Большой, маленький - Джон Кроули

— Я думаю, теперь мы можем приступить к еде, — сказала входя мать.

— Кладите еду в тарелки. Возьмите бокалы. Смоки, возьми бутылку — я принесу еще.

Софи сидела за обеденным столом вся в слезах. Не задумываясь, она села на место Оберона, который по субботам всегда приходил обедать за общий стол.

— Как я могу забыть, — проговорила она через салфетку, прикрывая лицо.

— Он так любил всех нас… — не отнимая от глаз салфетку, она быстро вышла из столовой. Со времени своего возвращения Смоки с трудом заставлял себя посмотреть ей в лицо и сейчас он бросил взгляд на ее удаляющуюся спину.

— Ты и она были его любимцами, — сказала Клауд, дотрагиваясь до руки Дэйли Алис.

— Думаю, что мне следует пойти и посмотреть, где Софи, — сказали мать, нерешительно глядя на дверь.

— Сиди, мать, — мягко сказал доктор. — Ей сейчас никто не поможет.

Он положил Смоки картофельного салата, стоявшего на столе среди поминального обеда.

— Ну, вот. Это было тридцать лет назад…

— Ты ошибаешься, — сказала мать, — уже более сорока пяти лет.

— Может быть. Мы здесь не замечаем времени. Благодаря заботе государства о наших детях, мы открыли маленькую частную школу. Это не было данью моде. Но получилось так, что в нашей школе мы установили стандарт. Государственный стандарт. Наши дети стали читать и писать так же хорошо, как и другие и изучать математику; но в программе говорилось, что они должны изучать историю, и основы гражданского права и множество всякой другой ерунды, которую мы не считали нужной. В конце концов, если вы умеете читать, мир книг открыт для вас, а если вы любите читать, то всегда будете это делать. Если же нет, то вы все равно все забудете, как бы вас ни заставляли учить. Люди в округе не так уж невежественны; у них есть какие-то мысли, или даже множество мыслей, о том, что именно следует знать и очень мало что из этого они изучали в школе.

— Ну, и дело повернулось так, что наша начальная школа была закрыта и всем детям приходилось ездить в другую школу в течение двух лет…

— Власти сказали, что наша программа не готовит детей к реальной жизни, — добавила мать.

— А что значит «реальная жизнь»? — запальчиво спросила Клауд. — Все что я наблюдала позже, отнюдь не казалось мне реальным.

— Это было сорок лет назад, Нора.

— Ну, и что изменилось с того времени?

— Некоторое время я посещала общеобразовательную школу, — сказала мать.

— Это было не так уж плохо. Только вам нужно всегда приходить туда в строго определенное время и каждый день — весной и зимой, в дождь и в жару. Кроме того вам не разрешат уйти, пока не закончатся все занятия.

— Ну, и как основы гражданского права и все прочее? — спросила Дэйли. Алис, стискивая под столом руку Смоки, потому что заранее знала ответ.

— Ну, ты ведь знаешь, что. Я не помню ничего из этого. Ни-че-го.

Так Смоки впервые получил представление о системе школьного образования. Большинство детей, которых он знал, забывали все, чему их учили в школе, как только они покидали свои классы.

— Дети, — сказал бы он, — вам следовало бы ходить в школу с моим отцом и он бы не позволил вам ничего забыть. С другой стороны, когда его спрашивали о старых школьных истинах, таких как верность или День древонасаждений или о принце Генри Навигаторе, он проявлял полное невежество. Все считали его странным, если обращали на него внимания.

— Итак, отец Клауд Берри попал в беду из-за того, что не позволяли ему посещать школу, — продолжала говорить тетушка Клауд. — Дело дошло до Верховного суда штатов.

— Но мы были вне подозрений, — сказал доктор.

— Случай все решил в нашу пользу, — добавила Мом.

— Хотя никто и не слышал об этом, — доктор вытер губы ладонью. — Мне кажется, что суд был и сам удивлен таким решением и все успокоилось. С того времени нас ничто не беспокоил.

— Мы получили хороший совет, — сказала Клауд, опуская глаза и все молча согласились с ней.

Смоки, взяв еще один бокал шерри, начал говорить о лазейках в программе, о которых он был наслышан, и о превосходном образовании, которое он получил, и что он не видит другого способа получить настоящее образование, как вдруг доктор Дринквотер неожиданно ударил по столу ладонью, как судья молоточком для установления тишины, и воззрился на Смоки. Его глаза горели от внезапно пришедшей ему идеи.

КАК НАСЧЕТ ТОГО

— Ну, как насчет того? — спросила Дэйли Алис много позже, когда они уже лежали в постели.

— Чего?

— Того, что предложил папочка.

Было жарко и они укрывались только одной простынкой, да и ту, начиная с середины ночи, сдувало ветерком.

— Я не знаю, — бездумно ответил он, чувствуя себя не в силах противостоять охватившей его сонливости. Он попытался задуматься над более определенным ответом, но вместо этого погрузился в сон. Она нервно заворочалась и он снова очнулся ото сна.

— Что?

— Я думаю об Обероне, — спокойно сказала она, уткнувшись лицом в подушку. Он приподнял ее и она, спрятав лицо у него на плече, всхлипнула. Он погладил ее волосы, мягко погрузив в них пальцы. Она очень любила, когда он ласкал ее так, пока она не заснет. А когда она уснула, он обнаружил, что лежит, уставившись в блестящий иллюзорный потолок, слегка удивленный своей бессонницей и ничего не зная о написанном правиле, согласно которому супруг не должен засыпать раньше, чем уснет его жена. Это было правило, о котором ничего не говорилось в его брачном контракте.

— А все-таки, что же насчет того?

Его пригласили сюда, приняли — с этим нельзя было спорить. Но с того времени не было сказано об их совместном будущем, да и сам он не задумывался об этом: он не имел привычки заглядывать в будущее, поскольку его настоящее было таким неопределенным.

Но теперь, когда уже не было неизвестности, он должен был принять решение. Он осторожно положил руки за голову, чтобы не потревожить спокойный сон Алис. Каким он был человеком, если только он вообще был им? Неизвестно, он всегда был никем. Теперь в нем появилось достоинство, характер, симпатии и антипатии. Понравилась или нет ему идея о том, чтобы жить в этом доме, преподавать в школе, заняться религией? Подходило ли это к его характеру?

Он посмотрел на смутно белеющую цепь снежных вершин, которые напоминало тело Алис, свернувшейся под простыней. Если он и был личностью, то это она сделал его таким. А если он и был человеком, то очень незначительным, маленький человечек в чьей-то повести, маленькая роль, которую он согласился играть. У него будут свои входы и выходы, он будет участником диалогов. А если человек окажется слишком ершистым, то учителю или кому-нибудь еще не будет до этого никакого дела — все будет идти своим чередом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});