Кишиневское направление - Виталий Гладкий

– Наконец-то… – Татарчук с надеждой смотрел на Маркелова. – Ну как?

– Пока ничего определенного. Подождем до вечера. Где остальные?

– Румын возле Ласкина, а Пригода осматривает монастырь – свою квартиру нужно знать досконально, чтобы в нужный момент не запутаться.

– Через полчаса сменим тебя…

Ласкину подыскали светлую сухую келью и сделали несколько уколов, рекомендованных провизором. Ефрейтор даже посветлел лицом, потому что боль ушла, и немного поел.

Во время завтрака появился Пригода с двумя ящиками. Оставив их у входа в монастырскую трапезную, где за длинным столом из отполированных каменных плит сидели Кучмин и Маркелов, он подошел и молча сел рядом с ними.

– Ты что принес, Петро? – спросил Кучмин.

– Тол.

– Тол? – переспросил удивленный Кучмин. – Где ты его откопал?

– В пидвали був захованый.

– Много?

– Ото всэ.

– Находка ценная… – Кучмин подхватил один ящик на руки. – Помоги снести в бронетранспортер.

После обеда разразилась сильная гроза. За каких-нибудь пять – десять минут на улицах города забурлили мутные потоки. Буйство стихии разогнало по домам немногочисленных обывателей, которые это воскресное утро посвятили делам благочестивым и пошли в церковь, а после богослужения прогуливались, шепотом и вполголоса обмениваясь новостями.

Ливень бушевал в течение четырех часов. К вечеру черные грозовые тучи уползли за горизонт, и только дальние раскаты грома да редкие всплески молний над горами напоминали о недавнем разгуле природы. Ливень уступил место несильному дождю.

Провизор встретил разведчиков с кислым видом. Маркелов лишь тяжело вздохнул, услышав просьбу повременить до завтра, поскольку связь с подпольщиками установить не удалось – отсутствовал человек, который мог это сделать.

Прихватив для Ласкина бинты и обезболивающее, а также сигареты и немного продуктов, припасенных провизором, Маркелов и Кучмин уже в сумерках направились к монастырю.

– Командир, за нами «хвост», – догоняя Маркелова, который шел впереди, тихо обронил Кучмин.

Тепрь Маркелов и сам заметил, как по другую сторону улицы, чуть сзади, шли двое мужчин в штатском, еще двух он заметил, когда сворачивали в очередной переулок; при виде разведчиков они поторопились укрыться в ближайшей подворотне.

– Нужно отрываться, командир… – В голосе Кучмина звучали тревожные нотки.

– Уводим их подальше от монастыря…

Разведчики приближались к центру города, стараясь ввести преследователей в заблуждение относительно конечной цели своего маршрута.

«Что это за люди? – тревожно думал Маркелов. – Румынская сигуранца? Не похоже – слежка за офицером вермахта, да еще в таких масштабах… Полковник Дитрих? Возможно. Тогда почему не предпринимают попыток к задержанию? Тем более что, судя по всему, они шли за нами почти от самой аптеки. Провизор?…»

Алексей даже содрогнулся, такой кощунственной показалась эта мысль; провизор правильно ответил на пароль, и его внешность соответствует описанию Северилова.

«Нет, такого не может быть!» И тут же в голову пришла другая мысль, от которой Маркелова бросило в жар: «Это провал! И в этом лично я виноват! Навел на след, провалил явку… Что теперь делать?»

– Пора, командир, – напомнил Кучмин, что игра чересчур затянулась.

– Пора!

Маркелов прикинул расстояние до преследователей, которые, чтобы не упустить разведчиков из виду в темноте, были от них метрах в тридцати.

– Придержи их, – сказал старший лейтенант.

Он свернул во двор; через пару минут за ним последовал и Кучмин.

Озадаченные таким поворотом событий, преследователи поспешили за Степаном и увидели во дворе только его одного. Кучмин неторопливо вышагивал в направлении небольшой арки, где был выход на центральную площадь. На большом красочном календаре в витрине магазина, мимо которого продефилировал Степан, значилось 10 августа 1944 года.

10 августа 1944 года. Из сводок Совинформбюро. «Северо-западнее города Резекне (Режица) наши войска заняли несколько населенных пунктов и среди них Аркалны, Айзкуя, Аугули, Гретаны, Живинэс, Яунземи и железнодорожную станцию Дзелзава. Западнее и юго-западнее города Крустпилс наши войска овладели уездным центром Латвийской ССР городом Екабпилс, а также с боями заняли более 60 других населенных пунктов и среди них Броды, Биржи, Мителаны, Виесите, Брангали, Скружи, Роцены, Апали и железнодорожные станции Даугава, Алдаунэ, Виесите, Варнава.

Северо-западнее и западнее города Каунас наши войска овладели уездным центром Литовской ССР городом Расейняй (Россиены), а также заняли более 40 других населенных пунктов, в числе которых Катугины, Лотынишки, Помитуве, Рауданы, Блогославентсво, Мисурка, Ашмуце, Валюле.

Северо-западнее города Мариамполь наши войска отбивали атаки крупных сил пехоты и танков противника и нанесли ему большие потери в живой силе и технике.

Юго-западнее города Белосток наши войска, форсировав реку Нарев, с боями заняли более 50 населенных пунктов, среди которых крупные населенные пункты Ванево, Ковалевщизна, Старая и Новая Лупянка, Яблоново, Ляхы, Дронги, Здроды и железнодорожные станции Ратиборы Новые, Соколы.

Севернее и северо-западнее города Седлец наши войска заняли более 30 населенных пунктов, в том числе крупные населенные пункты Стердынь, Железьники, Лив, Червонка, Скажин, Чарноглув, Станиславов.

Западнее города Сандомир наши войска, отражая контратаки пехоты и танков противника, продолжали вести бои по расширению плацдарма на левом берегу реки Висла и заняли более 60 населенных пунктов, среди которых крупные населенные пункты Пенчины, Гойцув, Браткув, Модлибожице, Иваниска, Бацьковице, Пюркув, Лагув, Садкув, Радостув, Ракув, Ханьча и железнодорожные станции Воля Малковска, Ракувки.

Западнее и юго-западнее города Дрогобыч наши войска овладели районным центром Дрогобычской области Подбуж, а также заняли более 40 других населенных пунктов, в числе которых крупные населенные пункты Лисковате, Кросценко, Волошиново, Лавров, Топольница, Туже, Ластувки, Ясионка, Масиова и железнодорожные станции Кросценко, Топольница.

На других участках фронта – без существенных изменений».

Отступление 5

Сержант Кучмин

Небо было совсем рядом; хотелось потрогать рукой тугое, белоснежное облако, зачерпнуть ладонями голубой прохлады, чтобы остудить горячую грудь и пить взахлеб. Пить…

– Пить… – прошептал Степан Кучмин; сознание возвращалось медленно, неохотно.

Скосил глаза влево – и рука вяло зашарила по земле в поисках гранаты: шагах в десяти виднелась танковая башня с белым крестом. Едкий черный дым медленно струился из открытых люков и поднимался ввысь, орудийный ствол уныло уткнулся в бруствер траншеи.

«Готов, гад!» – вздохнул с облегчением Степан и, стряхнув комья земли с груди и ног, сел.

Вечерело. Поле боя кое-где еще дымилось – догорали танки. Странная, пугающая тишина зависла над перелесками, где совсем недавно бушевал огненный вихрь.

Кучмин с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к траншее; споткнулся, упал на кучу вывороченного взрывом чернозема и уже на четвереньках сполз вниз.

– Кирюша… Кирилл! – потряс он за плечо пулеметчика; боец, склонившись на щиток «максима», казалось, спал. – Очнись, это я, Степан! Ну не молчи ты!..

«Мертв… Как же это так, а? Убит… Нету больше Кирюши… А остальные? Где остальные?!»

– Ребята! Братцы! – Степан начал пробираться по обвалившейся траншее. – Товарищ лейтенант! Где вы? Есть кто-нибудь живой?! Кто-нибудь!..

Поле, заваленное окровавленными телами солдат и догорающей техникой, не ответило даже стоном, таким естественным в этом царстве смерти…

Ночь застала Кучмина в лесу. Линия фронта была где-то неподалеку; редкие орудийные залпы тревожили ночную тишину, будили надежду. «Дойду…» – засыпая, думал Степан…

«Чирулик! Чирулик! Чиу, чиу…» Какая-то ранняя птичка разбудила Кучмина; все еще во власти сна, он потянулся, сел – и тут же снова распластался на земле.

– Какого черта, Ганс, ты сюда забрался?! – послышался чей-то недовольный фальцет.

– Поближе к дровам, Отто… – отвечал хрипловатый басок.

Это были немцы. Степан Кучмин, который до войны жил под Ростовом и учился в школе вместе с детьми немцев-колонистов, свободно владел немецким языком.

Потянуло дымком и ароматом горячей еды. Сглотнув голодную слюну, Степан потянул к себе за ремень винтовку и, раздвинув густой кустарник, высунул голову из неглубокой ложбинки, где провел ночь.

На поляне дымила немецкая походная кухня. Коренастый краснолицый повар в белом переднике помешивал длинной поварешкой в котле; его помощник, повесив мундир и винтовку на сук, подбрасывал поленья в печурку. Худой прыщеватый ефрейтор сидел под дубом и, зажав между колен котелок, нехотя ковырял в нем ложкой.