Большой, маленький - Джон Кроули

Он внимательно прислушался к себе, пытаясь обнаружить чувство обиды. Но вместо этого обнаружил, что в нем поднимается ностальгия по утерянной неизвестности, анонимности, по бесконечным возможностям, которые она давала; но он также чувствовал рядом с собой ее дыхание и улья большого дома и, ощутив себя, живущим в одном ритме с ними, он уснул, так ничего и не решив.

Когда тени под луной мягко переместились с одного конца Эджвуда на другой, Дэйли Алис приснилось, что она стояла на цветущем лугу, а на холме рос дуб и рядом с ним колючий шиповник. Их ветки так тесно переплелись, что казалось, они крепко обнялись. А в другом конце дома Софи приснилось, что в ее локте была крошечная дверца, которая со скрипом открывалась и сквозь которую проникал ветер, который доставал до самого сердца. Доктору Дринквотеру приснилось, что он сидит за своей пишущей машинкой и пишет следующее: «Есть старое, старое насекомое, которое живет в земляной норе. Однажды в июне это насекомое надевает свою летнюю соломенную шляпку, берет свою дудочку, посох и фонарик и, подобно червяку добирается до лестницы, которая ведет в дверце в голубое лето». Это показалось ему чрезвычайно важным, но когда он проснулся, то не смог вспомнить ни слова, как ни старался. Матери, спавшей рядом с ним, снилось, что он не в своем кабинете, а с ней на кухне, а она вынимает из духовки протвинь с чем-то коричневым и круглым на нем. Когда же он спросил ее, что это такое, она ответила: «Годы!».

КНИГА ВТОРАЯ СЕКРЕТ БРАТА СЕВЕРНОГО ВЕТРА

I

После смерти Джона Дринквотера Виолетта, будучи не в состоянии вынести это горе или даже поверить в случившееся в свои тридцать лет, надолго удалилась в комнаты верхнего этажа. Ее густые темные волосы покрылись преждевременной сединой, она еще больше похудела, так как внезапно полностью потеряла аппетит — все это делало ее старше не по годам, хотя она не выглядела старой. Ее кожа была гладкой и оставалась такой еще много лет; темные подвижные глаза никогда не теряли своего молодого блеска и невинности — именно это Джон Дринквотер впервые увидел в них в прошлом веке.

Это была предметная комната, окна которой выходили сразу на все стороны. В одном углу под сводами потолка находилась застекленная выступающая ниша — там был установлен большой шезлонг. В комнате стояла кровать занавешенная легкими газовыми занавесками и покрытая пуховым стеганным одеялом и кружевными накидками цвета слоновой кости. Этими накидками еще ее мать покрывала супружеское ложе. Широкий стол красного дерева был завален бумагами и работами Джона Дринквотера. Сначала она думала навести на столе порядок и, может быть, опубликовать часть работ — ему нравилось печатать свои труды — но в конце концов горы бумаг так и остались на столе под торшером на длинной ножке, напоминающей гусиную шею; горбатый скрипучий кожаный дорожный сундук, из которого доставались все бумаги с записями и куда они, спустя годы, будут снова сложены; пара покосившихся вельветовых кресел — слегка потертых, но уютных — стоящих у камина; несколько дорогих безделушек: серебряные и черепаховые гребешки и расчески, ярко раскрашенная музыкальная шкатулка, необычные карты. Ее дети, внуки и просто посетители позже будут вспоминать, что именно карты были главной принадлежностью комнаты.

Ее дети, кроме Августа, не обижались на Виолетту за отрешенность и уединенный образ жизни. Если она и появлялась где-то, то побыв немного, уходила и это казалось лишь продолжением ее обычной рассеянности. Все, кроме Августа, горячо любили ее со всеми недостатками и часто спорили между собой о том, кто разведет огонь в ее камине, прочитает корреспонденцию или первым расскажет новости.

— Август нашел новое использование для своего форда, — сказал как— то Оберон, когда они вместе просматривали некоторые его фотографии. — Он снял колеса и прицепил мотор ремнем к пиле Эзры Медоуза. Мотор будет приводить в действие пилу и пилить дрова.

— Я надеюсь, они не заедут слишком далеко, — ответила Виолетта.

— Что? О нет, — сказал Оберон, догадавшись, что имела в виду Виолетта и рассмеялся, представив себе, как форд с пилой вместо колес продирается по лесу, спиливая за собой все деревья.

— Нет, машину поставили на бревнышки, поэтому колеса только крутятся, но никуда не едут.

— О! — Ее тонкие руки тронули подстаканник, проверяя, теплый ли еще чай.

— Очень умно придумали, — сказала она с таким видом, как будто имела в виду совсем другое.

Это была прекрасная идея, хотя она и не принадлежала Августу. Он прочитал об этом в иллюстрированном техническом журнале и уговорил Эзру Медоуза попробовать. Это оказалось немного сложнее, чем было описано в журнале: приходилось все время вскакивать с водительского места, чтобы изменить скорость движения пилы, а машину, установленную на кучке дров, заводить рукояткой и кричать: «Что? Что?» Эзра из-за шума ничего не слышал и Август был не очень заинтересован в распиливании дров таким образом. Но он обожал свой форд и хотел испробовать все его возможности — от езды по железнодорожным путям, напоминающей скачку, до фигурного катания со скольжением и поворотами на замерзшей поверхности озера. Недоверчивый Эзра не выказал и тени презрения ко всему, что проделывал Генри со своим фордом, хотя недоверчивость была свойственна всем членам его семьи. Проделывая все эти эксперименты, Генри частенько отвлекал от работы по дому его дочь Эми. Однажды тщательно стирая остатки муки с противня, она с изумлением увидела, как приводной ремень пилы сломался и яростно затрепыхался, издавая оглушительный шум. Август выключил мотор.

— А теперь посмотри, Эзра. Посмотри на все это.

Свежеспиленные дрова валялись повсюду, громоздясь и издавая сладковатый запах смолы и свежеиспеченных кондитерских изделий.

— Вручную ты провозился бы не меньше недели. Что скажешь?

— Ты прав.

— А ты что думаешь, Эми? Правда хорошо?

Она улыбнулась и стыдливо опустила глаза, как будто хвалили ее. Эзра молча помог Августу надеть колеса на автомобиль. Молчание было весьма напряженным, так как минутой раньше Эзра грубо оборвал Эми и она, опустив голову, чтобы не показать, как она расстроена, медленно ушла в дом. Августу показалось, что фермер испугался, что если он скажет Эми еще какую-нибудь грубость, то его настигнет возмездие. Но теперь он был вне опасности. Что касается Августа, то он, в отличие от младшего сына как это было во всех старых сказках, не мог потребовать руки его дочери после выполнения трудного задания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});