Театр под сакурой - Борис Сапожников

Я ожидал новой атаки со стороны Готон, но она не спешила делать ожидаемого хода. Напротив, она замерла на месте, держа эспадрон в защитной позиции, немного опустив клинок. На этом я и решил сыграть, вспомнив читанную ещё в детстве книгу Генрика Сенкевича. Сделав пару коротких шагов, я ринулся в атаку, делая ложный выпад в плечо Готон. Она была опытным бойцом и не поддалась на него, вместо того, чтобы отбивать его, она ударила в ответ, целя мне в плечо. Вот это-то я и ожидал. Я нырнул вправо и вниз, перебросив сабельку из правой руки в левую, а после этого рванулся вперёд и вверх, режущим ударом пройдясь по рёбрам моей соперницы. Она снова зашипела кошкой, ткань рубашки затрещала, когда зазубренный клинок сабельки разорвал её.

— Отлично! — воскликнула режиссёр Акамицу, даже в ладоши пару раз хлопнула. — Великолепно! Просто великолепно! Вот только победить должен был всё же Тибальт. Стоит помнить об этом. Повторите теперь с Сатоми-кун. Пусть начинает учиться. Вперёд, леди!

Я отдал Сатоми сабельку, которую она приняла с церемонным поклоном, как будто это было настоящее оружие.

— Фехтовать ею можно примерно, как кю-гунто, — напутствовал я девушку.

— Простите, — ответила она. — Я из традиционной семьи, и меня учили фехтовать катаной.

— Зачем извиняться за то, — пожал я плечами, — что ты получила хорошее воспитание.

Я отступил за кулисы, давая девушкам пространство для боя.

Сатоми взяла сабельку привычным образом, словно это была катана, придержав ручку двумя пальцами левой руки. Готон встала напротив неё, подняв эспадрон. Разорванная на боку блуза ничуть её не беспокоила, как многие японские женщины она игривому белью предпочитала полоски ткани, больше похожие на бинты.

Девушки быстро сошлись — и зазвенела бутафорская сталь. Сабелька и эспадрон летали, сверкая в тусклом свете софитов, из которых горела едва ли половина — больше для репетиций не требовалось. Поединок Готон и Сатоми ничуть не походил на нашу предыдущую дуэль, не смотря на вполне европейское оружие, их схватка скорее напоминала пляску самураев, со всеми обменами ударами, сходами-расходами, быстрыми контратаками и даже выкриками, больше подходящими додзё, нежели театральным подмосткам.

— Нет-нет-нет! — прервала их, наконец, режиссёр Акамицу. — Сатоми-кун, ты что совсем ничего не поняла из схватки Руднева-сан и Готон-сан. Вы сражаетесь слишком по-японски, а должны драться по-европейски. По-европейски! — наставительно повторила она.

— Я не смею давать вам советов, Акамицу-сан, — даже для себя неожиданно произнёс я, — однако, я полагаю, что никакими репетициями не добиться от ваших актрис европейского фехтования. И Сатоми-кун, и Готон-сан годами учили совсем другому и полученных через множество тренировок рефлексов уже не изменить.

— Вы так считаете? — вполне серьёзно спросила Акамицу.

— Да, — кивнул я. — Нельзя изменить за несколько месяцев того, что делалось годами.

— Но девушки же актрисы, — зачем-то напомнила мне режиссёр. — Они должны уметь показывать то, что надо мне и публике. Никто не пойдёт второй раз смотреть спектакль в нашем театре, если увидит на сцене настолько японскую схватку. Так что придётся Сатоми-кун и Готон-сан ломать все свои рефлексы, и сражаться по-европейски. И ваша задача сейчас, Руднев-сан, помочь им это сделать. К вам, Марина-сан, это относится не в меньшей степени.

Марина в ответ только церемонно поклонилась.

— Так что возвращайтесь на сцену, Руднев-сан, — велела мне Акамицу, — и помогайте Сатоми-кун и Готон-сан.

— Характер, — буркнул я себе под нос по-русски, — полком командовать.

— Я неплохо понимаю по-русски, — заметила Акамицу, как будто бы ни к кому конкретно не обращаясь. Мне оставалось только усмехнувшись вернуться к Сатоми и Готон.

Новая дуэль девушек снова мало походила на европейскую. Готон и Сатоми танцевали друг вокруг друга, наносили рубящие удары, почти не парируя их.

— Не отрывайте ног от пола! Парируйте удары! — кричали мы с Мариной. — Сатоми, саблю держи одной рукой! Готон, заложи левую руку за спину! Нет, вот так!

Мы срывали голос, пытаясь наставить сражающихся барышень в искусстве европейского фехтования. Однако существенных успехов достичь не удалось. Поединок Готон и Сатоми всё ещё больше походил на схватку двух самураев, правда, довольно странных, что по вооружению, что по манере драться. И так, почти до самого вечера, с коротким перерывом на обед. Асахико только раз заглянула в зал, что-то буркнула себе под нос и вышла.

— Ну, прямо как на тренировке, — усмехнулась Готон, опуская эспадрон, — давно у меня так руки не болели.

— Да, да, — поддержала её Сатоми. — Жаль только у нас так всё плохо выходит.

— Быть может, это от того, — предположила Готон, — что мы не видели настоящей европейской дуэли.

— Мы не будем её повторять, — резко ответила Марина. — Одного раза вполне достаточно.

Готон только пожала плечами, а Сатоми покраснела и отвернулась. Они обе почувствовали ненависть Марины, сквозившую в каждом её слове, хотя и не знали ничего из того, что нас с нею связывало.

— Руднев-сан, — окликнул меня вошедший в зал Миёси, — подойдите сюда. У меня к вам некое дело.

Кивнув остальным, я прошёл через весь зал и пожал протянутую Накадзо руку.

— Мне совершенно не нравится тот факт, — сказал антрепренёр, — что вы вынуждены регулярно отлучаться в контрразведку. Это вполне может помешать вам в работе, а вы достаточно ценный сотрудник. Не знаю даже, как мы раньше без вас обходились.

— Ну, уж с контрразведкой я ничего поделать не могу, — развёл я руками. — Я без году неделя в Токио, хотя неблагонадёжным числиться буду, наверное, до конца своих дней.

— Я решил эту проблему, — ответил Накадзо. — Теперь вам не надо регулярно являться в контрразведку. Вас будут вызывать туда, так сказать, с неожиданными проверками. Но не думаю, что слишком часто.

— Как вам это удалось? — удивился я. — Никогда бы не подумал…

— Я, Руднев-сан, — усмехнулся Накадзо, — антрепренёр ведущего театра столицы. А у нас на спектаклях, как написали в «Асахи», можно видеть любого кадзоку[29], от дансяку[30] до косяку.

Мне стоило больших усилий не рассмеяться, так сильно эти слова Накадзо напоминали пространные речи о приверженцах «нашего дела». Я поблагодарил его и мы вместе направились в столовую.

Поев, я хотел было вернуться в зал, однако бригаду Тонга уже отпустили, а фехтовальных экзерсисов на сегодня режиссёр больше не планировала. Так что мне осталось только отправляться к себе в комнатку. В коридоре я встретил девочку, которую мы на днях с Мидзуру привезли в театр. Она подняла на меня глаза и неожиданно сказала:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});