память вообще не полагаться. Если я вспоминаю, что сегодня четверг, то непременно смотрю в календарь — вдруг сегодня на самом деле суббота?