Мятеж - Александр Сысоев

А эту тему я завёл речь с Игорем Всеволодовичем, полагая, что на начальном этапе мятежа в Новосибирске вполне хватило бы и тридцати человек. Но с его стороны прозвучал категорический отказ. Он даже изменился в лице от моих слов, произнося:

— Саша, на моих руках уже однажды умирал молодой парень. Больше никогда в жизни я не хочу, чтобы это повторилось.

Пролитие крови для него было табу. И это говорил человек не обременённый религиозными догмами. Что тогда можно было ожидать от верующих людей, замороченных официальной церковной политикой всепрощения и подчинения земным властям.

В порыве бессилия я решил жечь по ночам огромные уличные рекламные плакаты, заполнившие все наши города. С первой же попытки мне удалось осуществить задуманное, — вместе с таким же отчаянным парнем мы сожгли плакат на улице Селезнёва. Но уже к полудню следующего дня ремонтной бригадой он был восстановлен и на нём красовалась та же реклама сигарет Dallas. В следующую ночь своим поведением мы вызвали подозрение у милицейского патруля и чуть не угодили в отделение милиции. Трусливая ночная борьба с неживыми предметами подавления народного сознания тоже не удавалась.

И так, за четыре месяца активной политической борьбы я узнал основное о реальном положении дел в этой области и дальнейшее мое пребывание вдали от дома перестало быть нужным. Ведь для дела совсем не важно в каком месте будет брошен вызов сатанинской власти, важно, чтобы он состоялся.

Возвращение домой

По приезде домой о моём возвращении к работе в трактире не могло быть и речи. Как того и следовало ожидать, дела в нём шли совершенно без всякой перспективы, — снимаемая с касса ежесуточная выручка сразу же уходила на закупку товара и на расчёт с рабочими, а небольшого остатка хватало лишь на посредственное житиё одной нашей семьи. То есть товарный запас был на нуле. Когда я уезжал из дома в Сибирь, то забрал с собой все деньги, необходимые для торгового оборота, которых уже тогда стало не хватать. Впрочем я надеялся, что в моём отсутствии чиновники не так будут донимать оставшуюся вместо меня жену непроизводственными платежами. В принципе оно так и случилось. Но дефолт августа 1998 года совершенно добил наше семейное дело, и мы не умирали только потому, что наша смерть была невыгодна самими кровососам-налоговикам.

Раньше нам закупленного на оптовых складах Твери товара на сумму около 7000 долларов хватало не более чем две недели работы. Для этого приходилось гонять туда грузовой фургон на базе ЗИЛ-130. Теперь на своём легковом УАЗике мы с женой ездили в Волочёк и закупали там не более десяти ящиков пива, несколько упаковок лимонада и ещё кое-какой мелочи на сумму в 100 долларов. Если раньше в вагончике не хватало полок, чтобы в одном экземпляре выставить весь ассортимент товара, то теперь в новом только что отстроенном здании трактира прилавок светился своей пустотой, как в закатный период Горбачёвской перестройки. Лишь за спинной кассира стояло несколько бутылок пива и лимонада. Впрочем ассортимент обедов и выпечки нисколько не уменьшился, и поредевшие клиенты из шоферов — дальнобойщиков ничего не потеряли в этом плане.

Не желая дальше развивать своё дело, я совершенно потерял страх перед налоговой инспекцией. Если бы в то время они решили меня закрыть, я бы от сожаления не моргнул даже глазом. Как-то их — работники на месте решили устроить проверку моего заведения, по старой памяти за счёт штрафов надеясь хорошо поживиться. Но когда они подошли к прилавку, то он их встретил пустыми полками. В недоумении они несколько минут стояли и соображали что им предпринять в данном случае. Потом так и не став нас проверять, они ушли по другим сельским торговым точкам. Нищие мы оказались никому не нужны. Видимо у этих людей аморальной профессии проснулась совесть, или скорее всего они просто не захотели меня совсем терять как налогоплатильщика. Даже главный налоговый инспектор района, моя старая знакомая Наталья Алексеевна, — поменяла свою политику в отношении нас и убедительно просила мою тёщу, работающую у меня бухгалтером, не закрывать заведение. Даже если в случае у нас вдруг не хватило бы денег на текущие налоговые платежи, то она милостиво согласилась бы подождать, когда они появятся.

О милиции

Теперь пришло время продолжить рассказ о милиционере Владимире Тощеве, о котором я писал в шестой главе.

У меня был свой автокран «Ивановец», который я купил в Твери когда вёл большой объём строительных работ. После моего отъезда из дома он в основном простаивал без дела и жена время от времени его кому-нибудь давала не прокат, впрочем ни с кого за это деньги не брала. Обратился к ней с аналогичной просьбой и Тощев, как он объяснил для строительства бани. При этом наш крановщик ему был не нужен, у них на посёлке Бельский жил свой, услугами которого он пользовался. Жена разрешила им взять кран и они несколько раз в течении месяца его забирали. Но перед самым моим приездом пьяный вдугаря крановщик пригнал машину с вывернутой стрелой и порванными тросами. Причем когда он её парковал, то задел рядом стоящий ЗИЛ-130 и погнул ему бампер. Сказав, что за всё рассчитается Тощев, крановщик ушёл домой. Но Тощев по этому делу ни разу не появился у нас и не объяснил в чём дело, наверное, полагая, что если он работает в милиции, то с него не может быть никакого спроса. Мои рабочие, из которых некоторые жили вместе с Тощевым на посёлке Бельский, мне сказали, что он вовсе не строил себе баню, а вырывал моим краном железнодорожные подъездные пути к Бельскому карьеру, на котором при коммунистах добывалась щебёнка и промытый строительный песок. Сворованные таким образом рельсы Тощев отправлял в Санкт-Петербургский порт для последующей продажи в Швецию. Человек, призванный стоять на страже закона и порядка, на глазах у земляков без всякого стеснения открыто занимался воровством, граничащем с экономической диверсией.

Смог бы ли Тощев заниматься такими гнусными делами, если бы на его работе в вышневолоцкой милиции царил дух порядочности? Подобное притягивается к подобному, а Тощев в ней работал уже более восьми лет. А чтобы у читателей не сложилось мнение, что данный факт был случайным эпизодом в его карьере, я расскажу о других случаях нашего с ним контакта и с милицией вообще.

Как законопослушному гражданину в молодости мне иметь дела с милицией не приходилось. С органами правопорядка я был знаком через советский кинематограф и, естественно, испытывал к ним чувство страха и уважения. Впервые я столкнулся с милицией после описанного выше конфликта с тестем. В больницу ко мне пришёл участковый, чтобы составить протокол о случившемся. Заводить уголовное дело я не собирался, и если бы он сам не пришёл ко мне, то и обращаться в милицию я бы не стал. Но раз по процедуре ему нужно было провести допрос, то я поинтересовался, будет ли проводиться расследование, так как справедливо считал, что тесть меня хотел умышленно убить, и что я чудом избежал смерти. На это участковый мне сказал, что ответчик уже отпущен домой и уголовное дело заводиться не будет, так как он в своих показаниях заявляет, что я хотел его задушить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});