А я тебя да (СИ) - Резник Юлия

— Тот, кто очень любит его мать?

— Ну да… — Эля немного ошалело улыбнулась.

— Тогда что тебя смущает? То, что ты сама его пока не любишь?

— Не-е-ет. Что ты? Я за Валова волнуюсь очень. Как он это переживет?

— Вы развелись. Сама же сказала.

— Если бы я не залетела от другого, может, и не развелись бы.

— Неужто бы простила ему измены?

— Не знаю, — Эля отвела взгляд. — Это очень тяжело.

— Ну, уж кому об этом знать, как не мне?

— Вот этому я, кстати, тоже удивляюсь. Шведов на тебе повернут — это видно невооруженным взглядом. А все туда же… Вот что им надо, этим мужикам? Почему они такие кобеляки?

— Не все.

— Это правда. Бутенко, пока я металась, хранил мне верность. То есть четыре месяца, прикинь?

— Он замечательный. Я уверена, что все у вас будет хорошо. Вы уже знаете, кого ждете?

— Да, — Эля расплылась в широкой улыбке. — Девочку.

Я улыбнулась в ответ. Чужое счастье больше не ранило, не вскрывало грудную клетку ножовкой. Наверное, я смирилась. И только иногда взгляд застывал на чужом выступающем животе. Или сладких пупсах в колясках. А еще было мучительно жаль, что мы со Шведовым на нас и закончимся…

— Вер…

— М-м-м?

— А вы не думали, ну, об усыновлении?

Я по привычке напряглась. Как-то так повелось, что я даже с подругами не бралась обсуждать эту тему. Слишком личной она мне казалась, слишком болезненной. А тут вдруг подумалось — какого черта? Та же Эля, вон, спокойно доверила мне все секреты… Что ж я за подруга такая, если не могу поделиться своими? И сколько я буду еще дистанцироваться от людей после того Майкиного предательства двенадцатилетней давности?

— У нас остались эмбрионы, но знаешь, Шведов помешан на контроле. Даже не представляю, что должно случиться, чтобы он всерьез рассмотрел возможность обращения к суррогатной матери. Иногда он заводит об этом разговор, но я понимаю, что когда дело дойдет до сути, он не сможет. И сама не хочу в это вовлекаться. А усыновление… не знаю. Может, когда-нибудь мы и решимся на это…

— Решились бы быстрей, гуляли бы вместе с колясками. У меня шкурный интерес, — покаялась Эля, поднимая ладошки перед собой. Я усмехнулась.

— Боюсь, тут я мимо. Да и зачем Шведову кого-то усыновлять, если он в любой момент может стать отцом? Это я… — не договорила. Эля отложила вилку, которую буквально только что взяла в руку, и ободряюще сжала мои пальцы.

— Я так тебя понимаю.

Да, Эля понимала. Они тоже с первым мужем долго не могли забеременеть. Правда, там со стороны Валова были проблемы. Потому во второй раз у Эльки с зачатием проблем не возникло. А мне… Мне это не светило.

— Десерт?

— Как хочешь, но в меня уже ничего не влезет.

— Тогда как ты смотришь на то, чтобы прогуляться, взяв кофе с собой?

— Однозначно положительно. Я тысячу лет не гуляла по городу! Кстати, тут если через дворы пройти, можно в парк попасть. А там к Новому году так красиво украсили! Ты не была?

— Нет.

Так и сделали. Расплатились, взяли кофе, закутались потеплей и поперлись через дворы, держась друг за друга, как пьяные, чтобы не загреметь, если вдруг кто-то из нас поскользнется. Серьезных тем не трогали. Что кто-то ретивый пристанет — не боялись. За нами катилась моя охрана, и фары освещали путь даже в самых темных подворотнях. Правда, в одном месте Николаю пришлось сделать крюк — проезда не было, а мы пошли напрямую — вверх по лестнице. Не знаю, что меня заставило оглянуться в момент, когда на парковке за детской площадкой остановился знакомый автомобиль. Сначала показалось, что это Коля как-то исхитрился дать круг быстрей, чем мы поднялись по лестнице. Машины-то у нас с мужем были одинаковыми…

— Это твой Шведов? — едва не врезалась мне в спину Эльвира.

— Да. Он, — согласилась я и хотела было свернуть к нему, но запнулась, когда Семен вышел, чтобы открыть дверь… женщине. Затаив дыхание, я наблюдала за тем, как тяжело она выкатилась из машины, как сделала шаг, поскользнулась, и чуть не упала, в последний момент подхваченная моим мужем. Как она откинула голову и захохотала, вцепившись в лацканы его пальто. А он что-то обеспокоенно ей сказал, касаясь широкой ладонью… огромного живота.

— Вер, — просипела Эля, которая, конечно же, видела то же самое.

— Пойдем, — отозвалась я. Схватила ее за руку и потащила за собой, света белого перед глазами не видя.

— Вер… Осторожно. Скользко же!

А меня вперед будто черти гнали. Казалось, если остановлюсь — боль погребет меня под собой, как пришедшее из ниоткуда цунами. Я то и дело на что-то натыкалась. Пока Элька, оббежав меня, не остановила, обхватив за плечи и прижав к себе.

— А если это не то, чем кажется? — прошептала она горячо. — Боже, тебя колотит всю. Нервы? Или замерзла? Это твой Коля, кажется? Давай сядем в машину?

Я ничего не соображала, поэтому, подгоняемая Элькиными тычками, послушно села на задний диван и отодвинулась в сторону, освобождая место для подруги. И все. На этом мои силы, мои нервы, мой жизненный ресурс закончились.

— Нас домой, пожалуйста, — скомандовала Эля Николаю. И нажала на кнопку, которая поднимала разделяющую нас с водителем перегородку. Стекло с жужжанием поднялось. Машина тронулась, пальцы Эльки переплелись с моими. В окнах, как в причудливом калейдоскопе, замелькали дома, изувеченные непогодой деревья, фонари и витрины…

— Вер, ну это ж не обязательно его любовница! — после долгого молчания зло заметила Эля. Я отвлеклась от разглядывания мелькающих за окном пейзажей и так на нее глянула, что она осеклась. Потому что не мог он так волноваться, так касаться… чужой ему женщины. Я вдруг всхлипнула — позорно, некрасиво. — Верка! Ну, блин…

— Да ничего-ничего, ты не волнуйся. Я в норме.

— Ага. Ты уж хоть мне не заливай.

Тут у Эли зазвонил телефон. Она отвлеклась, извинившись взглядом. Из разговора было понятно, что ее уже потеряли дома.

— Николай отвезет тебя, только меня у парадной высадите.

— Ну что ты? Я такси возьму.

— Отвезет, — настояла я на своем. Эля сдалась, отчиталась Бутенко, что уже едет, и, сунув телефон в карман, вновь на меня уставилась.

— Я в порядке. Не переживай.

— Ладно. Ты только ничего не додумывай, хорошо? Лучше прямо спроси, может, все не так, как показалось. Может, это его сотрудница, или жена какого-нибудь подчиненного, с которым на задании случилась беда.

Я кивнула. И даже вымученно улыбнулась — Элька была такой фантазеркой! На задании, блин… Нет, наверное, в теории могло быть и такое. Только я ведь узнала ту женщину. Даже в тусклом свете фонарей почему-то узнала. Женщину, с которой я случайно познакомилась у кофейных аппаратов. Ту, которая сказала, что ее очень поддерживает в беде любимый человек… Отлично поддерживает, ага… Я своими глазами увидела.

Боже мой… Боже мой. Почему так больно? Это же не вынести, боже, как так? Как же так? Где же ты? Как вообще допускаешь такое? Сколько еще мне нужно вынести, чтобы ты от меня отстал?!

— Хочешь, я с тобой поднимусь?

— Нет.

— Уверена? Я о тебе волнуюсь.

— Я в порядке. Не стоит.

Чувствуя на себе растерянный Элькин взгляд, я вышла из машины. Подошла к водителю, отдала распоряжение отвезти подругу куда она скажет и юркнула в парадную, зная, что мой цербер не сдвинется с места, пока не убедится, что мне ничего не угрожает. Как в тумане прошла мимо консьержки и даже поднялась на нужный этаж, но так и не решилась открыть дверь в квартиру, где мы в последние месяцы были так счастливы, что я добровольно сняла броню… Ну что ж. Я понимала риски.

Вернувшись к лифту, поднялась еще на пару этажей вверх. Летом здесь расставляли деревья в кадках и садовую мебель — с крыши открывался фантастический вид. А сейчас все было усыпано снегом. Я подошла к краю. В прямом и в переносном смысле слова… Вцепилась в ледяные металлические перила, замерев в каком-то странном безвременье, небытие… И, наверное, долго так простояла. Потому что когда за спиной послышался его голос: — Вера! Твою же мать… — уже не больно было. Будто этот мороз, этот дующий с моря ветер выморозили все. Даже боль.