Файф-о-клок - Иржи Грошек

Ник-нейм-два: Если бы на «Мосфильме» или в Голливуде (выбирайте сами) снимался фильм о Вас, то кого бы Вы хотели видеть в главной роли?

Иржи Грошек: Шрэка!

Ник-нейм-три: Как можно так гениально писать?

Иржи Грошек: Запросто! Достаточно соблюдать классическую диету: два с половиной литра кофе начиная с девяти часов утра; два пакета кефира в день; полтора литра пива начиная с девяти часов вечера; и Софья Андреевна – одна штука, чтобы как следует это взболтать. А на следующее утро вы будете гениально писать, словно Лев Николаевич Толстой!

Можно ли ждать новых произведений от Иржи Грошека?

Можно и нужно…

Вопросы: Антон РатниковВпервые опубликовано в интернет-журналах Иржи Грошекаhttp://diogen-pithos.livejournal.com и http://grosek.livejournal.com

Клок

Пять фацеций «а-ля рюсс»

I

Пятнадцатого июня, когда последняя экскурсия покинула гардероб, Иван Петровитч зачищал Эрмитаж от рядовых искусствоведов. Двигаясь по своему определенному маршруту, Иван Петровитч гасил в залах свет и переговаривался по рации с Николаем Сергеевитчем, который шел параллельным курсом. «Чисто!» – докладывал Иван Петровитч, осматривая очередной зал. «Чисто!» – отзывался Николай Сергеевитч. За пару лет служения искусству Иван Петровитч научился отличать картину от скульптуры по некоторым характерным признакам. Под картиной невозможно было спрятаться, зато скульптуру требовалось обойти – по часовой и против часовой стрелки. Время от времени Иван Петровитч манкировал своими служебными обязанностями и не мудрствуя лукаво подкрадывался к статуе и громко топал, отчего у всякого злоумышленника предполагался инфаркт. Как в случае с задремавшей старушкой подле картины Леонардо да Винчи. Очкастый гад, а именно так, по мнению Ивана Петровитча, выглядел музейный злоумышленник, должен был вывалиться из-за статуи – замертво. И больше не досаждать Эрмитажу.

Как обычно, Иван Петровитч встретился с Николаем Сергеевитчем у малахитовой ротонды и обменялся дежурными новостями.

– Говорят, что пару залов закроют на реставрацию! – сказал Иван Петровитч.

– Говорят, что четыре! – ответил Николай Сергеевитч.

Здесь их маршруты переставали быть параллельными. Николай Сергеевитч поднимался на третий этаж, чтобы устроить засаду в зале с импрессионистами. А Иван Петровитч спускался этажом ниже, откровенно завидуя Николаю Сергеевитчу. Потому что под портретом Жанны Самари было приятнее и теплее поджидать злоумышленника, чем на каменной скамейке в отделе античной культуры. Но как утверждают знающие люди, «нет худа без блуда». Николай Сергеевитч находился бóльшую часть рабочего времени среди развратных картин и пейзажев и постоянно нервничал за их сохранность. Чего не скажешь об Иване Петровитче, который не сомневался в благонадежности своих экспонатов.

«Зевса не вынесут!» – ухмылялся Иван Петровитч, глядя на многотонное изваяние.

«Порнография или шизофрения?» – размышлял Николай Сергеевитч двумя этажами выше.

К этому времени Эрмитаж погрузился в дежурное освещение. Ориентируясь по колоннам, как опытный мореплаватель, Иван Петровитч ловко проскочил между Сциллой и Харибдой на траверзе в античные залы и хлопнул за собой Харибдой. «Пум-пуууум!» – разнеслось по округе. На профессиональном языке музейных работников это означало, что «доступ посетителей прекращен, и лавочка закрыта!» Теперь Иван Петровитч мог откинуть швартовы и в таком непотребном виде затаиться на рейде. Рассчитывая, что злоумышленник запутается в его подтяжках…

В дальнем саркофаге у Ивана Петровитча была припрятана бутылочка пива с хвостиком от леща. По этой причине Иван Петровитч остановился на пороге последнего античного зала и принюхался – не завонялся ли хвостик? Однако пахло черт знает чем, но только не вялеными лещами. Как будто античный зал посетила французская делегация номер пять. И меньше всего Иван Петровитч разбирался в парфюмерных деликатесах, зато ясно слышал причмокивание со стороны саркофага.

«Злоумышленник!» – подумал Иван Петровитч, живо представил себе очкастую морду и стал к ней подкрадываться, надеясь застукать ее на акте вандализма.

От возмущения, что гад проник на подконтрольную территорию, Иван Петровитч решил не экономить на батарейках и осветить кровавую сцену карманным фонариком. Что он и сделал. Но сцены не последовало, и кровь не пролилась, а застыла в органах у Ивана Петровитча. На саркофаге сидела молодая женщина и попивала из бутылки пиво…

– Ваше? – спросила она, болтая ногами.

Эту бутылочку Иван Петровитч купил за два квартала до работы. Протащил сквозь металлоискатель и детектор лжи в образе главного контролера. Поставил в саркофаг охладиться и собственноручно зачистил лещику хвостик… Словом, есть отчего замерзнуть органам! Ведь не антифриз же у Ивана Петровитча в жилах!

– Вкусное пиво, – сообщила оцепеневшему Ивану Петровитчу развратная молодая женщина. – Жаль, что мало.

Иван Петровитч дважды смотрел в глаза дьяволу, и это кино ему не понравилось. Один раз – в девяносто четвертом году, когда Иван Петровитч сделал предложение своей будущей жене Оленьке; второй раз – когда Оленька пыталась его придушить. То есть дьявол, по мнению Ивана Петровитча, отличался отменным здоровьем и румяными щечками. И лишь дико вращал глазами, когда его ограничивали в покупках нижнего белья. В частности – теплых панталон с начесом пятьдесят шестого размера по Фаренгейту.

Сегодняшний дьявол был на двенадцать размеров тоньше Оленьки и мог провалиться в одну штанину ее панталон с демоническим хохотанием. Из нововведений на нем имелась шляпка, похожая на таблетку аспирина, мотоциклетная куртка неопределенного цвета и черный топ – сиськам стоп. Из положенной одежды дьявол нацепил юбку, в которой, по народному мнению, только от долгов бегать. Этот наряд завершали ботинки гитлерюгенда на толстой подошве и холщовая сумка художника-передвижника.

– Да по какому праву?!! – воскликнул потрясенный Иван Петровитч, желая сказать, что таким посетительницам не место в государственных музеях…

Но молодая и неприлично одетая женщина слезла с саркофага и показала Ивану Петровитчу входной билет. После чего: удостоверение сотрудника федеральной безопасности, сертификат соответствия, еще три билета, просроченный абонемент на балет «Лебединое озеро» и права на вождение мотоцикла в нетрезвом виде.

– Этого достаточно? – спросила она.

Иван Петровитч внезапно почувствовал неимоверную усталость, как будто выпил двадцать пять бутылок пива и поэтому не мог дотянуться до двадцать шестой. Ему захотелось взобраться на колени к Зевсу, свернуться комочком и прикорнуть.

«Нервно-паралитические газы, – предположил Иван Петровитч о причине своего недомогания. – Это не французская делегация номер пять, а зарин номер девять! – подумал Иван Петровитч. – Общая тревога!» – пришел к выводу Иван Петровитч и поспешил задействовать рацию с целью предупредить Николая Сергеевитча, что в античных залах находится полуобнаженная диверсия…

– Не-слышны-в-саду-у-у!.. Даже шо-ра-хи!!! – вдруг разорался этот приемно-передающий аппарат с козлиными интонациями в ритме рок-н-ролла.

– Йоки-токи! – с ужасом воскликнул Иван Петровитч и переключился на запасную частоту…

– Все-здеся-замерло-о-о!.. Ды-ды-ды-ды!.. До-ут-ра!!!

Издевательство продолжалось, невзирая на попытки Ивана Петровитча наладить связь и поднять тревогу.

– Тур вальса на бочке пива?.. Ммм?.. – предложила неприлично одетая женщина Ивану Петровитчу, приплясывая под рацию.

– Я на службе, – для чего-то сообщил ей Иван Петровитч.

– Уже нет! – возразила нахальная женщина и предъявила приказ об увольнении Ивана Петровитча из Эрмитажа за подписью директора Русского музея.

Здесь Иван Петровитч изобразил улыбку советского резидента, которого пытаются завербовать сотрудники ЦРУ при помощи заранее сфабрикованных документов. Он свято верил, что в Русский музей скорее сдадут Моне или Гогена, чем такого ценного работника, как он…

– Зажигаем?! – осведомилась беспардонная женщина, продолжая приплясывать.

Иван Петровитч, недолго думая, попробовал засветить ей в глаз фонариком, но, к сожалению, промахнулся.

– Вот вам и конфетно-букетная стадия! – удивилась женщина. – Он уже руки распускает! А где же колечко ко Дню святого Валентина?! Где открыточка ко Дню Парижской коммуны?

И присвистнула, выражая свою озабоченность по поводу прыткости Ивана Петровитча.

– Покиньте помещение! – из последних сил прохрипел Иван Петровитч, чувствуя, как разум покидает его окончательно.

Но тут на женский свист из темноты античного зала вышли две собаки зловещего вида, черной масти и с интересом уставились на Ивана Петровитча, как будто он сахарная косточка или хуже того – мозговая.