Эй, там, на летающей соске! - Мария Романушко

И мы смеёмся.

ЛАДУШКИ-ЛАДУШКИ

Ранняя осень. В доме нет горячей воды. Не греют батареи. Мы с Ксюней похожи на два капустных кочана: так много на нас одёжек. Избитое сравнение, но на что же мы ещё похожи? Холодно…

Судорожно соображаю: из чего сегодня сообразить обед? Именно: сообразить, потому что приготовить его не из чего. Антон, оббежав ближние магазины, вернулся с пустой авоськой. “Представляешь, в магазинах один только уксус! Все полки заставлены уксусом! Сюр какой-то…” Наш замечательный мэр Гавриил Харитонович сказал: ничего не поделаешь, живём в условиях блокады. И пустые магазинные полки, и холодные батареи – это звенья одной цепи…

Вот и мы узнали, что значит жить в блокадном городе. А раньше – не знали. Теперь наш жизненный опыт стал богаче.

Вздрагиваю при каждом резком звуке за окном. “Опять экстремисты стреляют?” – “Мама, тебе всюду чудятся экстремисты!”

Антону четырнадцать, и потому он смеётся. А я думаю: неужели гражданская война – это неизбежность? Страшно выходить на улицу.

Доктор Кашпировский, который прошлой осенью и зимой с экранов телевизоров утешал и примирял, – облит грязью и предан забвению… Содержателям этого большого сумасшедшего дома не нужны те, кто внушает надежду на исцеление.

Кому здесь нужны книги о любви? Эротика, порнуха – это пожалуйста, это только разжигает страсти. Которые уводят от света во тьму… Всё это – на руку содержателям, а точнее – надсмотрщикам.

Сочетание сумасшедшего дома с публичным. Психушка с красным фонарём у входа. Авторы довольны. Такого результата удаётся достичь не часто.

Девятый вал конкурсов красоты… Хищные мордочки претенденток. Акульи оскалы победительниц.

Итак, что же я приготовлю сегодня на обед?

“Где достать ваши книги?” – Нигде, дорогие читатели. Нигде. Для них нет издателя и нет бумаги.

Так, Ксюне манная кашка из пакетика. Нам… -?

На пшено у Антона аллергия, яйца давно кончились (последнее яйцо я разделила на двоих детей, как и последнее яблоко), котлеты, которые принёс папочка, пришлось выбросить в мусорное ведро: они оказались зелёными. “Ну, мамася, значит, у нас ещё не настоящая блокада, если ты такие хорошенькие котлетки выбрасываешь!” – смеётся Антон.

(“Наверное, тебя это никак не касается – то, что сейчас вокруг. У тебя другие заботы…” – всплыла строка из письма подруги).

К счастью, есть ещё немного перловой крупы. Вот уже вторую неделю у нас на обед – супчик из перловки на воде. Очень, надо заметить, удобный супчик! Во-первых: перловка внутри у едока долго-долго переваривается… и, пока она там переваривается, есть совершенно не хочется. Во-вторых: на другой день крупа в супе сильно набухает, и супчик, загустев, временно перестаёт быть супчиком, превратившись в плотный концентрат. Но… если этот концентрат разбавить водой, супа опять становится полная кастрюля! И так – много раз. (Тут вспоминается сказка про кашу, которую никак не могли съесть. Она всё пёрла и пёрла из котла… Наверное, каша была перловой). Муж мной гордится и даже хвалится по телефону друзьям: “Моя жена умеет готовить суп из одного компонента. И так вкусно получается! Наверное, она знает какие-то волшебные слова…”

У меня три волшебных слова: Я ВАС ЛЮБЛЮ.

А вот и детка проснулась…

– Доброе утро, солнышко!

Солнышко улыбается и делает “ладушки”. Она только вчера научилась и очень радуется этому своему умению. “Ладушки-ладушки, где были? У бабушки…”

Не были мы у бабушки. И бабушка не была у нас уже давно. Бабушка ходит на работу, и на все наши призывы бросить её – всё же не увольняется. Бабушка боится грядущей безработицы.

В свободные свои часы бабушка стоит в километровых очередях, добывая хлеб насущный.

– Ладушки-ладушки…

Но ведь не под пустым небом живём, Господи?…

“Смотри на это как на карнавал”, – говоришь ты.

Да, я смотрела бы на это как на карнавал…

Уйдя за хлебом, Антон пропал на два часа. Моросящая мерзость на дворе – как в ноябре. Нас обжулили даже на бабье лето! Антон ушёл в резиновых сапогах на тонкий носок. Тёплых носков не купишь, башмаков тоже. “Смотри на это как на карнавал…” Скоро начнём плести лапти. Было бы из чего – уже научились бы.

Антон вернулся с роскошной по нынешним временам добычей – тремя буханками хлеба. Серого, сырого, плохо пропечённого, но – хлеба! Завершив рассказ о том, как и где он его добывал, со вздохом признался: “Терпеть не могу стоять в очередях.”

…Моя восьмидесятилетняя крёстная когда-то торжествующе сообщила мне: “Я научилась стоять в очередях! Я – смирилась. И потом: я ищу для себя развлечение – смотрю на лица людей, заговариваю с ними…” Моя крёстная не была любительницей магазинных очередей, моя крёстная была поэтом.

Господи, неужели я должна учить своего мальчика этой науке? Неужели он родился под этим серым небом для того лишь, чтобы разучиться писать стихи и научиться стоять в очередях?

“Ладушки-ладушки…”

И девочку мою – тому же?!

“Смотри на это как на карнавал…”

Основательно промёрзнув, Антончик свалился с ангиной.

Господи, неужели за эти три серые буханки мы должны платить сорокаградусной температурой, бессонными ночами, нервами?… Господи, я не могу так жить. Я не хочу учить этой бессмысленной науке своих детей.

Господи, почему же я тогда не собираю чемоданы? Ведь это так просто. Во имя каких принципов и идеалов я сижу здесь и проливаю напрасные слёзы, которые капают на мельницу без зерна?… Может, я просто трусиха? Или я уже сломлена этой системой и у меня нет ни воли, ни сил?… Почему я не уезжаю, Господи? Почему не спасаю своих детей? Почему мой материнский инстинкт не возьмёт верх над интеллигентским: “Мы здесь нужны”?

Кому я здесь нужна, Господи?

ПРО АКРИДЫ, СВОБОДУ ВЫБОРА И КГ МЯСА

– Я так счастлива, так счастлива! – мамин голос звенел в телефонной трубке молодо и задорно. – Я достала для вас килограмм мяса! Правда, простояла в очереди четыре часа, но это неважно…

Я слушала её и мне хотелось плакать. Моя бедная мама… она так любила Чехова и Куприна. Она каждую свободную минуту бралась за книгу. Мы обсуждали с ней (давно когда-то – словно бы в другой жизни!) все книжные новинки. Мама с книгой в руках – воспоминание из моего детства и юности. Мама с авоськами в руках – это теперь.

– У тебя что-то случилось? Почему у тебя такой голос? – встревожилась она на другом конце провода.

– Нет, мамочка, всё в порядке. Спасибо тебе большое. Жалко только, что ты столько времени потратила.

– А что делать?…

Действительно, что делать, когда мне нечего приготовить вам на ужин?

– Не переживай, – ободряет меня Антон. – Вон пустынники одними акридами питались – и ничего.

– А где мне взять эти акриды?

– Хм… в самом деле. Но ведь… папа принесёт, наверное, что-нибудь в клювике вечером?

– Бедный папа. Бедная бабушка. Что-нибудь принесут. У нас, как в первобытные времена, во главу угла встала проблема пропитания…

– Ну, не такие уж бедные, мамася! С голоду пока не умираем.

– Проблема ведь не в том, Антончик, питаться акридами или сосисками. Я согласна на акриды. Но я не хочу о них думать! Я хочу думать о совсем других вещах! О своей новой книге, например…

Беда в том, что меня (нас всех) лишили СВОБОДЫ ВЫБОРА. Пустынник уходил в пустыню и питался там одними акридами по СВОЕЙ ВОЛЕ. Да и не за акридами он шёл, а за духовным совершенствованием. Он не стоял часами в очередях. Питался, чем Бог послал, и думал при этом о возвышенном. По сравнению с нами, у него были идеальные условия. О, как бы я хотела жить в той пустыне!…

И не потому я сетую, что мне трудно. А потому, что трудности эти мне навязаны. Я их раба. И нет у меня никакого выбора…

– Совсем никакого? – спрашивает Антон.

И мы некоторое время молчим, обдумывая ответ на этот мрачный вопрос.

– Ты прав. Выбор всегда есть. И в нашем случае вполне определённый: или остаться людьми – или…

* * *

Такая мучительная тревога стиснула всё внутри… Еду в трамвае, дождь, ограда Ваганькова, там Лёня и Володя… Господи, с кем ещё придётся разлучиться, и где взять силы для всех грядущих разлук?…

Еду в дождливый, прогорклый центр, зачем-то, вроде как – развеяться, отдохнуть, отключиться от кухни, от Ксюшиных слёз, которые – как этот дождь… И вдруг – солнышко в прорехе, красный закат, всё красно, тревожно… Зачем-то захожу в “Магазин моды”. Зачем-то покупаю красную соломенную шляпу. Зачем? ведь лето уже кончилось…

Покупаю себе шляпу исключительно для поднятия тонуса. Дома мы её поочерёдно примериваем, все, включая Ксюню. Смеёмся… Вернее – пытаемся смеяться. Антон в жару, Ксюша начинает покашливать…