Воровский - Николай Пияшев

Началась переоценка ценностей: буржуазная критика старалась в исторических экскурсах найти объяснение своей измене делу революции, оправдать свой отказ от служения общественному движению. Реакционные силы яростно атаковали М. Горького — основоположника пролетарской литературы, пытаясь оторвать его от народа, от большевистской партии. В обстановке распада буржуазной культуры перед партией большевиков, перед ее литераторами стояла большая и ответственная задача — парализовать влияние упадочничества на русское общество.

В. И. Ленин и другие писатели-большевики объявили настоящую войну декадансу на страницах нелегальной периодической прессы. Умело использовали они и легальные возможности в России. В легальных сборниках и альманахах, газетах и журналах литераторы-марксисты публиковали свои статьи против распада русской буржуазной литературы и искусства. Литературная критика в те дни была одной из легальных трибун большевиков в их борьбе с вражеской идеологией.

В этой борьбе Воровский проявил свои недюжинные способности литератора-критика. Его живой голос звучал в дни мрака и уныния грозно и уверенно. Он вселял бодрость в сердца простых людей. Злой смех Фавна выжигал каленым железом фальшь в искусстве и литературе. В своих острых, небольших по размеру фельетонах и заметках Воровский метко разил черносотенцев-громил, взяточников и карьеристов, хищных эксплуататоров русского народа.

В газете «Одесское обозрение» Воровский откликался почти на все злободневные вопросы. Обстановка для работы в газете была благоприятной. Редактор-издатель Исакович не вмешивался в редакционные дела. Всю работу в редакции в основном выполняли Д. Тальников, ответственный секретарь, и В. Воровский, член редколлегии. Часто вдвоем они составляли весь номер, подписывая свои материалы разными псевдонимами.

Фельетоны Фавна тревожили и докучали «отцам города», не давали им спокойно спать. Генерал-губернатор Толмачев нередко вызывал к себе Д. Тальникова. Потрясая кулаками, он ругал его отборными словами.

«Помню, — вспоминал Д. Тальников, — в другой раз тот же Толмачев вызвал меня к себе по поводу очередного юмористического фельетона Воровского (Фавна). Кто такой Фавн, кто такой Орловский или Воровский, генерал не знал. Он требовал объяснений от редакции, которая не умеет обуздывать своих сотрудников.

Дело в том, что накануне мы были с Вацлавом Вацлавовичем в цирке, где показывал свои замечательные номера известный укротитель Саваде. Среди диких зверей Саваде — образец мощной воли — высоко держал знамя человека, и эта острая тема, конечно, могла пригодиться для фельетона. Вацлав Вацлавович и взял ее. Описывая свои впечатления от цирка, автор, между прочим, отметил свирепых и прилизанных догов, которые удивительно быстро носились по сцене и напоминали, по образному выражению фельетониста, белоподкладочников из «Союза русского народа».

Генерал сурово требовал от перепуганного Тальникова объяснений: как мог он пропустить сравнение прекрасных юношей-монархистов с собаками. Толмачев с гордостью показал на значок «Союза русского народа», который он носил в петлице своего офицерского мундира.

— Я сам имею честь состоять в этом союзе! — кричал он, бегая по комнате. — Не забывайте, что и его императорское величество — член «Союза русского народа»…

Тальников довольно туманно объяснил генералу, что это художественная вольность фельетона. Генерал распекал, грозил, потом отпустил без последствий. Для серьезной репрессии повод был все же ничтожным.

Фельетоны Воровского-Фавна остро задевали разные политические и общественные темы, их едкий, сатирический смех возбуждал против автора представителей правящих классов.

Вскоре Воровскому пришлось распроститься с псевдонимом «Фавн». «Увы, прощайте, дорогой читатель, — писал он 8 июля 1909 года. — Мы с вами больше не будем беседовать! Не будем смеяться над человеческой глупостью и пошлостью, не будем валить в сорную кучу все поддельные добродетели, не будем разбивать насмешкой жалкое бутылочное стекло, выдающее себя по нашим временам за бриллиант. Ибо я покидаю мой пост… Прощайте же, читатель, это наша последняя беседа. Прощайте — до лучших времен».

Однако через неделю фельетоны Воровского появились за подписью «Кентавр». Тираж газеты достигал 10 тысяч экземпляров. Для того времени эта цифра была очень большой.

Осенью 1909 года в Одессе ждали приезда царя. Многие буржуазно-либеральные газеты намеревались напечатать портрет Николая II. Но редколлегия «Одесского обозрения» — Д. Тальников, В. Воровский и А. Муров — не хотела печатать портрета. Тогда редактор-издатель, не считаясь с решением редколлегии, самочинно поместил портрет царя.

На другой день Д. Тальников, В. Воровский и А. Муров в знак протеста ушли из газеты, опубликовав 15 октября в газете «Одесские новости» письмо, подписанное своими псевдонимами:

«Позвольте через посредство вашей уважаемой газеты заявить, — писали они, — что с 11 октября мы, заведующий редакцией и все сотрудники, за исключением г. В. Ткачева, вышли из состава редакции газеты «Одесское обозрение» и слагаем с себя ответственность за новое направление этой газеты, идущей вразрез с прошлой традицией… Астров, Дельта, Кентавр, Лоренцо, Я. Орловский, Псевдоним, Д. Тальников, Фавн»[19].

Испугавшись, что такое заявление о перемене направления, бывшего до этого прогрессивно-демократическим, отпугнет многих подписчиков, издатель пытался опровергнуть авторов письма. Исакович и Ткачев сообщили, что никакого, мол, нового направления нет и размолвка якобы произошла на личной почве.

17 октября в «Одесских новостях» появилось новое письмо Д. Тальникова, В. Воровского, А. Мурова. Они писали, что надо быть наивным, чтобы морочить читателя сказкой, будто вся редакция, за исключением одного человека, бросила редакцию газеты из-за «несогласия на личной почве» между официальным и фактическим редакторами. На самом деле конфликт разгорелся вследствие вмешательства редактора-издателя в редакторскую часть газеты, с которой он ничего общего не имел. Конфликт еще более обострился вследствие уклонения редактора-издателя от объяснения с редакционной коллегией по поводу возникших трений.

В этот период Воровский много работал, быстро уставал. К тому же старый процесс в позвоночнике обострился. Воровский согнулся еще ниже, но не терял присутствия духа: шутил, смеялся. Из-под стекол пенсне искрилась лукавая улыбка. Но иногда друзья замечали, как Вацлав Вацлавович отходил в сторону и, держась за поясницу, старался выпрямиться. По лицу пробегала болезненная гримаса. Спустя несколько минут Воровский вновь появлялся среди товарищей как ни в чем не бывало. Друзья советовали Воровскому отдохнуть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});