Скиф-Эллин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Город Гордион располагался на правом берегу речушки Сангария, в том месте, где к ней приближается ее приток Порусук. Когда я был в этих краях в последний раз, здесь была деревенька, огороженная частоколом. Сейчас это сравнительно большой город по меркам данной эпохи, то есть тысячи три жителей. Стены переменной высоты, от четырех метров по берегу реки до шести возле главных ворот, сложены из разнокалиберных камней, скрепленных раствором. На такую можно запросто залезть даже без лестницы или веревки с «кошкой». Башни прямоугольные, метра на три выше и с плоскими деревянными крышами. Улицы выложены брусчаткой. Посередине проходит открытый канализационный желоб, по которому нечистоты стекают в реку, из которой набирают воду для питья. Впрочем, в богатых домах есть колодцы. Дома почти все одноэтажные, с плоскими крышами, хотя зимой выпадает снег и лежит пару месяцев. В доме, в котором остановился на зиму я со своей семьей и слугами, на кухне над очагом был дымоход — редкое пока что явление. Остальные комнаты обогревались жаровнями. Грекам было тяжковато зимовать в таких условиях, а вот для горцев, включая бессов, условия были привычные. Парменион передал солдатам пожелание Александра Македонского не притеснять население покоренных городов, но царь был далеко, а зимы в этих местах холодные, поэтому хозяева домов всей семьей обычно жили в сарае. В моем случае именно так и было.

К весне в городе появились проблемы с едой. Купцы, кончено, подвозили провиант со всех концов Малой Азии, но слишком много народа оказалось собрано в одном месте. Цены стремительно поползли вверх. В начале весны амфора вина стоила уже триста драхм — почти на порядок дороже, чем осенью.

Меня выручали охота и рыбалка. Причем охота только в первые месяцы, потому что таких, как я, было много, из-за чего вскоре не осталось дичи поблизости, приходилось уезжать километров за тридцать-сорок. Зато с рыбалкой получилось лучше. Река Сангария мелководна, в самом глубоком месте возле города по шею мне, а берега заросли камышом. Она мне напомнила реку Молочную в Запорожье, откуда была родом моя мать и куда я несколько раз приезжал на каникулы к дальней родне. Эта родня ставила в камышах стенку из пяти вентерей. Это цилиндрическая сеть с двумя крыльями. Концы крыльев прикреплены к кольям, которые втыкаются в дно. Рыба натыкается на крыло, идет вдоль него до цилиндра, в котором входное отверстие утроено так, что вплыть можно, а выплыть проблематично. В итоге в цилиндре накапливается пойманная рыба, живая и здоровая, в отличие от застрявшей в ячейках обычной сети, которая быстро гибнет, поэтому вентеря можно трусить раз в несколько дней. Обнаружив у хозяина дома старую мелкую рыбацкую сеть, я вспомнил про вентеря, заказал железные обручи для цилиндров, по четыре на каждый, и колья. Скилур при помощи двух бессов, живших на родине на берегу озера и имевших представление о рыбацких сетях, изготовили шесть вентерей, которые мы поставили на реке. С тех пор, когда заканчивалось мясо и лень было ехать на охоту, трусили вентеря и ели свежую рыбу. Чаще всего попадались усачи — рыба семейства карповых с двумя парами маленьких усиков у уголков рта. Средняя длина сантиметров тридцать-сорок, но изредка ловили экземпляры до семидесяти. Особенностью этой рыбы является то, что икра у нее ядовита. Я узнал об этом в Новороссийске, где на рынке покупал балык из усача под пиво. Там же узнал и правильный способ ее приготовления. Поскольку все карповые костлявы, надо перед жаркой «пошинковать» ее ножом с шагом в полсантиметра. Благодаря надрезам, кости сильно прожарятся, так что можно есть вместе с ними. Что мы и делали, запивая разбавленным вином, которое я награбил по пути к Гордиону и не стал продавать, зная по опыту, что будет со снабжением к весне. Жареная, жирная, похрустывающая на зубах рыба отлично шла под кисловатое вино. Кстати, жарили мы ее на оливковом масле в чугунной сковороде, отлитой по моему заказу. Пока что мясо и рыбу предпочитают варить или запекать на углях. Жареное в диковинку, поэтому гости за моим столом не переводятся, но заказывать себе сковороду никто не спешит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В начале апреля в Гордион прибыл царь Александр с основной частью армии. За пару дней до его прибытия всем наемникам из корпуса Пармениона приказали расположиться лагерем за крепостными стенами и без приглашения в город не входить. Гордион только для македонцев. Я, конечно, не шибко обидчивый, но почему-то остро почувствовал себя второсортным. Какие-то дикари необразованные считают себя выше меня. Однако! За нас отомстили местные жители. К нам они притерпелись и успели забыть многие обиды, а вот на македонцев, которые были почему-то уверены, что в Гордионе их ждут склады с продовольствием, а убедившись в обратном, начали отбирать то, что не успели мы, горожане принялись стучать царю, направляя одну делегацию разгневанных жителей за другой. В итоге вместо запланированного двухнедельного отдыха армия убралась через восемь дней, сразу после прихода «отпускников» и пополнения — конницы и пехоты из Македонии и греческих полисов. Греков было больше, примерно две трети из прибывших. Победы Александра Македонского навели многих эллинов на мысль, что пора бы присоединиться, чтобы и самим урвать что-нибудь.

Торопливому отправлению в поход способствовали еще и вести с морей. Царь царей Дарий назначил Мемнона главнокомандующим всеми силами в Малой Азии, и тот развил бурную деятельность, стараясь перенести войну в Грецию и Македонию. Он захватил остров Хиос, почти весь Лесбос, осадив последний не сдавшийся пока город Митилену. Ходили слухи, что готовит десант на Эвбею, откуда до Македонии рукой подать. К тому же, кто-то донес Александру Македонскому, что Афины и Спарта ведут переговоры с персами.

За день до отправления в поход царь совершил очередной подвиг — решил проблему гордиева узла. Это был сложный узел из кизилового лыка, который удерживал ярмо на дышле колесницы, которая стояла в храме уже черт знает сколько лет, из-за чего лыко одеревенело. Чтобы развязать, его надо было предварительно размочить, что делать не позволяли жрецы. Александр Македонский тоже не развязал и даже не разрубил, а всего лишь обругал и узел, и колесницу, и жрецов храма. Для последних все могло кончиться очень печально, если бы какой-то архитектор из свиты не подсказал царю, что можно вытянуть гестор (крюк в передней части дышла), благодаря чему ярмо само спадет вместе с узлом. Архитектор, видимо, предполагал, что так Александру Македонскому будет легче развязать узел, но дальнейших действий не потребовалось. Перепуганные жрецы сразу объявили, что ярмо он освободил и с задачей справился, а значит, покорит весь мир. Кстати, фригийцы уверены, что живут в самом центре мира. На радостях царь взял меч у кого-то из приближенных и пару раз рубанул по узлу, оставив на нем всего лишь неглубокие отметки. Разрубить одеревеневшее лыко можно только острым топором за несколько ударов. Холуи тут же объявили, что узел был именно разрублен, что и станет легендой. Не важно, что ты сделал, важно иметь льстецов.

28

Киликийские Ворота — это каньон, пробитый речушкой между гор. Глубина ее сейчас мне по пояс, а ширина максимальная — метров десять. Дно каменистое. Течение очень быстрое. В общем, типичная горная речушка. Длиной каньон километров семьдесят. Не знаю, сколько веков потребовалось речушке, чтобы образовать такой проход в горах, но, думаю, что очень много, судя по двухкилометровой в некоторых местах высоте склонов, поросших кустами и соснами. По большей части склоны крутые, иногда почти отвесные, без специального снаряжения не заберешься. Чаще всего именно в таких местах каньон сужается метров до десяти-двадцати. Разместив в таком месте на склонах по сотне лучников и метателей камней, можно надолго задержать любую армию, в том числе и македонскую, а если отважных парней наберется пара тысяч, то и уничтожить значительную часть оккупантов и заставить уцелевших убраться восвояси.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})