Сумма теологии. Том V - Фома Аквинский

Так, если благо воспринимается как таковое со стороны чувственного осязания и при этом имеет [непосредственное] отношение к поддержанию человеческой жизни или индивида, или вида [в целом], вроде удовольствия от пищи или соития, то оно будет связано с добродетелью «умеренности», или «благоразумия». Что же касается [такого рода] удовольствий, связанных с другими чувствами, то их интенсивность [относительно] невелика, и потому они не доставляют сколько-нибудь серьезных затруднений для разума; поэтому в отношении них не существует никакой добродетели – ведь «добродетель всегда рождается там, где труднее»[224].

С другой стороны, существуют блага, которые различаются не чувствами, а внутренней способностью, и принадлежат непосредственно человеку; таковы, например, богатство и честь, причем первое по своей природе используется ради телесных благ, в то время как последнее основано на схватывании ума. Далее, эти блага могут рассматриваться или как таковые, и в этом отношении они связаны с вожделеющей способностью, или как нечто труднодоступное, и в этом отношении они связаны с раздражительной частью (следует заметить, что в объектах удовольствий от осязания такого различия нет, поскольку эти удовольствия изначальны и принадлежат человеку постольку, поскольку у него есть нечто общее с неразумными животными). Поэтому в отношении денег, если рассматривать их как нечто само по себе благое и как непосредственный объект желания, удовольствия или любви, существует «щедрость», а если рассматривать их как труднодоступное благо и как объект нашей надежды – «великолепие». В отношении того блага, которое называется честью, если рассматривать ее как таковую и как непосредственный объект любви, мы обладаем добродетелью «philotimia», то есть честолюбием, а если рассматривать ее как труднодоступное [благо] и как объект надежды – «величавость». Поэтому щедрость и «philotimia», похоже, находятся в вожделеющей части, в то время как великолепие и величавость – в раздражительной.

Что же касается человеческого блага в отношении других людей, то его, похоже, нельзя рассматривать как труднодоступное, но – только как таковое и как объект вожделеющих страстей. Это благо может доставлять удовольствие человеку от его поведения в отношении другого или в некоторых серьезных делах, то есть в тех действиях, которые, если так можно выразиться, определяются разумом ради достижения должной цели, или в развлечениях, то есть в том, что делается исключительно ради удовольствия и не настолько связано с разумом, как вышеуказанные [серьезные дела]. Затем, вести себя в отношении другого в серьезных делах можно двояко. Во-первых, доставляя удовольствие другому своими речами и действиями, и это связано с добродетелью, которую Аристотель называет «дружелюбием»[225], а еще ее можно назвать «любезностью». Во-вторых, поступая и говоря все искренне, и это связано с другой добродетелью, которую он [(т.е. Аристотель)] называет «правдивостью». И коль скоро искренность скорее родственна разуму, нежели удовольствиям, и серьезным делам, нежели развлечениям, то в отношении удовольствий от развлечений существует отдельная добродетель, которую Философ назвал «остроумием».

Таким образом, согласно Аристотелю, наличествует десять связанных со страстями нравственных добродетелей, а именно мужество, благоразумие, щедрость, великолепие, величавость, «philotimia», ровность[226], дружелюбие, правдивость и «eutrapelia», и все они отличаются в отношении своих материй, страстей или объектов. А если прибавить к ним относящуюся к деятельностям «правосудность», то общее число их [(т.е. нравственных добродетелей)] – одиннадцать.

Ответ на возражение 1. Все объекты одной и той же конкретной деятельности имеют одинаковое отношение к разуму, чего нельзя сказать обо всех объектах одной и той же конкретной страсти, поскольку страсти могут противоречить разуму, а деятельности – нет.

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано, страсти различаются согласно другим принципам, нежели добродетели.

Ответ на возражение 3. «Более» и «менее» не могут обусловливать видовое различие иначе, как только путем привнесения различия в отношение к разуму.

Ответ на возражение 4. Благо является более мощным двигателем, чем зло, поскольку, согласно Дионисию, зло не может обусловливать движение иначе, как только посредством силы добра[227]. Следовательно, зло может чинить препятствия разуму (что и обусловливает необходимость в добродетели) только в том случае, если оно достаточно велико, в связи с чем каждому виду страсти соответствует, похоже, только одно такое зло. Поэтому существует только одна добродетель для всех видов гнева, а именно ровность, и только одна добродетель для всех видов смелости, а именно мужество. С другой стороны, даже небольшое благо той или иной страсти может обусловливать затруднения, в связи с которыми возникает необходимость в добродетелях. Поэтому, как было показано выше, в отношении желаний существуют разнообразные нравственные добродетели.

Вопрос 61. О ГЛАВНЫХ ДОБРОДЕТЕЛЯХ

Теперь подошла очередь рассмотрения главных добродетелей, под каковым заглавием наличествует пять пунктов: 1) правильно ли называть нравственные добродетели главными, или основными добродетелями: 2) об их количестве; 3) о том, каковы они; 4) отличаются ли они друг от друга; 5) правильно ли разделять их на общественные, совершенствующие, совершенные и образцовые.

Раздел 1. ПРАВИЛЬНО ЛИ НАЗЫВАТЬ НРАВСТВЕННЫЕ ДОБРОДЕТЕЛИ ГЛАВНЫМИ, ИЛИ ОСНОВНЫМИ ДОБРОДЕТЕЛЯМИ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не следует называть главными, или основными добродетелями. В самом деле, «противоположности общи по природе»[228], и потому ни одна из них не может быть главнее другой. Но всякая добродетель является одной из противоположностей в роде «добродетелей». Поэтому ни одну из них не следует называть господствующей.

Возражение 2. Далее, цель господствует над средствами. Но теологические добродетели относятся к цели, в то время как нравственные добродетели – к средствам. Следовательно, не нравственные, а теологические добродетели должно полагать господствующими, или основными.

Возражение 3. Далее, то, что является таковым сущностно, главнее того, что является таковым по причастности. Но, как уже было сказано (58, 3), умственные добродетели относятся к тому что является разумным сущностно, тогда как нравственные добродетели относятся к тому, что является разумным по причастности. Следовательно, скорее умственные, а не нравственные добродетели являются основными.

Этому противоречит следующее: Амвросий, поясняя слова: «Блаженны нищие духом» (Лк. 6:20), говорит: «Нам известны четыре главные добродетели, а именно умеренность [или благоразумие], справедливость [или правосудность], рассудительность и мужество». Но все они суть нравственные добродетели. Следовательно, нравственные добродетели являются главными.

Отвечаю: когда речь идет о просто добродетелях, то имеются в виду человеческие добродетели. Но, как было показано выше (56, 3), человеческая добродетель является тем, что отвечает представлению о совершенной добродетели, что [в свою очередь] предполагает правоту желания, поскольку такая добродетель не только доводит до совершенства то, добродетелью чего она является, но и придает совершенство выполняемому делу. С другой стороны, имя добродетели приписывается и тому, что отвечает представлению о несовершенной добродетели и не предполагает правоты желания, поскольку оно просто наделяет способностью поступать правильно без побуждения действовать правильно. Но очевидно, что совершенное главней несовершенного, и потому главными добродетелями [по справедливости] полагаются те, которые подразумевают правоту желания. И это – нравственные добродетели, одной из которых, как было показано выше (57, 4), является умственная добродетель рассудительности. Следовательно, те добродетели, которые принято называть господствующими, или главными, надлежит искать среди нравственных добродетелей.

Ответ на возражение 1. При разделении соименного рода на виды члены разделения находятся в одинаковом отношении к тому, что составляет идею рода (хотя если рассматривать их в их природе как [просто] вещи, то один вид может превосходить другой как по степени, так и по совершенству, как [например] человек превосходит других животных). Но когда проводится разделение со стороны одноименного для нескольких вещей термина, который для какой-то из вещей первичнее, чем для остальных, ничто не препятствует тому, чтобы эти вещи различались по степени даже в отношении того, что составляет идею рода, поскольку сущностное понятие преимущественным образом относится к субстанции, а не к акциденции. И так как определяемое разумом благо не обнаруживается одинаковым образом во всех вещах, то разделение добродетели на различные виды относится к последнему типу.