Козырная дама - Татьяна Михайловна Соловьева

— Поглядишь мою Сливку? Совсем не слушается.

— Какой разговор, Зоя Иннокентьевна! Это мы запросто, только вот руки дрожат… — сказал Cepera без всякой, впрочем, надежды; знал — аванса не будет, побоится учительница, что примет на душу раньше времени, какой потом из него работник.

Так и вышло.

— Заплачу, когда машину починишь, — строго и непреклонно сказала Зоя Иннокентьевна. Оставила Сереге ключи от машины и гаража и поднялась на свой четвертый этаж.

Ключ в замке не проворачивался. Или дверь не заперта? Значит, Игорь пришел… «Что же он дверь за собой не закрыл?» — рассердилась Зоя Иннокентьевна. Она толкнула дверь, переступила порог, набрала в легкие воздуха, чтобы сразу же отчитать племянника за все грехи, как бывшие, так и будущие, но, так и не произнеся ни слова, растерянно остановилась.

Игоря она не увидела, а в квартире все было перевернуто вверх дном — шторы сорваны с окон, вещи, которые аккуратными стопками были сложены в шкафу, теперь в беспорядке валялись по всей комнате. От чайного сервиза, стоявшего в серванте, остались лишь осколки. Зоя Иннокентьевна метнулась к шкафу, где в целлофановом мешочке с колготками хранились деньги. Дверца была распахнута, в шкафу все перерыто, но деньги оказались на месте.

Все, что обычно находилось на журнальном столике, сброшено на пол — связанная крючком накрахмаленная салфетка, газета с программой телепередач, маленькая хрустальная вазочка с цветами. От удара она надкололась, вода разлилась по паласу, а еще не увядшие цветы отброшены на середину комнаты.

А на журнальном столике горкой возвышались ее украшения — несколько золотых колечек с аметистом и александритом, цепочка с кулоном, бусы из речного жемчуга, сережки с изумрудами, красивые, старинной работы, доставшиеся ей после смерти сестры. Не пропала ни одна вещь. Все осталось в целости и сохранности.

Это были не грабители.

Зою Иннокентьевну осенило — квартиру перевернули бандиты, с которыми связался Игорь. Их работа! Она обессиленно опустилась на диван, с ужасом глядя на весь этот погром, и еще не пришла в себя, как зазвонил телефон.

— Получила весточку? — голос был высоковатый для мужчины, с легким не то клекотом, не то дребезжанием в горле. Зоя Иннокентьевна могла бы поклясться, что знает его. Именно этот голос она слышала в парке, когда возвращалась поздним вечером из бара «У Флинта».

Голос принадлежал лопоухому.

— Получила…

— Все поняла? Так вот, добрый тебе совет: не гони волну — Шерлок Холмс из тебя не получится… И племянничку своему передай — от нас не спрячешься!

Услышав короткие гудки, Зоя Иннокентьевна почему-то очень осторожно, будто телефон был из стекла, положила трубку на рычаг аппарата.

И тут только поняла — нет Кузи.

Не трется он радостно об ноги, приветствуя возвратившуюся домой хозяйку, не мяучит нетерпеливо, требуя любимой рыбы. «Наверное, выскочил в открытую дверь, когда пришли незваные гости», — с надеждой подумала Зоя Иннокентьевна. Она вышла на лестничную площадку, позвала. Кота не было. Зоя Иннокентьевна вернулась в квартиру, сменила туфли на каблуках на тапочки, вышла, снова позвала и, не услышав ответного приветственного мяуканья, поднялась на пятый этаж. Он был в доме последним, отсюда металлическая лестница вела на чердак. Люк никогда не запирался, и Зоя Иннокентьевна стала подниматься на чердак. Под раскалившейся на солнце крышей было душно и полутемно — свет едва проникал через маленькое слуховое окошко. Путаясь в паутине, Зоя Иннокентьевна обошла чердак.

Здесь Кузи тоже не было.

Несмотря на все попытки сделать из Кузи живое диванное украшение, вырос он бродягой, уходил и возвращался, когда вздумается, дрался с соседскими и беспризорными котами, шастал по чердакам и подвалам.

В другое время Зоя Иннокентьевна не удивилась бы тому, что не застала его дома, не всполошилась. Но сейчас в ее груди тяжело заворочалась тревога. Стараясь подавить ее, она спустилась по крутой лестнице с чердака и направилась в подвал.

Кузю она увидела сразу. Чуть правее от входа, где шел отопительный узел. Рыжий трупик беспомощно свисал с трубы. Одна нижняя лапа была вытянута, другая же как-то неестественно вывернута в сторону. Зоя Иннокентьевна легонько дотронулась до нее. Лапа была перебита. Господи, мучили-то зачем? Превозмогая ватное состояние неслушающихся пальцев, она раскручивала тонкую, путающуюся проволоку, которой была перетянута шея животного, и, не сдерживаясь больше, зарыдала в голос.

* * *

Максим, один из двух постоянных охранников Эстета, выполнявший при нем также обязанности секретаря, никогда и ни у кого не спрашивал, может ли он сейчас, сию минуту, бросить все дела, сесть в машину и мчаться по зову Эстета. Максим произносил только одну фразу:

— Хозяин ждет.

Так было и на этот раз. Только фраза эта относилась к Фогелю.

Услышав приглашение, больше похожее на приказ, Фогель вздохнул — придется ехать.

Эстет, как сказал Максим, ждет его на даче. У него была шикарная квартира в центре города, но жить Эстет предпочитал в пригороде, где построил настоящую крепость, обнесенную забором, с пропускным пунктом и охраной.

Эстет не вышел навстречу гостю. В кабинет, под который была оборудована едва ли не самая большая комната в доме, Фогеля провел Максим. Пропустив гостя вперед, он остановился у двери, ожидая, пока хозяин поздоровается и даст ему знак удалиться или принести угощение, в зависимости от того, как он намерен принять посетителя, какой разговор намечает — радушный, приятный, с чаем-кофеем или, напротив, короткий и жесткий.

На этот раз разговор намечался с застольем.

— Как живется-можется? — спросил вместо приветствия Эстет и кивнул Максиму: — Организуй нам небольшое угощение.

— И живется, и можется, — хохотнул в ответ Фогель и заметил, хохоток получился чуть надсаднее, чем ему хотелось бы.

— А торгуется как?

— Да ничего торгуется… — Фогель отвечал односложно, не зная пока, что стоит за вопросами Эстета.

— Водочка фальшивая хорошо идет? — лукаво сощурился Эстет.

— Водочка? — переспросил Фогель, не удивившись тому, что Эстет, как всегда, знает, что творится в городе. — Откуда дровишки?

— Из лесу, вестимо… От меня, голубчик, не скроешься!

«Это уж точно», — неприязненно подумал Фогель, но вслух сказал:

— Если я и скрываюсь, то не от тебя…