Лотос пришлого бога - Татьяна Грай

И тем не менее потребность разобраться в тайне светлых миров росла с каждым днем.

- Дорис, - тихо спросил чревовещатель, - что со мной происходит? Почему я вообще не такой, как все? Почему я не знаю, откуда я родом? Где моя семья? Ведь кто-то родил меня на свет?

- Конечно, - согласилась Дорис. - Никто не появляется на свет другим способом. То есть никто из обычных живых существ. И у тебя были отец и мать, как у всех.

- Но где они? Кто они? Почему я ничего не помню о них? Почему я словно бы родился сорок лет назад взрослым человеком, без имени и прошлого?

- Может быть, ты попал в какую-то катастрофу? - предположила Дорис. Может быть, у тебя амнезия?

Лорик покачал головой.

- Нет, о таком случае было бы известно. Врачи, госпитали, страховка... нет, Дорис. К тому же я наводил справки. Тебя еще не было тогда на свете, ты не знаешь. И я даже прошел обследование, чтобы выявить следы травмы, если она была. Нет, Дорис. Никаких катастроф.

- Ну, тогда... может быть, ты просто подсознательно отказался от своего прошлого, потому что оно было слишком тяжелым и даже страшным? Предположим, ты был совсем другим человеком, с другим именем, предположим, ты совершил какой-то ужасный поступок, раскаялся и решил начать жизнь с начала...

- Да ведь все равно должны быть какие-то следы! И тот человек, которым я, предположим, был, не мог же исчезнуть просто так! У него были какие-то знакомые, родственники... они должны были его искать...

- Ну, тогда...

И тут Кхон Лорик внезапно сел, уронив куклу на колени.

Он почувствовал, как в глубине его ума шевельнулось что-то... что-то чужое. И это чужое было сродни той тьме, которая затаилась в мистических мирах. Нет, не сродни... это и была сама та тьма.

И эта не принадлежавшая Лорику частичка сознания изо всех сил тянулась к кукле Дорис.

Внезапно Кхон понял: в Дорис его спасение. Он должен слиться с ней, он должен впитать ее в себя, растворить в себе... и тогда он раз и навсегда освободится от оков тела, от оков материального мира, от ужаса непрестанно возникающих желаний... и он должен сделать это прямо сейчас, немедленно. Откладывать нельзя. Ни на минуту.

Лорик осторожно взял куклу и прижал ее розовое личико к своей небритой щеке. Потом чуть передвинул Дорис, и ее блестящий лакированный лобик очутился у виска чревовещателя. Кхон сначала ощутил шелковистую прохладу... а потом его словно пронзило лютым холодом и одновременно обожгло и ударило током.

И он увидел чудовищную картину.

...В бездонное горное ущелье стремительно падало тело сорвавшегося со склона альпиниста. Лорик знал, что этим альпинистом был он сам, и что он пытался подняться на мощный "бараний лоб", выпиравший из неширокой полоски скального грунта на границе двух гигантских ледников. Альпинист, которого звали тогда как-то иначе, рвался к вершине, до сих пор никем не покоренной... но и ему не сдалась гордая снежная красавица. Он атаковал ее упорно и самозабвенно, он был силен, ловок и искусен... но гора все-таки сбросила его. Сверкающая твердыня, похожая на символ вечной неуемной человеческой страсти к самоутверждению, смахнула с себя очередную мошку и забыла о ней.

Но падение альпиниста было прервано некоей мощной и недоброй силой.

Падение потерявшего сознание альпиниста постепенно замедлилось, он сначала завис в воздухе, а потом, влекомый чьей-то волей, поплыл вбок, к вертикальной стене ущелья, и опустился на крохотный выступ в скале, прямо перед черной щелью пещеры. Из щели к альпинисту протянулись желтые старые руки, худые и морщинистые, с длинными грязными ногтями, с костяными браслетами на запястьях...

А потом Кхон Лорик увидел себя самого раздетым догола, лежащим на тонкой травяной циновке перед чадящей масляной плошкой, укрепленной на кривом деревянном треножнике. Низкие прокопченные своды пещеры, казалось, готовы вот-вот упасть и во второй раз убить упрямого альпиниста. На бездыханной груди альпиниста стояла плоская чашка с водой, рядом с ним на циновке лежали два белых, злобно скалящихся черепа и несколько морских раковин. А на лбу альпиниста чья-то рука начертила сажей непонятный, но пугающий знак.

И рядом с ним был некто... Лорик не видел этого человека, но откуда-то знал, что тот очень стар и в то же время очень силен. Конечно, его сила не была силой тела... это была сила практик, направленных на обретение мирского могущества.

И человек этот хотел окончательной смерти спортсмена.

Зачем?..

А потом все надолго потонуло в белой серебристой мгле. Кхону казалось, что он плывет над бесконечной морской гладью, в которой смутно отражается огромная луна, и вода истекает бледным светом... Кхон слышал гудение раковин, звон медных гонгов, глухой стук барабанов, тихое звяканье маленьких колокольчиков... он ощущал запахи сандала и амбры, опиума и мирры... он чувствовал на языке что-то кислое, соленое, горькое... а потом мгла стала красной и плотной, и больше он ничего не видел и не слышал, смутно воспринимая лишь слабые, замирающие движения собственной мысли... а потом навалилась чернота, и альпинист умер.

Но его тело осталось живым.

Вот только ум, занявший чужое место, почему-то надолго утратил память.

Но теперь она отчасти вернулась. И Лорик понял, кто он таков.

Однако он по-прежнему не знал, что намеревался делать, вселившись в чужое тело. И при чем тут кукла Дорис.

10.

Харвич, которому Даниил Петрович приказал отдохнуть с полчасика и вернуться к ужину, ушел на берег пруда и, усевшись на пригорке, стал смотреть на огромные нежные лотосы, лежавшие на неподвижно застывшей воде. Белые и голубые цветы напоминали ему Землю.

Винцент уже знал, что в кукле Дорис и в "Лотосе пришлого бога" спрятаны две части чего-то... чего-то такого, что разделили пополам. Мысль, конечно, была не самая гениальная, но до большего Харвич пока что додуматься не мог. То есть он понимал, конечно, что это некий камень, невесть кем и зачем разбитый. И видел, что части камня стремятся к воссоединению. Но проблема в целом от этого не становилась яснее. Откуда взялся камень? Кто его разбил? Зачем спрятал? И так далее. Вопросов, в общем, хватало.

Лотосы вдруг заколыхались, по воде пробежала рябь... и через секунду перед Харвичем появилась длинная грустная морда аллигатора. Здоровенная рептилия наполовину вылезла на берег и хлестнула по лотосам мощным хвостом. В воздух взлетел фонтан брызг и оторванных лепестков.

- Привет, - поздоровался с аллигатором Харвич. - Ты чего сердишься?

За аллигатора ответил неслышно подкравшийся к Винценту Кроха:

- Дуррь-ю мается! Бездельник!

- Ну почему бездельник, - возразил Харвич. - Наверное, и у него какие-то дела имеются. Свои, крокодильи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});