Рукопись из Тибета - Валерий Ковалёв

— Э-э, не скажи, — рассмеялся земляк. — Вот тут — то начинается самое интересное.

Зная, что такое деньги и какие замечательные вещи можно выменять на эти бумажки, пираха отлично управляются со своими финансами.

Не умея считать и не понимая номинала купюр, они точно знают, какой высоты должна быть горка бутылок горькой воды — кашасы, которую за эту штучку дадут бледнолицые. То же относится и к ряду других товаров, необходимых в сельве.

«Здравствуйте», «как дела?», «спасибо», «до свидания», «извините», «пожалуйста» — массу слов люди большого мира используют, чтобы показать, как хорошо они друг к другу относятся и как заботятся о комфорте себе подобных.

Ничего из вышеперечисленного пираха не говорят. Никаких приветствий, прощаний и извинений. Они и без всего этого друг друга любят и не сомневаются, что и все окружающие априори счастливы их видеть.

Вежливость — это побочное дитя взаимного недоверия — чувства, которого пираха, лишены полностью.

Живущие в сердцевине бушующей красками сельвы, в окружении самых пестрых на свете птиц, цветов и насекомых, они как-то не удосужились научиться различать цвета.

Слов, обозначающих краски этого мира, у детей природы всего два: «темное» и «светлое». И при том, что они явно не дальтоники.

А еще пираха не понимают, что такое стыд, вина или обида.

Если Хааиохааа уронил рыбу в воду, это плохо. Рыбы нет, обеда нет. Но при чем тут Хааиохааа? Он ведь просто уронил рыбу в воду. Если маленький Киихиоа толкнул Окиохкиаа, то это плохо, потому что Окиохкиаа сломал ногу и нужно ее лечить. Но это случилось потому, что это случилось, вот и все.

А если Кохои застрелил из лука белого человека, так это потому, что тот хотел украсть у него горькую пьяную воду, но теперь все хорошо. Если семья белого человека сердится, она может попробовать убить Кохои.

— Удивительное согласие, царящее между этими людьми, напоминает мне о рае, — поднял вверх палец вождь.

В это время гребцы изменили курс лодки и она, выполнив поворот, вошла в один из многочисленных рукавов Ориноко, который был вдвое уже.

Многоцветная стена зарослей придвинулась ближе, какофония лесных звуков стала мелодичней.

— Так. Надо дать парням передохнуть, — обозрев местность, сказал Кайман, после чего издал серию мягких звуков.

Индейцы молча кивнули, челн замедлил ход и, гася кильватерную струю, ткнулся в низкий берег.

Пока Кокои с Ораха, ополоснувшись в прозрачной воде, с удовольствием нежились на травке, Кайман извлек из-под банки мачете, пригласив гостя прогуляться по саду. Так он называл джунгли.

— Ты когда-нибудь пробовал дуриан? — поинтересовался у меня, углубляясь в заросли и раздвигая лианы.

— Что — то о нем слышал, а вот пробовать не доводилось, — отмахиваясь от налетевших бабочек, ответил я, чувствуя, как покрываюсь испариной.

— Вот он, перед тобой, — показал на одно из многочисленных деревьев спутник и прорубился к нему ближе.

На раскидистых, причудливо переплетенных ветвях, висело множество здоровенных колючих шишек.

Срезав длинный прут, Кайман сбил десяток. Они были золотисто-коричневого цвета, в диаметре сантиметров пятнадцать и весом килограмма три-четыре.

Перевязав добычу лианой, главарь сунул мне половину, после чего мы вернулись на берег.

Там Кайман ловко расколол четыре плода (пахли они не ахти) и вручил каждому.

Похожая на пирожное сердцевина напоминала заварной крем, была такой же сладкой и отличалась нежнейшим вкусом.

Я быстро расправился с деликатесом, вождь протянул мне свою половину: «на, возьми, обрыдло. Мне бы хлебца». Совсем, как в известном фильме.

Затем, сполоснув липкие руки с лицами, мы продолжили путешествие, и я попросил вождя продолжить сагу о необычном племени.

— Пираха живут в моногамных браках, но ровно до тех пор, пока это устраивает обоих, — прищурился он на солнце.

— Если муж плохо охотится и не может прокормить семью, жена ищет себе другого мужчину. Когда же жена не ловит рыбу, не выращивает в огородике овощи и не ходит с собаками в лес добывать мелкую дичь, то муж, с точки зрения пираха, имеет полное право ее бросить.

Особенно если та перестала быть молоденькой и сексапильной.

Каждый имеет право делать то, что ему хочется, причем никакие стыд и вина не нависают над головами детей природы.

Даже маленьких детей тут не ругают и не стыдят. Им могут сообщить, что хватать угли из костра глупо, играющего на берегу ребенка придержат, чтобы тот не упал в нее, но бранить и воспитывать пираха не умеют.

Иногда это уважение к чужим правам принимает пугающие европейца формы. Если грудной младенец не берет материнскую грудь — значит, никто не будет кормить его насильно: ребенку виднее, почему он не ест. Вмешиваться не стоит.

Когда женщина, ушедшая к реке рожать, не может разрешиться и третьи сутки оглашает воплями лес — значит, она не хочет этого делать, а желает умереть. Незачем соваться туда и отговаривать ее от этого.

Разве что муж может пойти поговорить с ней — вдруг у него найдутся веские аргументы.

Пираха знают, что они, как и все живое — дети леса.

Вот есть обезьяны, есть ягуары, а есть пираха. Лес полон тайн… даже нет, лес — это вселенная, лишенная законов, логики и упорядоченности.

И большую часть того, что там, в лесу, происходит, они не могут увидеть, как крокодил, сидя в реке, не может видеть, что булькает в котелке, поставленном на огонь перед хижиной, лишь запах донесется до его ноздрей. Не больше.

В лесу, по верованию племени, обитает множество духов. Например, туда уходят все мертвые и ведут там загадочный образ жизни, который и не стоит пытаться понять. Лично меня поражает, насколько пираха — жители сельвы, опасаются ее.

Однажды там потерялся пожилой охотник, и племя нашло его на третий день буквально ополоумевшим от ужаса.

«Понятно, — говорили пираха, — лес посмеялся над охотником как следует».

Но страх пираха — это не страх европейца. Когда мы боимся, нам плохо.

Они же считают страх просто очень сильным чувством, не лишенным определенного очарования. Можно сказать, что они любят бояться.

«Пойду в лес, немного побоюсь и добуду еды», — с улыбкой говорит охотник, вешая на плечо свой длинный лук. Однажды, проснувшись утром, я увидел, что вся деревня столпилась на берегу.

Оказалось, туда пришел какой-то знакомый дух, желавший о чем-то предупредить пираха, вот они и вышли с ним поболтать.

Выйдя на пляж, я обнаружил, что толпа, стояла вокруг пустого места и испуганно, но оживленно с этим самым местом беседовала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});